ПЛЕННИК ИЧКЕРИИ

Фото: Через час после освобождения Николая Иванова из плена. Чечня. 11 октября 1996 года. Слева — Евгений Расходчиков

ОКАЗАВШИСЬ В РУКАХ БОЕВИКОВ, ВОЕНКОР ИВАНОВ МОГ РАССЧИТЫВАТЬ ТОЛЬКО НА ЧУДО

Имя генерала Евгения Расходчикова, ветерана Группы «Альфа», ничего, пожалуй, не говорит широкой общественности. Всю свою жизнь он привык быть в тени. И когда в 1980-х годах был зачислен в легендарное спецподразделение КГБ, и все последующие годы — до выхода в отставку.

Между тем, именно Евгений Расходчиков возглавил Управление физической защиты Федеральной службы налоговой полиции. Затем создавал спецназ Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, будучи начальником Управления специального назначения Департамента специального и криминалистического обеспечения ФСКН.

В дальнейшем генерал Расходчиков занимал ответственные должности в Генеральной прокуратуре РФ и «Росрезерве». Весной 2015 года Евгений Васильевич был избран на общем собрании в Совет Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа».

Сегодня мы знакомим читателей «Спецназа России» с операцией по освобождению в 1996 году из ичкерийского плена полковника ФСКН, писателя и военного журналиста Николая Иванова.

За эту спецоперацию генерал Расходчиков награжден орденом Мужества.

«НАДО ЛЕТЕТЬ ОБРАТНО В ЧЕЧНЮ»

Главный редактор газеты «Налоговая полиция» Николай Иванов попал в ичкерийский плен 21 июня 1996 года. В неволе, хлебнув лиха, ему было суждено провести четыре месяца, а могло быть — много больше! Исход дела решили четкие, выверенные действия группы Евгения Расходчикова.

Пленник, которого ему пришлось вызволять — человек неординарный. Родился Николай Фёдорович Иванов в селе Страчево Брянской области в 1956 году. В 1971 году после восьми классов поступил в Московское суворовское военное училище. Окончил факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища.

С 1977 года — в военной журналистике. Начинал с корреспондента солдатской газеты в Воздушно-десантных войсках. Не желая быть «белой вороной», за период службы в ВДВ совершил более шестидесяти парашютных прыжков.

Воевал в Афганистане, награжден орденом «За службу Родине в ВС СССР» III степени, одним из первых журналистов в послевоенное время награжден медалью «За отвагу»; ЦК комсомола вручил ему знак «Воинская доблесть».

В отдел очерка журнала «Советский воин» Иванов пришел специальным корреспондентом, неоднократно вновь летал в Афганистан. В 1992 году он стал главным редактором этого издания. В октябре 1993 года, отказавшись публиковать материалы в поддержку расстрела Белого дома, личным приказом Министра обороны Павла Грачёва был снят с должности «за низкие моральные качества» и уволен из Вооруженных Сил.

Службу Николай Фёдорович продолжил в органах налоговой полиции, создавал и редактировал газету «Налоговая полиция». Во время командировки в Чечню в июне 1996 года был захвачен в плен боевиками.

К тому времени город Грозный оказался в руках ичкерийских сепаратистов. После подписанного в Хасавюрте генералом Лебедем договора российские войска покидали республику, которая де-факто становилась независимым государством — Чеченской Республикой Ичкерия (ЧРИ). В этих условиях перед генералом Расходчиковым была поставлена задача — сделать все, чтобы освободить из плена полковника Иванова.

— Когда город отошел к боевикам, а слухи о взятии Грозного ходили за неделю до штурма, у нас оборвались все связи и наработки по освобождению, — рассказывает Евгений Васильевич. — Ведь мы действовали-то в контакте с местной ФСБ, их посредниками. Ничего не оставалось делать, как возвращаться назад, в Москву. И начинать все сначала.

Только и Москва не могла ответить на сотни вопросов, и главные из них — где находится Иванов, у кого и, вообще — жив ли? И азарт уже пошел, заработало чисто профессиональное самолюбие: неужели не вытащим?

Примерно через неделю я попросился на прием к директору ФСНП Алмазову:

— Сергей Николаевич, надо лететь обратно в Чечню. Из Москвы мы его не вытащим. Разрешите?

— Кого хотите взять с собой?

— Геннадия Нисифорова.

— Он в командировке в Тамбове.

— Завтра утром будет здесь, вечером вылетим.

— Давайте, действуйте. Разрешаю принимать любое решение, исходя из ситуации. Только осторожнее. Если еще пропадете и вы…

Так снова оказались с Геннадием в Чечне. Мы ее прошли с самого начала боевых действий, знали друг друга настолько, что на рисковые мероприятия, «стрелки» — встречи с бандитами — ходили по одному: если что-то случится, допустим, со мной, Гена будет знать, каким образом и где меня вытаскивать. Точно так же он надеялся на меня.

На наше счастье, в списках мелькнуло село, около которого произошло пленение Иванова. Больше того — главарь банды оказался родом из этого же района. Подумали: а что, если родственники одного задержанного боевика, назовем его Муса, сами надавят на соседнее село и главаря? Проверили данные по Мусе — ни громких дел, ни убийств, ни насилия, ни участия в боевых действиях. Руководство ФСНП обратилось в Генеральную прокуратуру: просим рассмотреть возможность обмена Мусы на нашего офицера. Следователи приступили к оформлению необходимых документов…

В Грозный дорожка нам, конечно, оказалась закрыта. Стали подбираться к командирам отрядов самостоятельно, без посредников, которые частенько ради своей выгоды искажали информацию, задерживали ее. Ходили, конечно, в рванье, чтобы не привлекать особого внимания, ни о каких средствах связи или охране не могло быть и речи. Тем не менее по старым связям удалось выйти на главаря, который захватил Иванова. Он представился Рамзаном. С ехидцей посмотрел на меня:

— А ты не из налоговой полиции. Наверняка из ФСБ.

— Да, я бывший комитетчик. Более того, из «Альфы». Ну и что из этого?

— Вот тебя бы взять. Мечта жизни.

— Но это нужно еще попробовать.

— Ладно, давай попробуем поработать по Иванову. Ты уважаешь мои интересы, я попробую уважить ваши.

— Но Иванов жив? Мы не пустышку тянем?

— Жив. Даже что-то пишет, недавно листки отобрали.

— Мне нужно подтверждение, что он жив на сегодняшний день. И с этого момента начнем работу.

— Будет тебе подтверждение. Но только он давно уже не у меня.

ДОСТАЮ ГРАНАТУ, ВЫДЕРГИВАЮ ЧЕКУ

Тем временем родственники Мусы, которых мы разыскали, сразу загорелись идеей обмена. Послали ходоков к Рамзану, отыскали его, организовали нам новую встречу.

— А какая нам выгода отдавать Иванова сейчас? Мы его подержим еще месяца три-четыре, миску похлебки как-нибудь найдем для такого дела. А потом и назовем окончательные условия его освобождения, — стали набивать они цену.

А я чувствую: время уходит, ситуация в Чечне меняется не в нашу пользу, мы начинаем зависеть от любых случайностей. Время, как и боевиков, требовалось подталкивать, чтобы удержать инициативу в своих руках. Но каким образом?

Спасти ситуацию мог лишь Муса. Прошу привезти его из Владикавказа в Грозный. Когда «товар» перед глазами, с ним расставаться всегда тяжелее. Извиняюсь за такое циничное выражение, но тогда наш коллега Иванов и Муса шли как товар, куда от этого деться!

Мусу в наручниках доставила под конвоем наша физзащита. Понять руководителей можно: чеченца привезли в родные края, где практически не осталось федеральных войск. Сделает ноги — и как оправдываться перед Генеральным прокурором?

В то же время понимаю, чувствую: покажу родным Мусу в таком эскорте, полного доверия не вызову. А мне нужно только оно. Вспоминаю, что Алмазов разрешил принимать любое решение. Окунаюсь с головой в ледяную воду — принимаю: наручники — снять, конвой — в Москву, Мусу — к родным в дом.

Пробираемся в село окольными путями. Родители как вцепились в сына, чувствую, не отдадут больше никогда. А документы на его освобождение — это в случае удачного обмена — у Саши Щукина, который из следователей остался один. Так и замерли перед последним прыжком: с одной стороны я, Гена Нисифоров, Саша Щукин и наш бессменный проводник Бауди, с другой… Да, в какую же мышеловку мы полезли!

Но интуиция не подвела. Додавили ведь Рамзана всем селом, всем родовым кланом. Не знаю, чего там было больше — просьб, угроз, но нам передали: обмен состоится в одиннадцать часов дня одиннадцатого октября.

В одиннадцать Рамзан стоял на «стрелке». Спрашиваю его:

— А где Иванов?

— Деньги утром, стулья — вечером. Сначала вы выполняете наши условия.

— А я с тобой буду говорить только после того, как напротив посадишь Иванова и я увижу, что он жив.

— Так не получится. Условия диктую я. Стулья…

— Условия будет диктовать ситуация. А она такова, что завтра я улетаю в Москву. Вместе с Мусой. И ты со своими проблемами можешь остаться один на один. И на сколь угодно долго.

— Ну ты крутой, размахался. Иванов жив, но далековато. Его надо еще привезти.

— Поехали, привезем вместе.

— А не боишься? — Рамзан вытащил пистолет, снял с предохранителя.

— Да вроде нет, — достаю гранату, выдергиваю чеку. — Если что, ни твоя, ни моя.

— Ну ты брось, брось. Еще нечаянно отпустишь. Нам надо еще кое с кем посовещаться. Подожди.

И исчез. Проходит час, второй, третий. Я дергаюсь, но больше не за себя, а за Москву и Моздок: знаю, все руководство во главе с директором ждут от нас вестей, а тут еще конь не валялся. И связи никакой, одна граната в руке. Гена, Саша и Бауди стоят чуть в стороне: если пойдет провокация, чтобы не уложили одной очередью. И с места ведь не уйдешь, другого раза может не повториться.

Мимо проскакивают машины, ясно — идет проверка. Убежден, что весь район оцеплен, и надежда только на родственников Мусы, которые пообещали по горскому обычаю не дать гостей в обиду. А тут уже и темнота подступает.

Рамзан явился в сумерках, с дополнительной охраной:

— Ладно, будет тебе Иванов. Но чуть позже.

Все ясно: они ждут ночи. Так и получилось. Встретились на перекрестке дорог — толпа женщин, боевики… Привели изможденного, обросшего бородой мужчину. Спрашиваю, чтобы уж наверняка:

— Как имя-отчество Алмазова?

— Сергей Николаевич.

— Ты — Иванов?

— Да.

— С возвращением. Поздравляю!

И обнимаю его.

— А вы… кто? — спрашивает Николай Фёдорович.

— Расходчиков. Из физзащиты.

В том человеке, которого вывели из машины, прежнего Иванова узнать было невозможно. Похудевший, заросший, в обмотках. Его фотографии имелись у каждого оперативника, но то, что увидели…

Потом сказал ему:

— А самая большая мечта у нас с Геннадием была — освободив, надавать, чтобы не лез, куда не надо. А увидели — и остыли…

Переночевали в селе. Под охраной «наших» чеченцев. Утром ехать было как-то безопаснее. Ночью могли перехватить или элементарно расстрелять машину.

— На каких условиях меня обменяли? — спросил Иванов.

— Тебе это сейчас важно? — пожал я плечами. — Главное, что вырвали. «Есть у Родины тайны, которые умирают вместе с солдатами», — так, кажется, сказал кто-то из поэтов. Потом сам все узнаешь.

Утром нас вышла провожать половина села. На трех машинах подъехали вооруженные с головы до ног боевики, взяли нас в середину кортежа.

Добрались до Моздока. Ночуем там. Утром по радио дали сигнал точного времени — восемь часов. Начались последние известия. И вдруг в эфире прозвучало: «В результате специальной операции оперативников Налоговой полиции России вчера освобожден из чеченского плена писатель, полковник Николай Иванов». Все, спецоперация завершена, финальная точка поставлена.

ВОЕНКОР ВСЕГДА НА ПЕРЕДОВОЙ

После подобных потрясений обычные журналисты, как правило, стараются не выезжать больше в горячие точки. Иное дело — военкоры! Николай Иванов вскоре едет на Северный Кавказ заместителем главного редактора газеты «Чечня свободная», издававшейся на освобождаемых территориях республики.

Затем у него будет организация выездного Пленума Союза писателей России в Гудермесе (2000 год), выезды на пограничные заставы, организация и выезды в составе творческих десантов (писатели, художники, артисты) в Моздок, Шатой, Старые Атаги к землякам — сводному отряду брянской полиции. Руководством УМВД по Брянской области в 2013 году он награжден Знаком «За службу на Кавказе».

Опытом, приобретенным во время своих командировок в зону боевых действий, Иванов охотно делится с журналистами центральных и региональных СМИ, являясь одним из преподавателей курсов экстремальной журналистики «Бастион».

Во время наводнения на Северном Кавказе в 2002 году Иванов создавал в Ставрополе пресс-центр Росавтодора, итогом этой работы стала его книга «Кавказ. Укрощение стихии». На следующий год он отправляется в поездку от Читы до Хабаровска (2500 км) по строящейся автомагистрали «Амур».

За книгу «Амур» собирает Россию» Николай Фёдорович становится лауреатом «Имперской премии» имени Э. Володина.

Во время конфликта Грузии с Южной Осетией в августе 2008 года в качестве специального корреспондента журнала «Подмосковье» полковник Иванов выехал в Цхинвал с первой колонной гуманитарной помощи. После этой поездки он стал организатором и выездного Пленума Союза писателей России в Южной Осетии и Беслане: для Иванова делиться впечатлениями с коллегами по перу так же естественно, как и патронами во время боя. Еще раз в Цхинвал он поедет уже делиться опытом работы в экстремальных условиях с местными журналистами.

Потому не случайно в книгах Николая Иванова столько правды, эмоций и точных характеров, наблюдений. Полковник Николай Иванов — писатель, пришедший в литературу из военной журналистики, но никогда не оставляющий ее. И премия отечественного родоначальника «журналистских расследований» Юлиана Семёнова стала достойной наградой военному писателю.

Николай Фёдорович — Сопредседатель правления Союза писателей России. Автор более двадцати книг прозы и драматургии, лауреат литературных премий имени Николая Островского, Михаила Булгакова, «Сталинград», ФСБ.

Драматические события 1996 года — захват, неволя и освобождение — стали сюжетом повести «Вход в плен бесплатный, или расстрелять в ноябре».

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»