Автор: ИГОРЬ БАРИНОВ

УМЕТЬ ВЫЖИТЬ В БОЮ

«АЛЬФА» И ДЕСАНТУРА ПОЛКОВНИКА БАРИНОВА

Назначение главой Федерального агентства по делам национальностей полковника Игоря Баринова, политика, депутата Госдумы и ветерана Екатеринбургской «Альфы», вызвало волну обсуждения — почему именно он и что это может означать? Предлагаем читателям самим ответить на этот вопрос, ознакомившись с записками Игоря Вячеславовича.

ПОКОЛЕНИЯ ВОИНОВ

Вот уже несколько поколений мужчин нашей семьи выполняют самую важную и самую мужскую работу — Родину защищают. Мой прадед — офицер царской армии, Георгиевский кавалер, прошел всю Первую Мировую войну.

Дед, Иван Афанасьевич Трубников, также стал кадровым военным. Был пехотинцем, сражался в годы Великой Отечественной. Позже стал преподавателем. Сначала в Ленинградском военном училище, затем в Новочеркасском. Это училище, в котором преподавал дед и которое закончил мой отец, полковник Баринов Вячеслав Иванович.

Мое детство прошло в пермском военном городке. Папа целыми днями пропадал на службе, мама — Светлана Ивановна — на работе. Ее профессия очень мирная — инженер-строитель.

С детства я полюбил спорт. Дух состязания просто завораживал меня. Собирал спортивную литературу, подшивки газет и, разумеется, сам активно занимался спортом. Записался сразу в несколько секций. В результате к концу школы я имел уже первый разряд по боксу. К слову сказать: хорошая физическая подготовка впоследствии не раз выручала меня.

Десятый класс стал для меня своеобразным уроком жизни. Дело в том, что отца перевели в Саранск, семье, естественно, пришлось переехать вместе с ним, — и я пошел в новую школу. Поначалу меня встретили не слишком благожелательно. Я был высокий, худенький и очень независимый. В первую же неделю произошло несколько драк. Я вышел победителем. Придирки прекратились, и меня зауважали. В жизни вообще приходилось драться довольно часто. По натуре я человек неконфликтный, но и не равнодушный. Никогда не могу пройти мимо, если кого-то несправедливо обижают, если оскорбляют меня. Я чувствую в себе силу, чувствую правоту и считаю, что поступаю верно.

Учился я всегда хорошо. После десятилетки получил аттестат, в котором было только три четверки. Притом, что из-за спортивных соревнований мне довольно часто приходилось пропускать занятия. Будь я немного усерднее, думаю, мог бы окончить среднюю школу с медалью, но такой цели перед собой я не ставил.

Спустя год наша семья в очередной раз переехала. Отца перевели в Екатеринбург, и с тех пор этот город стал мне родным.

Кем быть — такого вопроса передо мной никогда не стояло. Я принял твердое решение следовать семейной традиции и стать военным. Я чувствовал, что мне ближе работа с людьми, поэтому решил идти в Новосибирское Высшее военно-политическое общевойсковое училище по специальности «ВДВ». Наш набор оказался экспериментальным, соответственно, и нагрузки были особые. Вместо обычных трех месяцев мы провели в учебном центре полгода.

А еще отчетливо помню, как мы — две с половиной тысячи человек — исполняли гимн Советского Союза. Мурашки по спине.

Жили мы в палатках. После домашнего уюта к этому надо было привыкнуть. Подъем, зарядка, шестикилометровый кросс. Очень серьезное внимание уделялось физическому развитию. Нагрузки давали большие. Но физически я был более-менее подготовлен. Прежде всего, тяжело было морально. Чего я только не передумал в то время. Приходили предательские мысли: все бросить, уйти… Шла постоянная борьба с собой. Я продолжал много времени уделять тренировкам и в итоге стал кандидатом в мастера спорта по военному многоборью и боксу.

В училище мне повезло с командирами. Они переживали за каждого из нас, как за своих сыновей. Особенно запомнился командир роты Попов. Бывалый человек. Служил военным инструктором в африканской стране Гвинея-Бисау, был ранен. Он поддерживал нас не столько словами, сколько личным примером. Если стрелял, то лучше всех. Если был длительный пеший переход, то командир оказывался самым выносливым. Он всегда подчеркивал, что в будущем мы станем офицерами, будем отвечать за жизнь подчиненных. А потому должны, прежде всего, на себе почувствовать, как тяжело быть солдатом. Понимая это, командир будет не только требовательным, но и справедливым.

Я никогда не стоял в стороне от общественной жизни. Уже в школе был активистом, а в училище стал секретарем комитета ВЛКСМ. Вступил в партию.

В то же время нельзя сказать, что мы жили только в нашем замкнутом мирке и больше ничего не видели. Ведь мы же были молодыми здоровыми ребятами, нам ничто не было чуждо: и на дискотеки ходили, где порой приходилось за себя постоять. Все было. Одним словом, сегодня курсантские годы вспоминаются с теплотой. С некоторыми товарищами я по-прежнему поддерживаю связь. Переписываемся, иногда встречаемся. К сожалению, это происходит все реже и реже.

В школе, собираясь стать военным, мысленно я представлял себя только десантником. Ведь это же понятно: ВДВ — элита нашей армии и всякому хочется быть лучшим. Свою роль сыграл и пример дяди-десантника. Поэтому в четырнадцать лет я решил начать основательную подготовку. Вместе с друзьями я записался в парашютную секцию при ДОСААФ. Навсегда запомнился первый прыжок.

…Еще раз у нас проверили парашюты, инструктор напомнил о том, как следует себя вести, и «кукурузник» пошел на взлет. Было страшно любопытно: каково это лететь, свободно паря между небом и землей.

Самым сложным для меня оказалось шагнуть за борт самолета. Пришлось перебороть свой страх. Прыгнул. Парашют открылся, и наступила тишина, какой не бывает на земле. Было такое ощущение, что на самом деле ты никуда не падаешь, а висишь на одном месте.

В памяти промелькнули страшилки о коварных воздушных потоках, про которые рассказывали бывалые парашютисты. К тому же первый прыжок едва не завершился драматически. Когда я, вцепившись в лямки, опускался на землю, внезапно поднялся сильный ветер. И меня понесло на гаражный массив. Все могло закончиться, по меньшей мере, травмой. Но, видимо, Бог меня уберег, и я приземлился удачно. Когда прошел первый испуг, я испытал незнакомое раньше чувство огромной радости. Хотелось прыгать еще и еще.

Сейчас за плечами у меня более ста прыжков с разных высот. Теперь страха нет, но всякий раз присутствует волнение. Со временем оно притупляется, но совсем не исчезает.

103-Я ГВАРДЕЙСКАЯ

В 1990 году я закончил училище. А так как учеба всегда давалась мне легко, то вместе с лейтенантскими погонами я получил красный диплом. Но думал я в то время больше не о карьере, а о том, что, наконец, сбудется моя мечта и начнется настоящая служба. Для меня она ассоциировалась в первую очередь с 103-й Гвардейской воздушно- десантной дивизией, которая базировалась в Витебске. Краснознаменная, орденов Ленина и Кутузова 2-й степени, имени 60-летия СССР… На тот момент она была одним из самых боеспособных подразделений нашей армии. Ее только-только вывели из Афганистана, в феврале 1989-го. Слава о ней шла по всей армии. Естественно, что я написал рапорт с просьбой направить служить меня именно туда.

Приехали на пустое место. Квартиру в городе снять было невозможно. За красный диплом я получил двойной оклад — что-то около восьмисот рублей. По тем временам большие деньги. Пока их хватало, жили в гостиницах. Начали с лучшей в городе, а потом наши пристанища становились все хуже и хуже. Закончили такой, где в деревянных стенах щели в палец толщиной. Сквозь них можно было спокойно наблюдать за тем, что делается на улице.

Жене пришло время рожать. Я отвез ее в роддом и пошел к командиру дивизии Е. М. Бочарову. Сообщил, что везти ребенка некуда. Он тут же вызвал к себе заместителя по тылу и приказал ему решить жилищный вопрос в течение суток.

Нам выделили комнату в общежитии. Это был обычный четырехэтажный дом с небольшими комнатами и без особых удобств. Без горячей воды, конечно же. Но все-таки собственное жилье! Тогда казалось, что ничего лучше нет и быть не может.

27 сентября того же 1990-го года я стал отцом! У меня родился сын Игорь. Добавились хлопоты по дому, а служба шла своим чередом. В дивизии я освоился довольно быстро. Мне очень повезло с сослуживцами. Практически все офицеры дивизии прошли Афганистан. С войны они вынесли правило: помогать друг другу.

Меня назначили заместителем командира роты по политической части. Но через некоторое время я попросил перевода на должность взводного командира. Понял, что это мне ближе. Конкретное дело более соответствовало моему характеру. Вскоре мой взвод был признан лучшим в дивизии.

ВДВ — довольно небольшой по численности род войск. Оттого и служебное продвижение происходит сравнительно медленно. Тем не менее, достаточно быстро я стал исполняющим обязанности командира роты. Это капитанская должность, а я в то время был 24-летним старшим лейтенантом. Среди моих заместителей был, к примеру, капитан Коростелев, награжденный двумя орденами Красной Звезды. Но командование остановило выбор на мне.…

В Витебске меня застала весть о подписании Беловежского соглашения и прекращении существования Советского Союза. Трудно описать словами чувства, захлестнувшие меня в тот момент. Могу лишь сказать, что был шок. Полнейшее непонимание того, как это вообще могло произойти. Не укладывалось в голове, что Украина и Белоруссия стали заграницей.

Мы базировались на территории нового суверенного государства, но подчинялись напрямую командованию ВДВ. Впрочем, кое-какое вмешательство в наши дела тогда уже предпринималось. У нас была сформирована рота для отправки с миротворческой миссией в Югославию, а белорусские власти запретили отправку войск со своей территории. В конце концов, самая боеспособная дивизия советской армии практически прекратила свое существование. Офицеры разъехались, мало кто принял белорусскую присягу.

УМЕТЬ ВЫЖИТЬ

В декабре 1990-го мне позвонили в общежитие, осведомились по поводу предстоящего отпуска:

— Вы ведь через Москву поедете? Так вот, когда будете здесь, позвоните по такому-то телефону и свяжитесь с таким-то сотрудником. Мы рассматриваем Вас в качестве кандидата для службы, похожей на Вашу. Но там Вам придется решать другие задачи. Наберите номер, и мы увидимся.

Когда под Новый год я поехал к родителям, то позвонил по указанному номеру. Мне велели подойти к Боровицким воротам. В Кремле располагался отдел кадров Группы «А» КГБ СССР, который возглавлял В. Г. Шихалев.

— Как Вы относитесь к тому, что стать сотрудником Группы «А»? — спросили под конец беседы.

Я согласился без раздумий. Для меня все было очевидно: я всегда стремился к самому-самому, а «Альфа» — элита элит. Это было исполнением мечты, и я согласился без раздумий.

Следующие два года я проходил всевозможные испытания и проверки. Бесчисленные тестирования, зачеты по физической подготовке. Впрочем, таковая практически у всех кандидатов в «Альфу» была на высшем уровне. Наибольшее внимание уделялось морально-волевым качествам, психологическому состоянию человека и психической устойчивости, способности работать в команде. Проверяли, насколько адекватно он поведет себя, оказавшись в нестандартной ситуации. Отбор велся очень жесткий. Бывали периоды, когда в Группу не приходило ни одного нового человека за год, за два. А ведь кандидаты шли и шли. Впрочем, имелась еще одна причина задержек: не был отработан в достаточной мере механизм перехода из Вооруженных Сил в систему КГБ.

Проверки проверками, а служба продолжалась. Меня собирались переводить в отдельную роту разведки — десантный спецназ, когда в августе 1991-го грянул ГКЧП. И началось.

После развала Советского Союза я перебрался к родителям на Урал. Здесь и получил предложение работать в региональном подразделении Группы «А». 1 июля 1993 года для меня знаменательный день: я был зачислен в штат и стал полноправным сотрудником Екатеринбургской «Альфы».

Спустя всего месяц состоялась моя первая командировка в горячую точку. В это время в самом разгаре шли боевые действия в зоне осетино-ингушского конфликта. Как раз тогда, 1 августа, под Владикавказом — в районе села Тарское — был убит глава Временной администрации в зоне чрезвычайного положения, вице-премьер России Виктор Поляничко. При этом погиб наш товарищ, старший лейтенант Виктор Кравчук. Еще один наш сотрудник, младший лейтенант Андрей Кондратьев, был ранен.

Шла гражданская война между осетинами и ингушами. С распадом Советского Союза сразу же всплыли их вековые противоречия: ингуши — мусульмане, а осетины — христиане. Да плюс еще территориальные претензии. Конфликт возник на фоне стремительного обнищания людей.

Если в Осетии еще что-то работало, то в Ингушетии не работало ни одно предприятие. Маленькой республике после распада Чечено-Ингушской АССР вообще мало что досталось. Из крупных объектов — пара неработающих заводов и кинотеатров.

В зоне конфликта сложилась странная и напряженная обстановка. Днем было относительно тихо, а с наступлением темноты начиналась стрельба. Причем с обеих противоборствующих сторон. Хотя, если честно, чаще всего конфликты провоцировали ингуши. Кстати, следы убийц Поляничко тоже вели в этом направлении.

Мы сменили группу, в которой был Витя Кравчук. В нашу задачу входила охрана первых лиц. В тот день мы возвращались после переговоров из Джейракского ущелья. Я сопровождал в автомобиле нового главу администрации генерал-полковника Юрия Шаталина. Начался обстрел нашей колонны. Боевики воспользовались тем, что уже темнело. В тот момент у меня не было никаких посторонних мыслей, все делалось на автоматизме. Водитель до упора нажал на педаль газа, а я в окошко начал отстреливаться.

Доехали мы тогда до места назначения благополучно. Это был первый раз, когда в меня стреляли и возникла реальная угроза жизни. Тут-то я и вспомнил родное училище. Те, казалось бы, невыносимые физические и психологические нагрузки. Тогда думал: зачем все эти занятия, когда изо дня в день вдалбливается одно и то же? Теперь мне стало понятно — затем, чтобы уметь выжить. Не зря, выходит, нас изматывали на тренировках! Как коснулось дела, оказалось, что я готов к таким критическим ситуациям. И те навыки, что отложились в подсознании, способны выручить при любых обстоятельствах.

ВТОРАЯ «ЧЕЧЕНСКАЯ»

Прошло несколько лет, и я вновь оказался на войне — в своей стране, где друг друга убивали соотечественники.

Мы — сводный отряд ФСБ из Екатеринбурга — вошли в Грозный в начале 2000 года сразу после его освобождения. Город произвел жутковатое впечатление. Поначалу было ощущение, что ты попал в Сталинград — кругом одни руины. Полно боевиков. Из каждого окошка можно ожидать выстрела в спину.

Гражданское население трудно было встретить, лишь небольшие группки стариков прятались по подвалам. В часы, когда на площади раздавали гуманитарную помощь, люди выходили ненадолго. Их было человек двести-триста. Оборванные, голодные, больные, запуганные. Быстро получали пищу и стремились назад в свои убежища.

Нас разместили в Ленинском районе, недалеко от Дома правительства, в здании бывшего детского сада. Но это слишком громко сказано. На самом деле — лишь стены, крыши почти не было. Холодно, часто моросил дождь. Заколотили самые большие щели, чтобы избавиться от сквозняков, и стали жить. Обстреливали нас часто. Случались и казусы. Наши соседи однажды едва не стали жертвами своего современного оружия, попавшего к боевикам.

Бесшумные винтовки «Вал» и «Винторез» созданы для избирательного поражения противника в городе, чтобы рикошетом шальные пули не поранили ни в чем не повинных людей. Прицельная дальность всего четыреста метров, зато на этом расстоянии пробивает любой бронежилет. Оружие спецназа. По иронии судьбы им пришлось испытать это оружие на себе.

Дело было вечером. Бойцы мылись в импровизированной бане, устроенной в армейской палатке, уже намылились и вдруг услышали короткий шипящий звук: «П-ф-ф!» После этого на брезенте палатки появилась аккуратная дырочка. Потом еще раз что-то «фыркнуло», и палатку изуродовала вторая пробоина. Ребята, сообразив, в чем дело, повыскакивали из бани в чем мать родила…

В нашу задачу входило создание временных отделов, а главное — поиск и уничтожение лидеров боевиков. Начали с организации агентурной работы. Прежде у наших коллег в Чечено-Ингушской АССР была налажена работа отличной агентурной сети, но в свое время ее бросили на произвол судьбы. Теперь пришлось создавать с нуля.

Первая моя командировка в Чечню продлилась до 9 мая 2000 года. В тот день две пули попали мне в локоть. Осознание пришло в госпитале. Когда несли на носилках, я еще не понимал всех возможных последствий. Кстати, за тот бой я получил орден Мужества, и почти два года ушло на восстановление здоровья.

Меня отвезли в госпиталь в Моздок. Встал вопрос об ампутации руки. Врачи сомневались, что удастся ее спасти. Хорошо, что они не стали спешить. Через день меня на самолете отправили в госпиталь в Екатеринбург. Рукой занялись специалисты из нашего Уральского НИИ травматологии и ортопедии имени В. Д. Чаклина, собирали по косточкам. Очень много я пережил в те дни. Появлялась надежда, ей на смену приходило уныние. Страшно было в тридцать два года остаться безруким инвалидом.

После нескольких операций началось выздоровление. Врачи за это время стали мне родными людьми. Я особенно благодарен заведующему отделением НИИ Константину Ивановичу Пиастопуло — заслуженному врачу России, хирургу от Бога. Много сделали для меня доктора Игорь Иванович Пивень и Михаил Наумович Полляк.

Медики говорили, что рука спасена, но функционирование ее будет ограничено. То есть, почти что инвалидность. Не мог я этого допустить и начал тренировать руку. Разрабатывал ее до боли, стиснув зубы. Доктора своим глазам не поверили, когда я при них выжал штангу весом в 105 килограммов. Позже были еще два ранения, но легкие.

ЛИКВИДАЦИЯ «АМИРА»

Город Грозный административно поделен на четыре района: Заводской, Ленинский, Октябрьский и Старопромысловский. Поэтому боевики назначили в чеченскую столицу четверых так называемых «амиров». В их обязанности входила организация диверсионной работы. Для проведения терактов они получали деньги, а потом распределяли их между командирами более мелкого звена.

В начале 2003 года нам удалось выявить и ликвидировать одного такого «амира». Долго мы охотились за ним. У нас уже был надежный источник в его окружении, но несколько раз операции срывались из-за его чрезвычайной осторожности. «Амир» как будто чувствовал засаду. Опытный человек, он никогда не появлялся вовремя: либо чуть раньше, либо чуть позже. В конце концов, я решил пойти на рискованный шаг — захватить его днем в людном месте, в частном секторе. В один из дней агент сообщил нам: в какой час и в каком именно месте появится «менеджер» террора.

В частный сектор большими силами не войдешь. Повсюду снуют подростки, и, едва появляется чужая машина, они тут же разносят эту весть по всей округе. А уж если появляются военные — все вокруг моментально «вымирает».

Чтобы не привлекать к себе внимания, мы поехали на «Жигулёнке» с местными номерами. Я с напарником Вадимом и водитель — наш сотрудник с кавказской внешностью, ингуш. Разумеется, все мы были в гражданской одежде. Из оружия имели лишь пистолеты. Да еще автомат лежал в машине. На всякий случай.

Въехали в частный сектор. Вскоре наш агент по рации сообщил о приближении машины «амира». Мы приготовились, и вскоре он показался. Резко перегородив дорогу, выскочили из автомобиля. Предложили сдаться. «Дух» был ко всему готов: он моментально среагировал и открыл по нам огонь. Завязалась перестрелка.

Пытаясь скрыться, «амир» забежал во двор какого-то дома, я за ним. Завернул за угол и столкнулся с ним лицом к лицу. Бандит был уже ранен, у него кончились патроны. Видя, что плен неизбежен, он выхватил гранату, кольцо которой было вшито в карман. С криком «Аллах акбар!» он бросился на меня. Я успел его оттолкнуть и крикнуть напарнику: «Граната!» Сам упал за доски. Прогремел взрыв. Я был контужен, а напарник получил осколочные ранения.

Тяжело было, когда гибли ребята, причем двое — в один день: Саша Гуменюк и Дима Животков. До сих пор помню тот день 10 мая 2001 года. Дежурный позвонил, сказал: «У нас беда…» Они попали в засаду в Грозном в районе университета. Вскоре банду ликвидировали. Мы отомстили… В Чечне же в бою погиб Володя Ермолин.

Как-то под Грозным в засаду «духов» угодила машина с пятью оперативниками ФСБ. Автомобиль боевики подорвали, потом подошли и увидели окровавленные тела. Решили, что все мертвы. Добивать никого не стали. Однако один офицер остался жив. Его срочно отправили в госпиталь Моздока. Врачи выразили надежду, что парень все-таки выкарабкается. А через несколько часов госпиталь был подорван, и он все-таки погиб. Судьба.

Сам я 27 декабря 2002 года чудом остался жив, находясь в здании Дома правительства, в которое по приказу Шамиля Басаева боевик смертник Гелани Тумриев направил груженый двумя тоннами аммиачной селитры «КамАЗ». Время было обеденное, и я зашел в буфет. Увидев большую очередь, решил не стоять и вышел из здания — и тут же прогремел взрыв. Погиб семьдесят один человек и 270 были ранены. Меня контузило. А задержись я в буфете на несколько минут, и неизвестно, остался бы в живых?.. 

 

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»