Автор: ОЛЬГА ЕГОРОВА

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ КНЯЗЯ ОЛЕГА

«БОЖЕ, КАК МНЕ ХОЧЕТСЯ РАБОТАТЬ НА БЛАГО РОССИИ»

На фронтах Первой Мировой войны погибло, согласно разным данным, порядка миллиона наших соотечественников. Или даже более того. В числе тех, кто принял смерть в первые месяцы, был князь императорской крови Олег Константинович Романов.

Его отец — Великий князь Константин Константинович, генерал-инспектор Военно-учебных заведений, президент Императорской Санкт-Петербургской академии наук, он же знаменитый поэт и переводчик К. Р. Шестеро его сыновей и две дочери сполна разделили судьбу Отечества и своей Фамилии.

Князь Олег пал смертью храбрых в бою. Князья Иоанн, Игорь и Константин были сброшены живыми в старую шахту вблизи Алапаевска в июле 1918 года. Вместе с ними приняла мученическую смерть и Великая княгиня Елизавета Фёдоровна, настоятельница Марфо-Мариинской обители сестер милосердия.

Князь Георгий ушел за братьями в 1938 году в возрасте тридцати пяти лет, скончавшись от перитонита, и был погребен на кладбище Лонг-Айленда (США). Трагическая судьба семьи и Россiи подорвала его жизненные силы, и он нередко выражал желание умереть молодым. Так и случилось.

Княжна Татьяна вышла замуж за князя Константина Багратиони-Мухранского, который погиб весной 1915 года, в бою, командуя ротой 13-го Лейб-гренадерского Эриванского полка. В 1946 году она постриглась в монашество с именем Тамара и переехала в Иерусалим. Позднее стала настоятельницей Елеонского монастыря, где и скончалась в августе 1979-го.

Князь Гавриил — единственный из Романовых, заключенных в Петропавловскую крепость, которого в 1919 году удалось спасти от казни. Умер в Париже в 1955 году, похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Самая младшая из Константиновичей, княжна Вера, или как ее еще называли «Старшая сестра всех кадет», отошла в мир иной в 2001 году, в возрасте девяносто пяти лет, и была похоронена рядом с братом Георгием.

«МЫ, КОНСТАНТИНОВИЧИ, ВСЕ ВПЯТЕРОМ — НА ВОЙНЕ»

Князь Олег, четвертый сын в семье Великого князя Константина Константиновича Романова и Великой княгини Елизаветы Маврикиевны, родился 15 ноября 1892 года в Санкт-Петербурге.

Константин Константинович однажды записал в своем «вечном спутнике» — дневнике, как семилетний Олег первый раз говел: «Он приступил к таинству покаяния вполне сознательно… Весь в слезах приходил просить у нас прощения. Чтобы не думали, что это слезы от капризов, он говорит, что плачет «от грехов». Что за прелестный мальчик!»

В возрасте девяти лет князь Олег завел записную книжку, первая запись в которой выглядела так: «Я большой и потому имею мужество. Я тут отмечаю, сколько грехов я сделал за весь день. Отмечаю тут неправду точками, а когда нет неправды, отмечаю крестиками».

В 1903 году князь Олег поступил в Полоцкий кадетский корпус, который окончил весной 1910 года. В мае получил от Государя разрешение на поступление в Императорский Александровский лицей и был официально зачислен туда — пожелал учиться только там, где ранее учился его кумир Александр Сергеевич Пушкин. И стал, таким образом, первым в семье Романовых, кто до начала обязательной для них военной службы поступил в гражданское учебное заведение.

Учился Олег прекрасно, а одно из его сочинений, посвященное проповеднику и государственному деятелю Феофану Прокоповичу, было удостоено Пушкинской медали.

По его инициативе и при его деятельном участии было подготовлено факсимильное издание рукописей, хранившихся в Пушкинском музее лицея — поводом послужило празднование столетнего юбилея Александровского лицея. Также он подготовил к печати издание автографов Пушкина из коллекции лицея, над которыми тщательно работал долгое время. Первый выпуск «Рукописей Пушкина» увидел свет в 1912 году.

Наиболее литературно одаренный из всех детей К. Р., Олег разделял литературные интересы отца. Но судьба распорядилась иначе — его стихотворения и рассказ «Ковылин» в сороковом номере журнала «Нива» за 1914 год стали единственной прижизненной публикацией.

Его интересовало многое, но, в конце концов, князь Олег решил посвятить свою жизнь занятиям наукой и литературой, а в качестве профессии избрать юриспруденцию, в дальнейшем стать в этой области магистром и профессором.

Даже по его дневниковым записям видно, как глубоко и тщательно юноша продумывал свое будущее: «Боже, как мне хочется работать на благо России…», «…Дай Бог, всегда буду думать о том, как мне лучше достигнуть моей цели — сделать много добра Родине, не запятнать своего имени и быть во всех отношениях тем, чем должен быть русский князь».

В 1913 году князь Олег окончил Лицей с серебряной медалью и получил чин титулярного советника. По распоряжению императора был зачислен в Лейб-гвардии Гусарский полк. Однако, имея слабые легкие, вследствие обострившейся болезни не смог приступить к службе.

С началом войны Олег Константинович не был даже включен в состав кавалерийского полка — ему посоветовали ввиду слабого здоровья занять место ординарца в Главной квартире. Но он «побеспокоился», чтобы его зачислили в действующую армию.

«Мы все пять братьев (Иоанн, Константин, Олег, Игорь, Гавриил) идем на войну со своими полками. Мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения. Пишу и подчеркиваю это, вовсе не желая хвастаться. Мне приятно, мне только радостно, что мы, Константиновичи, все впятером — на войне», — с гордостью писал двадцатидвухлетний поэт.

«ПОМНИ, КТО ТЫ ЕСТЬ»

Из дневника императора Николая II. 24 июля. Четверг. «Сегодня Австрия, наконец, объявила нам войну. Теперь положение совершенно определилось».

Его двоюродный брат, Великий князь Андрей Владимирович Романов, писал, что в России война была встречена с большим подъемом, «но без лишнего хвастовства»: «Все трезво смотрели на грядущие события и ясно сознавали, что война будет тяжелой и упорной».

Пятеро сыновей Великого князя Константина Константиновича и его зять, флигель-адъютант поручик Константин Багратион-Мухранский отправились на фронт. Перед отъездом братья пришли к родителям проститься. Отец, Константин Константинович, ставил каждого из них на коленях перед иконами и благословлял. При этом он говорил то же, что сказал ему когда-то отец, провожая на турецкую войну в 1877 году: «Помни, кто ты есть, и соответственно этому себя держи и добросовестно служи».

В эшелоне, идущем на фронт, у офицеров был отдельный вагон, и, судя по дневниковым записям князя Олега, «настроение у всех было восторженное: гусары пели песни, на станциях толпы народа встречали нас криками «ура» и горячими пожеланиями успеха».

В пути Константиновичи (как называли сыновей Великого князя в полку) и их однополчане разбирали карту боевых действий. Их часть входила в состав 1-й армии, командование которой принял на себя виленский воинский начальник генерал-адъютант Павел Карлович Ренненкампф, получивший благословение на фронт от архиепископа Тихона.

К отбитому у немцев прусскому городку Ширвиндт гвардейская дивизия переходила по мосту через реку Шешупе, оделявшую Россию от Германии. На площади стоял памятник кайзеру Вильгельму I и рядом — кирха. Гусары с уважением отнеслись к чужой религии: сняв фуражки, вошли в храм, перекрестились. И в те же дни, как писали газеты, австрийцы в Боснии в одном из православных храмов кощунственно надругались над святынями, растоптав сапогами Святые Дары.

Первые стычки с врагом, первые контакты с местными жителями. На хуторе, где русские остановились передохнуть, жила немка с двумя детьми. Она предложила солдатам молока и сделала для них яичницу. Воспитанный князь Гавриил, решив представиться по полному этикету, сказал ей по-немецки, что его мать — урожденная немецкая принцесса, родной дядя — герцог Саксен-Альтенбургский, а германская кронпринцесса Цецилия приходится ему троюродной сестрой.

Можно себе представить реакцию крестьянки! В такое невозможно было поверить… Как объяснял князь в своем дневнике, он «старался быть любезным, чтобы оставить о нас, о русских, хорошее впечатление».

Боевые действия разворачивались в приграничных районах на стыке Восточной Пруссии и Ковенской губернии. 6 августа гвардейская конница участвовала в бою под прусским Каушеном, в ходе которого 3-й эскадрон конной гвардии во главе с ротмистром бароном Врангелем (впоследствии Главнокомандующим Добровольческой армией) атаковал немецкую батарею.

Из письма князя Иоанна родителям: «Дорогие мои. Вам везет, Вам письмо. Господь удивительно хранит меня. Я глубоко верю в него и еще больше, чем раньше… Бой под Креупишкиным никогда не изгладится из памяти… Я здоров и глубоко верю, что Господь благословит нас, братьев… Все мы страшно дружны. Обнимаю. Ваш Иоанчик».

На обороте письма — добавлено: «Пишу дальше. Трудно описать чувство, когда находишься в бою. Страх, который стараешься побороть и, вместе с тем хочется маску сделать. Я все время был ординарцем у начальника дивизии. Мог быть убит, как угодно. Шрапнели летели над головой, но Бог меня спасал. Скверное чувство теперь сидеть здесь, когда братишки в опасности. Подчас ужасно бывает тяжело. Я не мог Вам писать всего. Даст Бог, после расскажу…

Часто думаю о тебе, дорогая Мама, как тебе, должно быть, тяжело, что мы, дети, идем против твоих же. Часто молюсь о тебе. Если мы все живы, то я считаю, что это благодаря тому, что я завещал, чтобы ежедневно шла в Мраморном дворце (в нашей комнате), литургия о здравии всех нас, братьев. Мне все равно, сколько это стоит. Вера помогает во всем. Во время войны особенно чувствуешь. Итак, до свидания».

Великой княгине действительно было тяжко осознание того, что ее сыновья воюют против ее же родственников: «…Хотя мне и тяжело сознание, что они (сыновья) воюют против моих же родственников, но я стою на принципе, что Константиновичи должны быть на своих местах, как бы это ни было тяжело для меня лично. Тебе, может быть, это покажется странным, что мать так говорит, но, поверь, что это их личный долг, а долг на войне превыше всего».

«ТАК ХОЧЕТСЯ ИХ РАЗБИТЬ В ПУХ»

«Братьям Константиновичам» пришлось ощутить все неудобства походной жизни — передвигались под дождем, по скользкой глинистой жиже проселочных дорог; в сапогах хлюпала вода; порой спали, не раздеваясь, зарывшись в скирде. Когда по ночам случались заморозки, попросили родных о бурках. Получив посылки с вещами и продуктами, шумно радовались этому.

«Все моментально делится, потому что каждому стыдно взять больше, чем другому, офицеры трогательны, — писал отцу князь Олег. — Какая-нибудь тысяча папирос расхватывается в одну минуту и расходуется очень, очень скоро. Надо посылать много. У солдат нет табака, папирос…, мы живем только надеждой, что на нашем фронте немцы скоро побегут, — тогда дело пойдет к концу. Так хочется их разбить в пух…»

Романовы участвовали в штурме хорошо укрепленной прусской крепости Тапиау. Гусарский эскадрон под непрерывным обстрелом вражеской артиллерии попал в «мешок», открытый только к топкому болоту. Князь Игорь, преодолевая широкую канаву, вместе с лошадью увяз в трясине. Всадника быстро затянуло до самого подбородка, а лошадь в секунды скрылась под ряской.

В этот критический момент появился князь Гавриил и вместе с другими однополчанами спас брата от верной гибели. Когда воины, вконец измученные, добрались до лагеря, то узнали о потерях: семеро гусар пропали без вести, двое погибли, пятеро ранены, 37 коней убито или потонуло в болоте…

После первых локальных успехов в Восточной Пруссии части 1-й Русской армии под командованием П. Ренненкампфа вынуждены были под натиском неприятеля сдать часть завоеванных позиций и с боями отойти к границе Ковенской губернии.

Моросил мелкий дождь, усталые лошади еле передвигали ноги, дороги были запружены обозами, то и дело рвались снаряды… — настроение у людей было подавленное.

«Были дни очень тяжелые, — писал Олег Константинович отцу 11 сентября. — Одну ночь мы шли сплошь до утра, напролет. Солдаты засыпали на ходу. Я несколько раз совсем валился на бок, но просыпался, к счастью, всегда вовремя. Самое неприятное — это дождь. Очень нужны бурки, которые греют больше, чем пальто… Все за это время сделались набожнее, чем раньше. К обедне или ко всенощной ходят все. Церковь полна».

День ангела князя Олега пришелся на 20 сентября. «Я помню, — рассказывал князь Гавриил, — утром, когда полк строился, Игорь и я его поздравили. Было холодно, и Олег был в полушубке. Как-то на одном из биваков полковник Звегинцев сказал так, что все это слышали: «Братья Константиновичи хорошо служат» Конечно, нам это было очень приятно, тем более что похвалы в нашем полку раздавались скупо».

Из дневника князя Олега, 24 сентября: «Идет бой под злополучным Ширвиндтом… Раух находится с главными силами где-то сзади и копается. Нам нужны еще пушки…», а днем позже пишет: «Делали рекогносцировку на Радзен. Шли только наш полк со взводом артиллерии… Совсем непонятно, отчего вся дивизия не принимает участия в этой бестолковой операции».

Последняя запись в дневнике князя датируется 26 сентября (после того, как русские войска заняли городок Ширвиндт, который немцы за время осенней кампании дважды отвоевывали): «Выступили в 8 часов утра. Предположено идти в Дайнен, затыкать дыру, образовавшуюся между Стрелковой бригадой и 56 дивизией, с целью зайти немцам, сидящим в Шукле, в тыл. Конечно, мы знали, что это не будет сделано. Мы сейчас сидим в одном фольварке уже 11 часов, не дойдя еще до Владиславова. Слышны пулеметы и артиллерийские выстрелы… Стрельба чаще. Пехота отходит. Команда: «По коням!» Нам было приказано прикрывать лавой отходящую пехотную дивизию. Когда подошли лавой, то заняли фольварк».

СМЕРТЕЛЬНОЕ РАНЕНИЕ

Об обстоятельствах последнего боя, в котором участвовал князь Олег, существует несколько документов. Один из них — «Вестник Братства» №19 за 1914 год.

«27 сентября около 4 часов дня полк, следуя авангардом и имея эскадроны в походных заставах, встретил неприятельский разъезд (у Ширвиндт). 3-й взвод 2-го эскадрона под командой корнета Его Высочества князя Олега Константиновича тотчас атаковал противника. Немцы отстреливались. Князь понесся на коне вперед и врубился в неприятельский разъезд. Тут он получил огнестрельную рану в верхнюю часть бедра, от которой свалился с коня, одновременно с ним раненного. В результате пять немцев были зарублены, а остальные взяты в плен».

В этой атаке 22-летний князь Олег был смертельно ранен.

«При следовании застав нашей передовой кавалерии были атакованы и уничтожены германские разъезды, — сообщалось в телеграмме штаба Верховного Главнокомандующего. — Частью немцы были изрублены, частью взяты в плен. Первым доскакал до неприятеля и врубился в него корнет Его Высочество Князь Олег Константинович».

Раненый Олег скончался в госпитале в Вильне через два дня — всего через два месяца после начала боевых действий, открыв собой скорбный семейный мартиролог Романовых.

В мемуарах князь Гавриил сообщает подробности случившегося…

«27 сентября, после полудня 2-я Гвардейская кавалерийская дивизия, имея в авангарде два эскадрона Гусарского полка, наступала в направлении Владиславова. Проходя недалеко от деревни Пильвишки, боковая застава заметила неприятельский разъезд и начала его обстреливать. Немцы шарахнулись в сторону и наскочили на четвертый эскадрон Гусарского полка, шедший в голове колонны главных сил. Тотчас же был открыт огонь.

Разъезд повернул опять, но встретил заставу Его величества эскадрона под командой корнета Безобразова. Как раз в этот момент князь Олег, давно стремившийся в дело, стал проситься у эскадронного командира, графа Игнатьева, чтобы ему позволили с его взводом захватить зарвавшихся немцев. Эскадронный командир долго не соглашался его отпустить, но, наконец, уступил. Все остальное произошло очень быстро.

Преследуя отступающий неприятельский разъезд, князь Олег вынесся далеко вперед на своей кровной кобыле Диане. Вот они настигают отстреливающегося противника… Пятеро немцев валятся, прочие сдаются; но в это время в князя Олега целится с земли раненый всадник… Выстрел, и князь Олег валится с лошади…»

После перевязки раненый приобщился Святых тайн и в сопровождении князя Игоря был отвезен в ближайшую стацию, откуда экстренным поездом отправлен в Вильну. Там его поместили в госпитале, оборудованном в помещениях реального училища на Госпитальной улице.

ДЕДУШКИН ГЕОРГИЕВСКИЙ КРЕСТ

Раненого навестил начальник военного училища генерал-майор Б. В. Адамович. Князь Олег попытался весело улыбнуться, протянул руку и жестом предложил сесть. В ответ на приличествующие слова он перекрестился и, преодолевая боль, сказал: «Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома».

Из военного дневника Великого князя Андрея Владимировича: «…Лучшие хирурги были налицо — профессор Цейгефон, Мантейфель, Оппель, Мартынов… Они как будто питали надежду его спасти, но рана была ужасна, потеря крови значительна, что вызвало ослабление всего организма…

Олег проснулся. Я зашел к нему. Он сейчас же сказал: «Как я рад тебя видеть, куда ты едешь?» Я ему сказал. Профессор Оппель сидел у него и утешал: «Мы скоро его поправим, мы теперь молодцом». Олег улыбался. Мне пора было ехать. Простился с ним. «Пусть Бог тебя хранит, спасибо, что заехал ко мне. Всего хорошего». Пожелав ему скорее поправиться, я вышел.

В соседней комнате я нашел генерала Ермолинского. Мы оба, молча, посмотрели друг на друга. Не жилец Олег. Как ни утешали нас доктора, но достаточно было на него посмотреть — ни кровинки в лице. Цвет восковой белизны. Несмотря на страшную рану, никаких страданий…»

Да, он умирал… И умирал героем, скромным и в скромности великим.

«У постели Олега все стояли на коленях, — продолжает Вел. Кн. Андрей Владимирович. — Ждали кончины с минуты на минуту. Он был в полном сознании и крепко, крепко меня обнял и так радостно говорил: «Наконец! Наконец!» Дядя Костя дал ему Георгиевский крест его дедушки, что его очень обрадовало: «Дедушкин крест! Дедушкин крест!» — все повторял Олег. Потом он отрывистым голосом передал, как был ранен: «Была атака… лошадь занесла… я был ранен… упал…» Потом он как будто заснул, снова открыл глаза и изумленно спросил, зачем кругом него стоят.

Доктор объяснил, что родители давно его не видели и хотят побыть около него, и стал уговаривать заснуть. Он закрыл глаза и пролежал спокойно несколько минут. Потом приподнялся в постели и, устремив взор вдаль, стал нервно говорить: «Смотрите, вон лошадь… скачет, смотрите — вон она, вон здесь, там… скачет…» Потом выпрямился, потянулся и свалился на подушки, заснув вечным сном».

За мужество и храбрость, «проявленные при стычке и уничтожении германских разъездов», Олег Константинович был награжден орденом Святого Георгия IV степени. К. Р. прикрепил к его кителю орден деда — генерал-адмирала русского флота Великого князя Константина Николаевича.

Сквозь казалось бы суховатые строчки дневника императора Николая II прорывается настоящая боль: «Вчера узнал, что Олег при атаке на прусские разъезды был ранен; его перевезли в Вильну, куда Костя и Мавра сейчас же поехали. Но сегодня вечером он скончался!..»

И еще одно свидетельство тех горестных минут, оно принадлежит генералу А. И. Спиридовичу: «Раненый очень обрадовался, целовал крестик. Стал рассказывать, как была атака, но впал в забытье. Начался бред. Пригласили священника. Торжественная тишина. Чуть слышно шепчет священник отходную. На коленях у изголовья отец бережно закрывает глаза умирающему. Мать безнадежно старается согреть ему руки. В ногах, еле сдерживая рыдания, брат Игорь и старый воспитатель-друг. В 8 час. 20 мин. Князя не стало…»

Напутствовал князя Олега протоиерей Георгий Спасский.

ПРОЩАНИЕ. «ЗАПИСАЛ ДЛЯ ИСТОРИИ…»

На следующий день в госпитале, где скончался князь Олег, архиепископ Виленский и Литовский Тихон (Белавин) в сослужении городского духовенства совершил литию по погибшему воину. «Светлое, детски чистое лицо князя было отлично освещено верхней лампой, — вспоминал князь Гавриил. — Он лежал спокойный, ясный, просветленный, будто спал. Белая эмаль, к которой он прикоснулся холодеющими губами, ярко выделялась на груди».

Присутствовали безутешные родители и братья князя Олега, а также начальник Двинского военного округа инженер-генерал Н. Е. Туманов, губернатор П. В. Верёвкин, представители гражданского и военного ведомств. Супруга генерала П. К. Ренненкампфа положила на гроб венок из живых цветов в виде православного креста.

От госпиталя до «Романовской» церкви, выстроенной в честь 300-летия Дома Романовых, гроб несли на руках. А это несколько кварталов в гору. По пути следования стояли ряды войск и батальоны виленского военного училища. Как только траурная процессия прибыла к зданию церкви, грянули выстрелы, воздавая погибшему воинские почести.

1 октября будущий Патриарх Тихон служил в «Романовском» храме панихиду. Иоанн, Константин, Гавриил и Игорь попеременно стояли у гроба на часах. Их сменяли курсанты военного училища и кавалеристы одного из полков.

Одну за другой пели панихиды воспитанницы высшего Мариинского женского училища. Церковь была переполнена людьми — теми, кто пришел отдать последний долг Воину. Среди множества букетов был и серебряный венок с Георгиевской лентой от офицеров училища.

На следующий день отслужили заупокойную литургию, после которой от паперти церкви траурный кортеж во главе с архиепископом Тихоном и многочисленным духовенством двинулся в сторону вокзала — для последующего погребения князя на родине.

Печальная процессия растянулась на несколько кварталов, на всем пути следования вдоль дороги стояли люди. На перроне владыка Тихон совершил краткую литию. Перед отъездом К. Р. поручил губернатору передать от его семьи искреннюю благодарность жителям Вильны, всем учреждениям и лицам, выразившим сочувствие семейному горю.

Гроб в специальном вагоне был отправлен в Москву. 3 октября Константин Константинович и Елизавета Маврикиевна прибыли на станцию Волоколамск, а оттуда — в Осташёво. В вагон-салоне траурного поезда приехала вся семья, кроме маленькой княжны Веры, которую оставили дома. Вместе с ним была и матушка-княгиня Елизавета Фёдоровна.

Братья подняли гроб и вынесли его на платформу. Войска взяли «на караул», оркестр заиграл «Коль славен». К орудию с лафетом, упряжкой и ездовыми был прикреплен помост, на который поставили гроб с телом князя Олега. За процессией шли войска — батальон пехоты, дивизион жандармов в конном строю и батарея артиллерии.

Шествие сопровождала масса крестьян, из каждой деревни к ним присоединялись все новые — они растянулись на огромнейшее расстояние. Многие плакали.

Практически все Осташёво вышло встречать павшего героя. Литию служили на площади между часовенкой и памятником царю Александру II Освободителю.

«Гроб отвязали от лафета, осташёвские крестьяне подняли его на руки и понесли по липовой аллее направо, мимо окон Олега в сад и направо вдоль реки, — отмечал в дневнике безутешный отец. — В начале парка, где ведет налево дорожка на холмик, возвышающийся над заливным берегом Рузы, под деревьями расположено «Натусино место». Так мы назвали этот холмик, где есть скамейка. Девять лет назад, когда заболела наша Натуся (дочь К. Р., умершая в двухмесячном возрасте. — Авт.), мы ждали тут телеграмм с известиями.

Вместо крытого берестой круглого стола со скамейкой, вырыли глубокую могилу, обделав ее деревянными досками. Здесь осташёвский батюшка Малинин, с нарочно прибывшим духовником Олега иеромонахом Сергием и Павловским диаконом Александром отслужили последнюю литию. Георгиевский крест на подушке из материи георгиевских цветов держал Георгий (родной брат Олега).

Осташёвский батюшка перед опусканием гроба в могилу прочел по бумажке слово; оно было не мудрое, но чтение прерывалось такими искренними рыданиями батюшки, что нельзя было слушать без слез. Мы отцепили от крышки гроба защитную фуражку и шашку; кто-то из крестьян попросил поцеловать ее. Опустили гроб в могилу. Все по очереди стали сыпать горсть земли, и все было кончено».

Позднее Константин Константинович записал в дневнике трагические события, ничего из них не упуская и не щадя себя. Последние часы у постели умирающего Олега. Его смерть. Сопровождение гроба в Осташёво. Похороны.

Записал для истории…

Всю жизнь К.Р. вел дневники и перед смертью завещал их Академии наук, с тем, чтобы они были обнародованы не ранее чем через девяносто лет. Однако судьба распорядилась иначе — в грозовом 1917 году, всего через два года после кончины Великого князя, когда к власти в России пришли большевики, дневники стали «народным достоянием» и попали в жадные руки исторических и литературных мародеров.

ПОГИБЛО ПРЕКРАСНОЕ «ОБЕЩАНИЕ»

В память о сыне родители издали книгу «Князь Олег», в которую вошли его стихотворения, проза, рисунки, письма, а также дневниковые записи. «Содержание взято из его дневника, — отмечала Елизавета Маврикиевна. — Там есть чудные рассказы, в особенности последние. Я сама не знала, что он писал, и многое я узнала из этого дневника». Сын, как и отец, мало говорил, а все больше доверял своему дневнику.

Убитый случившимся, К. Р. редко высказывался о своем и семейном горе и больше таил в себе переживания и душевные тревоги, которые скрывал под внешним спокойствием.

«Когда после похорон Олега в Осташёве мы раз гуляли в лесу, — вспоминал Великий князь Андрей, — он сказал мне, что не следует предаваться отчаянию о смерти Олега, это недостойно его памяти. Олега он очень любил и считал, что он будет продолжать его работу как талантливый поэт с чуткой и нежной душой. Со смертью Олега рухнула эта надежда… Когда мы были в Египте, один из его адъютантов раз спросил его, кто из сыновей душой больше на него похож. Он ответил — Иоаннчик, а как поэт — Олег».

Это же подтверждает и княжна Вера: «Смерть брата Олега была тягчайшим ударом для отца, ибо он из всех нас духовно был к нему ближе других, разделяя полностью его литературные и умственные интересы».

Ныне все произведения Олега Константиновича хранятся в фонде Пушкинского дома (Институт русской литературы).

«Личность этого князя не только «светлая», как его называли после смерти, но и в высшей степени интересная, содержательная, а в нравственном отношении не вообще только светлая, но действительно до трогательности прекрасная… — писал философ Василий Розанов. — Погибло прекрасное «обещание» для русской литературы, — это-то уже бесспорно, и можно, и должно это сказать, совершенно не считаясь с великокняжеским лицом».

«ЖИЗНЬ — НЕ УДОВОЛЬСТВИЕ, А КРЕСТ»

Тоскуя по Олегу, отец еще глубже ушел в себя, не желая перекладывать горечь утрат на домочадцев. «Господу угодно было взять у меня того из сыновей, который по умственному складу был наиболее мне близок. Да будет Его Господняя воля», — писал К. Р. выдающемуся юристу и своему другу А. Ф. Кони.

«Временами нападает на меня тоска, и я легко плачу. Ужас и трепет берут, когда подумаешь, что с четырьмя сыновьями, которым вскоре нужно вернуться в действующую армию, может случиться то же, что с Олегом… Вспоминается миф о Ниобее, которая должна была лишиться всех своих детей. Ужели и мне суждено это?» — поверял К. Р. тревожные мысли своему дневнику.

Большим утешением для Константина Константиновича стала, оцененная как-то по-новому, дружба и сострадание Ольги Константиновны — Королевы эллинов, которая в военное время приняла на себя нелегкой труд хирургической сестры. Она основала в Павловске именной госпиталь, передвижные лазареты, склады. Всячески привлекала к хлопотам и свою любимую племянницу Татьяну Константиновну, чтобы отвлечь ее от горестных дум…

Великая княгиня Елизавета также пыталась найти успокоение в трудах, заботилась о раненых и имела в Павловске лазарет. «Также, несмотря на свое трудное и деликатное положение, не забывала немецких военнопленных», — вспоминала княжна Вера на страницах журнала «Кадетская перекличка».

Елизавета Маврикиевна принесла в дар Александровскому лицею тысячу рублей. Доход с этого капитала ежегодно шел на изготовление серебряной медали имени князя Олега. Ею награждались лицеисты за лучшее сочинение по отечественной словесности. На медали был начертан лицейский девиз «Для общей пользы» и слова князя Олега, написанные им незадолго до гибели в дневнике: «Жизнь не удовольствие, не развлечение, а крест».

25 декабря 1914 года Государь повелел: «1-й роте Полоцкого кадетского корпуса присвоить наименование «Роты Его Высочества Князя Олега Константиновича», дабы сохранить на вечные времена среди кадет названного корпуса память об Августейшем Полчанине, положившем жизнь Свою на поле брани за Царя и Отечество».

Весной 1915 года правительством России по Высочайшему соизволению реальному училищу в Вильно было присвоено имя князя Олега. В актовом зале был установлен портрет корнета, а в классной комнате, переоборудованной в больничную палату, где князь Олег провел последние минуты жизни, поместили мраморную доску с надписью: «Здесь 29 сентября 1914 г. скончался от ран, полученных в бою с германцами, Его Высочество Князь Олег Константинович. Вечная память безвременно погибшему герою, отдавшему жизнь за Родину».

Княжна Вера вспоминала, что в 1915 году вместе с матерью и братьями участвовала в закладке здания осташёвского ремесленного училища в память о князе Олеге: «В тот торжественный день отсутствовали два моих брата, находившиеся в действующей армии, — князья Иоанн и Константин, а также старшая наша сестра княгиня Татьяна Константиновна, вдова князя Константина Александровича Багратиони-Мухранского…»

Актриса Мария Ведринская, когда-то игравшая в драме «Царь Иудейский», узнав о гибели князя Олега, один из своих ежегодных концертов превратила в благотворительный спектакль. Весь сбор от него отдала в госпиталь «на больничные койки» — в память князя Олега. Спектакль был сыгран шесть раз и сбор с пяти отдан целиком на благотворительные цели.

В память Олега Константиновича в столице был назван детский приют, объединивший два прежде самостоятельных — Александро-Невский и князей Белосельских-Белозерских.

НА БЕРЕГАХ РУЗЫ

Отправляясь на фронт, князь Олег сам выбрал себе место упокоения: «если со мной что случиться, прошу…» С кургана, господствующего над округой, открывался великолепный вид на реку Рузу, на поля, уходящие вдаль, на далеко синеющий лес…

Осташёво сохранило только наружный облик, тщетно искать остатки старины внутри дома. Осенью 1929 года, после разрухи и запустения, комнаты были заново оштукатурены и выбелены для приема местных районных учреждений, а в высоких комнатах бельэтажа размещались канцелярия и присутствия…

Во время Великой Отечественной бывший господский дом был разрушен, в хрущёвские времена на его фундаменте поставлено новое безликое сооружение. Церковь Спаса Нерукотворного снесли в тридцатых годах. Из построек лучше сохранился конный двор, в котором действует небольшой музей.

Живописный липовый парк раскинулся по сторонам жилой части остатков усадьбы. Нижняя часть парка с прудами была затоплена при заполнении Рузского водохранилища, восточная часть заросла и превратилась в лес.

И по-прежнему ожидает своих молитвенников, жертвователей и созидателей чудная белокаменная церковь, сооруженная над могилой князя Олега в 1915-1916 годах. То храм во имя святых благоверных князя Олега Брянского, великого князя Игоря Черниговского и преподобного Серафима Саровского. Его закладка состоялась 5 июля 1915 года.

Церковь-усыпальница, где, как надеялся Великий князь Константин, когда-нибудь упокоится вся семья, возведен в неорусском стиле. Одноглавый храм со звонницей по образу псковско-новгородских церквей на холме — «Васюткина горка». Храм так и не был освящен из-за революции и смуты.

Чьи-то недобрые руки старательно разбили камни церковного фундамента, особенно те, где высечены имена лиц, присутствовавших когда-то при закладке. Внутри — остатки саркофагов захоронений вдоль стен.

Сейчас этот единственный в России храм-памятник погибшим в боях Первой Мировой войны восстанавливается. Ровно через девяносто восемь лет после его основания, 5 июля 2014 года, состоялось первое богослужение. После окончания литургии была отслужена панихида по убиенному воину Олегу.

— Православная Церковь и русские люди, которым небезразлична наша история, отмечают 400-летие восшествия на престол Михаила Фёдоровича — первого Государя из рода Романовых, — сказал в проповеди игумен Серафим. — Этот храм-усыпальница и село Осташёво являются исторической памятью и той связующей нитью, которая помогает нам, современным христианам, помнить о своих корнях и не забывать благочестивых предков.

Осташёвцы и приехавшие гости, которых собралось немало, держали в руках портреты представителей династии Романовых. Кто-то пришел в храм с портретом князя Олега, кто-то — с портретами его братьев Иоанна, Константина и Игоря, казненных в Алапаевске и причисленных к лику святых РПЦЗ.

В Осташёве ежегодно проводятся «Романовские чтения». Прекрасная инициатива принадлежит директору местного Центра творчества и досуга «Солнышко» Марине Владимировне Запориной — многолетней исследовательнице жизни и творчества К. Р. Она-то и рассказала собравшимся, что над могилой князя Олега неоднократно замышлялось мародерство — ходили слухи, что в гробу есть драгоценности. Чтобы избежать глумления, в 1969 году местные власти ночью перезахоронили тело князя за рекой.

В настоящее время территория, где погребен князь и священник, отпевавший его в 1914 году, является частной собственностью. Все переговоры с землевладельцами не увенчались успехом. Им, увы, не интересно, кто тут захоронен.

Возродить храм и приход, обрести и перезахоронить останки князя Олега — дело совести и долга, способное объединить Церковь, власть и общество. Пока что же разоренная могила сына К. Р. является символом того, что мы только на пути из беспамятства. И впереди еще долгая дорога возвращения в новую Россiю. 

 

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»