Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ, ФОТО АННЫ ШИРЯВОЙ

КРОВАВАЯ СВАДЬБА,ИЛИ КАКАЯ ДОРОГА ВСЁ-ТАКИ ВЕДЁТ К ХРАМУ — 1

Ноябрь 1983 года. Тенгиз Абуладзе снимает в Батуми «Покаяние». В январе 1987-го фильм выйдет на широкий экран, в премьерный год его посмотрит более 13 миллионов. Картина будет отмечена Большим призом жюри на Каннском кинофестивале. А главное — «Покаяние» станет одним из идейных императивов Перестройки.

В ноябре в Батуми зарядили проливные дожди. Съемки приостановили. Гега Кобахидзе, игравший молодого Торнике Аравидзе, внука диктатора Варлама Аравидзе, попросил отпустить его на недельку домой в Тбилиси, поскольку вместе со своей избранницей Тиной он собирается сыграть свадьбу.

За посредничеством Гега обратился к актрисе Ие Нинидзе (в фильме — Гулико Аравидзе), и «советская Одри Хэпберн», как ее называли после фильма «Небесные ласточки», оказала содействие. В итоге Абуладзе разрешил, но с условием — когда погода наладится, он их обоих вызовет для продолжения работы. Кобахидзе улетел в Тбилиси, Нинидзе — в Москву на съемки в другой картине.

Через несколько дней Нинидзе возвратилась в Тбилиси. Самолет приземлился, однако из него никого не выпускали. Из иллюминаторов было видно, что на летном поле происходило что-то чрезвычайное — люди, множество «скорых». Как оказалось, именно в это время воздушная гавань приняла самолет Ту-134, захваченный бандой вооруженных террористов. И, о Боже, среди них были… и молодожены — Герман Кобахидзе и Тинатин Петвиашвили!

Для всей советской Грузии случившееся стало настоящим шоком. Но — шоком по-разному…

Руководил бандой 25-летний художник Иосиф (Сосо) Церетели, сын знаменитого члена-корреспондента Академии Наук Грузинской ССР, профессора Тбилисского Государственного университета Константина Церетели. С отцом, «этим прислужником режима», он почти не общался, почти не разговаривал и с матерью, пытавшейся сберечь семейный покой. Что они понимают? И что могут понять… в настоящем искусстве, в музыке — Мике Джаггере или в Led Zeppelin?..

Каха и Паата Ивериели, двадцати девяти и двадцати семи лет. Оба врачи, оба окончили в Москве Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Отец — заведующий кафедрой Института усовершенствования врачей, профессор. Мать — домохозяйка.

Герман (Гега) Кобахидзе, двадцати трех лет. Актер киностудии «Грузия-фильм», выпускник театрального института. Его отец, известный, но опальный сценарист, кинорежиссер, актер и композитор, имел другую семью; мать — актриса Грузинского театра юного зрителя.

Красавчика Гегу начали снимать с юного возраста, и он был избалован вниманием. Кобахидзе сыграл в картинах «Приключение Лазаре» (1973), «Переполох» с Софико Чиаурели (1975), «Пусть он останется с нами» (1975), «Птичье молоко» (1976), «Дюма на Кавказе» (1979), «Для любителей решать кроссворды» (1981).

Именно о нем, несостоявшемся герое для фильма «Покаяние», следствие отзывалось так: «Дед Геги Кобахидзе погиб на войне. А внук разрисовал стены своей комнаты фашистской свастикой, носил на шее металлический крест капеллана гитлеровской армии. В его доме члены банды тренировались в стрельбе из пистолета, у него в доме обнаружен, составленный собственноручно, детальный график с расчетами предполетной подготовки и движения самолета. Именно ему принадлежит идея и вся организация приведшей к кровавой трагедии инсценировки свадебного путешествия, проноса в самолет оружия, как и участие в его приобретении.

Взяв на себя роль идейного вдохновителя группы, он проявлял активность во всех делах, требуя, чтобы вся группа действовала как один человек. В самолете отличился особо жестоким и циничным отношением к пассажирам, терроризируя их постоянными угрозами взорвать гранатой самолет».

Тинатин Петвиашвили, девятнадцати лет, студентка третьего курса Тбилисской Академии художеств. Отец — научный сотрудник, жил в Москве; мать — научный сотрудник кафедры физики Тбилисского государственного университета. Это она, красивая девушка «с детским голосом», стояла с гранатой у входа в захваченный самолет и выкрикивала угрозы бойцам спецназа…

Раджен Микаберидзе («Финансист»), двадцать пять лет. Его отец являлся управляющим трестом «Интуриста», мать — домохозяйка. Оружие для акции было приобретено на деньги именно Микаберидзе.

Григол Табидзе, тридцати двух лет. Трижды судим за грабеж, угон автомобиля и злостное хулиганство. Его отец руководил проектным бюро Государственного комитета профессионально-технического образования Грузинской ССР. Мать работала педагогом.

…Когда Геге исполнилось два года, его отец снял милую черно-белую немую короткометражку «Свадьба». Мечтания юноши о марше Мендельсона, под звуки которого он поведет любимую под венец, разбиваются в тот день, когда с огромным букетом в руках он решается сделать ей предложение, а вместо этого становится невольным свидетелем ее свадьбы с другим.

Свою свадьбу повзрослевший Герман устроил в бело-кровавых тонах. 16 ноября он продиктовал Тине письмо к пилотам следующего содержания: «Летчики! Мы, 7 человек, требуем посадить самолет на одном из аэродромов Турции. Мы вооружены. Если вы нас обманете и не подчинитесь нашим требованиям, мы взорвем самолет».

К моменту прибытия в Тбилиси сотрудников Группы «А» КГБ СССР, на руках этой «золотой молодежи» уже была обильная кровь — они застрелили двух летчиков, бортпроводницу и пассажира. Еще шестеро были ранены.

Предпринятый штурм, занявший всего восемь минут, не оставил подонкам ни одного шанса на успех. Содрогаясь от ужаса, пассажиры в красках опишут на следствии все, что они пережили, что испытали от действий этих ублюдков. То, как вели себя они по отношению к заложникам, напоминает действия террористов в «Норд-Осте» и Беслане.

Нелюди заставляли пассажиров прикрывать иллюминаторы руками и телами, грозили расстрелами и подрывами гранат, отказывали в медицинской помощи и не давали ходить в туалет: «Все вы скоро умрете, поэтому нечего стесняться, надобности можно справлять прямо на месте».

1 августа 1984 года в Тбилиси начался судебный процесс. На скамье подсудимых не было Иосифа Церетели, скончавшегося в тюрьме. Последний день суда, день вынесения приговора, назначили на тринадцатое августа. В Тбилиси стояла поистине невыносимая жара.

Все оставшиеся в живых мужчины-террористы, а также иеромонах Теодор (Чихладзе), о нем речь будет идти особо, получили расстрел; Тинатин Петвиашвили определили пятнадцать лет заключения в ИТК общего режима.

Президиум Верховного Совета Грузинской ССР просьбы осужденных о смягчении приговора отклонил. Приговор был приведен в исполнение 3 октября. Хотя по Тбилиси еще долго ходили слухи, что осужденных все-таки помиловали и отправили в некую сибирскую колонию строгого режима.

Штурм в аэропорту Тбилиси… Об этой классической операции Группы «А» много написано. Однако редакция «Спецназа России» предлагает читателям узнать о ней из первых рук — от тех, кто принимал в событиях ноября 1983 года непосредственное участие. Встречу с ними организовал вице-президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» Владимир Игнатов, сам являющийся участником тех событий.

Из газеты «Вечерний Тбилиси»:

«18 ноября в Тбилисский аэропорт к рейсу №6833 по маршруту Тбилиси — Батуми — Киев — Ленинград прибыл свадебный кортеж. Супруги Герман Кобахидзе и Тинатин Петвиашвили инсценировали свадебное путешествие. Их должны были сопровождать Давид Микаберидзе, Иосиф Церетели, а также ничего не подозревавшие об истинных целях «путешествия» свидетели-подружки невесты Анна Мелива и Евгения Шалуташвили. Последней невеста вручила свою сумку, в которой, как выяснится позже, находились пистолеты, ручные гранаты, холодное оружие.

У бандитов был разработанный план, как избежать досмотра ручной клади. Для этой цели они и пригласили накануне на свадьбу Анну Варсимашвили, дежурную международного сектора службы организации пассажирских перевозок Тбилисского аэропорта.

Пути сближения с Варсимашвили члены группы искали давно. А установив приятельские отношения, приурочили свадьбу к ее дежурству. Да и оформили свои брачные отношения Кобахидзе и Петвиашвили лишь накануне реализации плана группы.

Ничего не подозревая, просто желая удружить приятелям, Варсимашвили нарушила инструкцию и пропустила их на посадку без досмотра и спецконтроля, за что и была привлечена к уголовной ответственности (три года условно — Авт.).

Другие члены банды — братья Каха и Паата Ивериели, Григорий Табидзе — присоединились к «новобрачным», пройдя через общий зал с остальными пассажирами.

Пассажиры заняли места. Но вылет задерживался из-за метеоусловий. В салоне, тем временем, разыгрывалось продолжение свадьбы. Пили шампанское, курили, ходили по салону, громко переговаривались, обменивались шутками…»

Публикация от 27 августа 1984 года

Ирина Николаевна Химич, бортпроводница:

— С самого начала рейс сопровождался проблемами. Еще до взлета один из пассажиров устроил пьяный дебош. По этой причине произошла задержка вылета на час-полтора. Лететь пришлось в плохих метеоусловиях, а когда пролетали над Кутаиси, экипаж принял решение развернуть самолет и лететь обратно в Тбилиси. Необходимо было сообщить об этом пассажирам, которые и без того находились уже «на взводе».

Чтобы оценить обстановку, я вышла в салон и увидела, как один из пассажиров стоял в проходе с гранатой в руке и кричал, чтобы все немедленно легли на пол, угрожая в противном случае взорвать самолет. Одновременно другой пассажир (как оказалось позднее, оба террориста были братьями) ударил по голове бутылкой шампанского сидящего впереди мужчину, а затем еще и выстрелил ему в голову. Этот мужчина потом еще долго оставался в живых.

Меня же террористы схватили в охапку и потащили в наше служебное отделение с тем, чтобы сообщить экипажу о захвате самолета и о первоначальном требовании лететь в Турцию. Однако они поняли, что я могу передать информацию на землю и оттолкнули меня прочь. Затем стали стучать в кабину пилотов.

Герой Советского Союза Владимир Бадоевич Гасоян, штурман:

— Накануне у меня был очень тяжелый 12-часовой маршрут Ленинград — Киев — Батуми — Тбилиси. И тут новый перелет. Отдохнуть толком не удалось. Однако рейс задерживался. Долг штурмана обязывал меня внести коррективы в план полета, который всегда рассчитывается по минутам. Поэтому на борт я поднялся самым последним, когда все пассажиры, а также члены экипажа уже находились в самолете. И это сыграло, как оказалось, очень важную роль: террористы, которые у трапа пересчитали пассажиров и запомнили членов экипажа, так и не увидели меня.

«Нырнув» в кабину пилотов, первым делом я спросил у членов экипажа: «Где мой пистолет?» — командиру, второму пилоту и штурману было положено иметь при себе пистолет. В этот же раз оружие получали без меня. Я всегда очень ответственно относился к оружию, а еще я всегда задвигал шторку, которая отделяет кабину штурмана от кабины пилотов. Если человек несведущий войдет и увидит кабину штурмана, закрытой этой шторкой, то ему покажется, что кабина пилотов на этом заканчивается, и больше там никого нет.

Полет проходил в штатном режиме. Достигнув аэропорта Батуми, мы начали снижаться, заняли высоту аэродрома, после чего надо было идти на посадку. Батумский аэродром — очень сложный для посадки, например, если дует сильный боковой ветер, то при торможении самолет может просто выбросить из полосы, а если ветер попутный — то полосы может не хватить. Вот и в этот раз диспетчер запретил посадку и отправил нас на запасной аэродром в Тбилиси.

Нам пришлось убрать шасси и снова начать набирать высоту, и, как сейчас помню, в этот самый момент я услышал посторонние звуки, доносящиеся из салона — хлопки и крики от боли проверяльщика Шарбатяна, стоявшего в дверях кабины пилотов.

Из газеты «Вечерний Тбилиси»:

«В 15 часов 43 минуты самолет взял курс на Батуми. Спустя несколько минут после взлета бандиты начали незаметно распределять между собой оружие.

Далее события разворачивались стремительно.

В 16 часов 13 минут Каха Ивериели и Иосиф Церетели поднялись со своих кресел и направились в сторону пилотской кабины. Это было сигналом для остальных.

Табидзе шепнул Паате Ивериели, что сидящий впереди мужчина, кажется, работник милиции, сопровождающий самолет, и его надо обезвредить. П. Ивериели, схватив бутылку из-под шампанского, с размаху нанес удар по голове мужчины. Затем, уже в смертельно раненого пассажира в упор выстрелил Г. Табидзе. Так был убит Алуда Соломония, начальник управления «Рустагаза».

Вслед за первым выстрелом последовали другие. Увидев пассажира в форме пилота гражданской авиации и приняв его за члена экипажа — им оказался А. Плотка, — Табидзе трижды выстрелил в него. Микаберидзе тоже выстрелил в Плотку, а затем и во вскочившего с кресла пассажира Гвалия. Оба были тяжело ранены.

Паата Ивериели и Кобахидзе, подняв гранаты, угрожают взорвать самолет в случае сопротивления со стороны пассажиров, приказывают им лечь на пол. Каха Ивериели вместе с Церетели, силой, под угрозой оружия, заставляют бортпроводницу В. Крутикову оказать содействие в проникновении в пилотскую кабину.

О том, что происходило в пассажирском салоне, экипаж еще не знал: шум двигателей и бронированная перегородка гасили звуки выстрелов. На стук В. Крутиковой дверь пилотской кабины открыл штурман-инспектор З. Шарбатян. Тут же, не говоря ни слова, в него выстрелили. Один раз — Табидзе и шесть раз — Каха Ивериели. Преступники бросились к пилотам, ведущим самолет. Вскочивший со своего места бортмеханик Анзор Чедия был сражен наповал пулей, выпущенной Табидзе.

Тут раздались ответные выстрелы с задрапированного занавеской штурманского места. Штурман В. Гасоян, мгновенно оценив ситуацию, первыми же выстрелами сразил насмерть Г. Табидзе и тяжело ранил К. Ивериели и И. Церетели.

Ситуация была чревата потерей управления, разгерметизацией кабины, пожаром и взрывом кислородной системы самолета.

Действия В. Гасояна позволили экипажу внести смертельно раненого З. Шарбатяна в кабину и заблокировать дверь».

Герой Советского Союза Ахматгер Гардапхадзе, командир корабля:

— Мы вчетвером сидели в кабине пилота. Раздается стук-пароль, я посмотрел в глазок, это была бортпроводница. Когда проверяющий открыл дверь, в кабину ворвались двое, они прятались за стюардессой. Они открыли огонь и убили Шарбатяна пятью выстрелами. Как только я потянулся за пистолетом, они схватили меня с двух сторон и стали кричали: «Не двигайся, мы тебя убьем, уничтожим всех». Один из членов экипажа, сидящий в кресле, спросил: «Что вы хотите? Зачем вы убиваете?» В ответ он получил несколько выстрелов.

Тогда мне было около сорока лет, я имел двадцатилетний опыт. Я был в самом зените. Впереди была вся жизнь полная успехов. Но получилось по-другому. Этот день остался в моей памяти страшным кошмаром. В тот день преступники просто устроили штурм — никаких переговоров, диалога ни с бортпроводницами, ни с нами не было.

Герой Советского Союза Владимир Гасоян, штурман:

— Не трогая шторку, отделяющую меня от кабины пилотов, я осторожно посмотрел через щелочку. И что же? В кабину врываются какие-то люди с оружием и срывают наушники с пилотов. Один из бандитов приставил пистолет к виску командира экипажа. Затем из своего кресла встает бортинженер и спрашивает: «Что вам надо, кто вы такие?» В ответ бандит мгновенно приставляет пистолет к его груди и дважды стреляет. Я вижу, как тело бортинженера падает назад в кресло, а по рубашке бежит красная тонкая струйка…

Не долго думая, я выхватил свой пистолет и снял его с предохранителя. Не обнаруживая своего присутствия, опять же, через щелочку, я прицелился и спустил курок, однако выстрела не последовало, пистолет лишь щелкнул. Затем прицелился снова и выпустил три пули в область сердца стоявшего рядом со мной бандита. Он тут же рухнул, а его соучастник, находившийся здесь же, не в силах понять, откуда ведется стрельба, стал в панике кричать. Этот второй негодяй не был хорошо виден мне, поскольку стоял позади кресла, где сидел убитый бортмеханик. Мне оставалось целиться ему в голову. Выстрелив так же три раза, мне удалось попасть ему в шею. Он с диким криком, вероятно тяжелораненый, вырвался из кабины и убежал.

Таким образом, кабина была освобождена, но остальные бандиты, стремясь переломить ситуацию в свою пользу, устремились в нее. Командир экипажа Ахматгер Гардапхадзе, имевший возможность видеть из открытой кабины весь салон, встретил бегущих огнем из своего пистолета.

Когда мы доложили земле обстановку, сухумский диспетчер предложил совершить посадку в аэропорту Сухуми, который был для нас ближе, чем Тбилиси. Предложение было принято, после того как был выполнен разворот почти на 90 градусов и принят курс на Сухуми, тот же диспетчер сообщил, что при посадке нам не хватит полосы. Так, в этой и без того тяжкой ситуации на недостаточной высоте нам пришлось развернуть самолет еще раз и вернуться к своему прежнему курсу на Тбилиси.

После того, как были отстреляны все патроны двух пистолетов, необходимо было запереть дверь в кабину, что в тех условиях оказалось невыполнимым. На проходе лежало грузное тело убитого бандита, оттащить его в сторону требовало немалых усилий, что не представлялось возможным в условиях завязавшейся перестрелки.

Чтобы предотвратить повторное проникновение бандитов в кабину, экипаж начал «бросать» самолет вверх и вниз, то есть искусственно создавать перегрузки. И как раз в это время наша вторая стюардесса, Валя Крутикова, оказалась в кабине. Как сейчас помню, сквозь слезы она восклицала: «Ребята, летите в Турцию! Нас собираются взорвать!»

Мы с командиром попросили ее оттащить тело преступника с порога кабины, чтобы мы смогли захлопнуть дверь. Валя была худенькой девушкой, метр шестьдесят ростом и весом не более пятидесяти пяти килограмм. Мертвый же бандит — настоящий амбал! Однако она схватила его за плечи и вытянула из кабины! Я поразился, откуда только взялись у нее на это силы.

Как только ноги бандита оказались за пределом кабины, я захлопнул дверь и запер ее на защелку. Нам удалось немного успокоиться и нормально продолжить полет, через некоторое время мы благополучно совершили посадку в Тбилиси. С земли дали указание зарулить на вертолетную площадку, подальше от других самолетов и заглушить двигатель.

…После всего случившегося грузинское общество, точнее его интеллигенция, разделилась по поводу случившегося. Инициативные лица начали сбор подписей под петицией о помиловании осужденных и замене высшей меры наказания на максимальный срок тюремного осуждения. Но близкие и друзья погибших при захвате самолета также собрали подписи — с требованием привести приговор к исполнению.

Эмигрантский журнал «Страна и мир», издававшийся в Мюнхене, заметку о трагедии в Тбилиси завершил таким характерным пассажем: «Сейчас все грузинские высокие инстанции (суд, прокуратура, правительство и т. д.) получают поток писем с угрозами: если с арестованными «что-нибудь сделают», то всю Грузию потрясет волна массового террора. История последних лет показала, что Грузия сейчас — может быть, единственная из союзных республик СССР, где это может быть и не пустой угрозой» (№ 3, 1984 г.).

Чтобы расставить все точки над «i», власти подготовили двухчасовую передачу «Бандиты», показанную по грузинскому телевидению 23 августа. В ней самым подробным образом был освещен ход этого дела, включая фрагменты судебного заседания. То было тяжелое телевизионное зрелище, и после него некоторые заступники, ужаснувшись, сняли свои подписи.

«Несколько десятков телефонных звонков последовало на студию в тот же вечер, — сообщала газета «Вечерний Тбилиси». — Был среди них и такой, весьма авторитетный звонок: мол, справедливость приговора под сомнение не ставится, но нужны ли еще жертвы?

Но жертвы ли? Кара — не самоцель, а вынесенная правосудием от имени общества квалификация содеянному. Цель правосудия заключается в утверждении принципа неотвратимости расплаты. Без этого принципа, утверждающего неизбежность возмездия, общество не может существовать. Безответственность за злодеяния уже сама по себе социально опасна».

С этими словами трудно не согласиться. После того, как банду Шамиля Басаева выпустили из Будённовска в Ичкерию, грянули Кизляр и Первомайское, «Норд-Ост» и Беслан.

Пройдет всего восемь лет и в ноябре 1991 года, во время правления президента-нациста Звиада Гамсахурдия газета «Свободная Грузия» опубликует «разоблачительную статью» о том, как под руководством Шеварднадзе была проведена «бессмысленная бойня», убийство молодых «борцов за свободу и независимость», пытавшихся покинуть на самолете «империю зла».

Тина Петвиашвили будет амнистирована и выйдет на свободу. Одновременно в сквере авиагородка будет совершен акт вандализма: памятный камень с фамилиями погибших пилотов и бортпроводницы вывернут из земли и осквернят.

Другое время — другие герои. Только могут ли быть героями террористы? Нынешние события в Укро-Майдании показывают, что могут, и вот уже портрет нациста Степана Бандеры печатают на школьных тетрадях.

На суде у них спросили: «Вы же все дети высокопоставленных родителей. Взяли бы туристические путевки в Турцию и остались бы там, попросили политического убежища!?»

Ответ был обескураживающий: «Если бы мы таким путем сбежали в Турцию, нас бы приняли за простых эмигрантов. Вот Бразинскасы, отец и сын, улетели с шумом, со стрельбой, стюардессу Надю Курченко убили, так их в США в почетные академики приняли…»

Комментарии излишни.

Ирина Химич, бортпроводница:

— Услышав ответную стрельбу и не в состоянии сообразить, откуда она ведется, бандиты подались в другой конец салона. Валентину бросили в багажное отделение, где она и сидела какое-то время. Я находилась в салоне и сделала попытку оказать помощь тяжелораненым, которые истекали кровью. Увидев, как я достаю из кармана платок, террористы решили, что у меня оружие и ударили прикладом пистолета по голове, от чего я потеряла сознание. В то время, пока самолет оставался захваченным, они били меня по голове еще неоднократно. У меня была разбита вся голова и образовалась опухоль. В какой-то момент перестрелки они просто поставили меня перед собой в качестве живого щита, положили мне на плечо оружие и начали таким образом отстреливаться. То, что в меня не попала ничья пуля, иначе как чудом не назовешь.

Потом я пыталась как-то утихомирить бандитов, старалась убедить, что, конечно же, мы летим в Турцию. А сама в это время увидела в иллюминатор, как с обеих сторон к самолету приблизились истребители… Когда террористы поняли, что мы приземляемся в тбилисском аэропорту, то побежали в хвостовую часть. Один из них убежал в конец салона и застрелился (Микаберидзе — Авт.). Насколько я поняла, все террористы к моменту посадки были ранены. Один был ранен в шею и сидел в багажном отделении. Другой — в ногу, еще двое были оба ранены в легкое и сильно хрипели.

Еще во время полета я успела открыть дверь самолета — чтобы не заклинила в случае, если посадка окажется жесткой. Когда самолет уже катился по полосе, я решилась на ходу выпрыгнуть из него… До земли было не менее двух метров, скорость — около тридцати километров в час, на ногах — туфли с высоченными шпильками. И я… прыгнула! В свое время была спортсменкой, выступала за сборную Грузии по волейболу, и это меня выручило в той ситуации. Оказавшись на земле, я быстро сгруппировалась, чтобы не угодить под шасси… Как оказалось потом, я повредила себе позвоночник, но зато ничего не сломала, даже каблуки остались целы! Немного моросил дождик, я ощутила приятную мягкую траву, от души отлегло.

И тут я услышала автоматную очередь и крики: «Стой! Стрелять буду!» Снова автоматная очередь. Помню, что упала в мокрую траву и что мне было очень хорошо… Нашли меня случайно только через пять-шесть часов. Мимо проходила начальница Службы бортпроводников и услышала мое бормотание: «У меня муж моряк, дочке два года, что с Валей?» С этим меня и привезли в госпиталь.

Там я пришла в себя и постоянно спрашивала про Валю Крутикову. Я пыталась заставить ее прыгнуть вместе со мной, но она так и не решилась… Позже я узнала, что тот самый раненый в шею бандит застрелил Валю в багажном отделении…

Герой Советского Союза Владимир Гасоян:

— После того, как заглушили двигатели, сидим и ждем, что же будет дальше. Пограничники зачем-то ведут огонь по самолету. «Что вы делаете?! Вы же нас убьете!» — кричал по радиостанции командир экипажа. Потом стрельба прекратилась, из кабины мы слышали, что ведутся какие-то переговоры. Мы открыли «форточку» в нашей кабине и кто-то отважился подойти снизу и переговорить с нами: «Ребята, покиньте самолет, есть угроза, что вас взорвут!»

Как мы могли покинуть самолет? У нас в кабине, конечно же, был аварийный канат, закрепленный на потолке. Он выбрасывался в эту самую форточку, но втиснуться в нее смогли только самые стройные члены экипажа. Тяжелораненый Шарботян попросил вообще не трогать его и оставить как есть.

Я оказался на земле. Шел холодный моросящий дождь, — а был ноябрь месяц, 18-е число, — на меня накинули пальто и отвели в комнату отдыха. Кругом собралось полно людей, а у меня в голове только одна мысль: «Бедные мои дети, сейчас ведь посадят меня в тюрьму за убийство человека, как они будут расти без меня?» Очень я сокрушался о своей судьбе, было обидно, что только совсем недавно осуществил свою мечту и стал летать, а тут, неизвестно, сколько лет дадут…

Пришел командир летного отряда. «Так, всем расступиться! — наливает мне в граненый стакан водки. — Володя, пей!» — «Да вы что, я же на работе, потом скажут, что был пьяный!» Все-таки выпил и закусил мандаринами, закурил сигарету, хоть никогда и не имел такой привычки.

Потом прибыло все руководство и начались опросы. Каждый член экипажа должен был рассказать всю, известную ему информацию: о количестве преступников, об оружии в их распоряжении. Родители террористов тоже прибыли в аэропорт. Весь процесс затянулся до утра.

Полковник Владимир Николаевич Зайцев, ветеран Группы «А»:

— Разработкой плана возможного штурма мы начали заниматься сразу по прилете в Тбилиси, пока шли переговоры с преступниками. На стоящем тут же, в аэропорту, однотипном лайнере осмотрели все нужные нам люки и лючки, возможные проходы и конструкторские особенности.

Началась непосредственная подготовка. Мне поручили возглавить штурмовую группу, которая должна была действовать в носовой части самолета. Вторую группу возглавил Михаил Головатов, третью — Владимир Забродин. Виктор Карпухин, отличившийся при штурме дворца Амина, рвался в ряды штурмующих, но Геннадий Николаевич Зайцев как отрезал: «Герой Советского Союза у нас в Группе один. Надо тебя поберечь!»

Нашему богатырю поручили руководство группой поддержки и осуществление связи со штабом, а также координацию действий штурмующих групп. Я взял себе двоих сотрудников, которые по сравнению с другими ребятами Группы «А» выглядели едва ли не миниатюрными. Дело в том, что путь, по которому мы должны были проникнуть в самолет, требовал прежде всего гибкости и ловкости. Да и средства защиты заметно затрудняли наше продвижение.

Не обошлось без наших обычных «накладок». С одной стороны, прокурор республики, безуспешно попытавшийся запугать преступников статьями УК, утомленный тяжестью бронежилета и риском быть застреленным на ВПП, безо всяких обычных для судейского сословия раздумий дал санкцию на физическое уничтожение террористов. С другой, мы получили приказ Комитета провести операцию, разумеется, без применения огнестрельного оружия. Поэтому главным нашим вооружением стали пистолеты с пластиковыми пулями в обойме: убить не убьешь, но при попадании мало не покажется.

Эдуард Шеварднадзе в последнем слове к «альфовцам» более чем прозрачно намекнул, что отнюдь не возражает, если мы уничтожим всех террористов, и просил только об одном — поберечь пассажиров и самих себя. Пожелал успеха и тихим голосом попросил для нас помощи у Господа.

Ирина Кундеренко, пассажир:

— Когда самолет приземлился, на мое сиденье сел Паата Ивериели. Я легла на пол… Он спросил: «Что, ранена? Покажи, где ранение, я сам врач». Он посмотрел на рану и сказал: «Это тяжелое ранение, ты, наверное, уже не выживешь… Если хочешь, я тебя пристрелю, чтобы не мучилась!»

Двигаясь от кресла к креслу, я просила помощи. И вот мне навстречу выскочил худенький, молодой человек. Пули тут же просвистели над ним. Двигаться в салонах преступники запрещали. Молодой человек раскрыл свое кресло, освободил переднее место, и меня положили. Он осмотрел мои раны. Ползком пробрался между кресел, прося чистые платки, духи. Он обработал мне раны, перевязал и уложил себе на колени. И тут я потеряла сознание.

Ираклий Киладзе, так его звали, организовал сидящих рядом сделать массаж сердца, сам делал искусственное дыхание. Когда я пришла в себя, его руки неотрывно следили за моим пульсом. Боясь, что у меня повреждено легкое, он просил дышать ровно и сдерживать кашель. На короткое время оставлял меня, чтобы оказать помощь другим пострадавшим от пуль пассажирам. Не раз приходилось ему возвращать меня из-за темной пелены, застилавшей мне глаза. И всякий раз, когда свистели пули, он заслонял меня своим телом, говоря, что у меня есть дочурка, и я должна оставаться жить ради нее.

До 31 декабря 1983 года я находилась на лечении в госпитале. После выздоровления мы опять встретились и подружились. Я познакомилась с его семьей. Это очень внимательные, теплые, душевные люди. Оказалось, что Ираклий мечтал стать врачом.

ПРОДОЛЖЕНИЕ