Автор: ОЛЬГА ФИЛИППОВСКАЯ, ДОНЕЦК

АНГЕЛЫ ЛЕТАЮТ БЕСШУМНО

Говорят, надо уметь прощать. Но, думается, прощение надо уметь заслужить. Ведь если бы и Янукович, и Азаров, и другие сбежавшие «регионалы» не бросили нас, Донбасс, на произвол пуль и тяжелой артиллерии, если бы просто поддержали нас тогда, когда мы поднялись против всей этой «пошести» (эпидемии), то у нас не было бы тысяч погибших мирных жителей.

Ведь мы же вам поверили, Добкин и Кернес, когда вы, товарищи, агитировали нас на федерализацию! Тогда сказано было нам: «Мы хотим, чтобы вы знали — мы будем с вами до конца!» Вот только вы забыли уточнить, что будете до конца съезда, а потом через два часа махнете в Россию! Вам и это простить? Кто нам тогда помог? Простые ребята с улиц, которые собрали в кулак всю свою храбрость и стали на баррикады вместо вас!

Но это первое и последнее обращение к вам. Вы нам уже глубоко безразличны! Ваши бесконечные предательства сделали нас сильнее, а ваши украинские партнеры заставили нас не бояться боли. Браво! Из вас вышла великолепная украинская компания друзей! Вот только Донбассу теперь не по пути с Украиной. Боль временна: она может продлиться минуту, час, день или даже полтора года. Но в итоге она утихнет, и вместо нее появится что-то другое. Мы живем с этой болью ради свободы, мы ее хотим обрести так же, как хотим дышать. Мы помним простые и искренние слова наших предков: «Донбасс никто не ставил на колени! И никому поставить не дано!» Все, кто остался здесь, на израненной земле Донбасса, понимают, что если мы сдадимся сейчас, эта боль продлится вечно.

Наша история — это история войны Украины с Донбассом, и никакая она не гражданская, потому что «расовые украинцы» для нас уже не граждане. А кто сомневается, посмотрите кадры высоко-рейтинговой юмористической программы «Вечерний квартал». Цинично ржать всем залом над тем, что снаряды убивают детей и жителей Донбасса, и получать при этом моральное удовольствие — это уже совершенно чужая, враждебно настроенная к Донбассу страна.

Я рада, что живу в Донецкой Народной Республике, отдельно от этих моральных уродов!

1.

— Не стучи ложкой по тарелке! Я кому сказала!

— Ну, мам! — опустил голову Миша. — Я стараюсь!

— Молодец! — Молодая женщина нахмурилась и молча встала из-за стола, убирая свою тарелку и стирая за собой хлебные крошки. Скатерть, парадная, светлая, уже полгода как была запрятана далеко в шкаф.

— Ты давай доедай, Мишань, — неожиданно ласково произнесла она и отвернулась к окну.

Маленький мальчик лет пяти задумчиво посмотрел на маму, которая казалась ему феей в лучах закатывающегося солнца, заглядывающего к ним на седьмой этаж. Но мама подрагивала. Может, ей было холодно. Ему стало грустно и захотелось сбегать погулять. Но он не хотел ее расстраивать — нужно было доесть суп.

В квартире раздался звонок, заставив всех вздрогнуть. Мама тут же повернулась, ее взгляд с надеждой смотрел на дверь. Она напряженно вытерла руки и тихо отложила полотенце. Затем нерешительно направилась в коридор, словно никак не могла собраться с духом.

Мальчик повернулся ей вслед, непоседливо заерзав на стуле.

— Ты ешь давай! — с серьезным видом напомнила мама, и Миша нехотя вернулся к своей тарелке.

Щелчок замка, и в коридор зашли какие-то люди. Мама тихо с ними перешептывалась.

— Пройдемте в зал, — она указала им дорогу и мрачно посмотрела на сына. Затем все скрылись, закрывшись за дверью.

Суп уже начал остывать, и ложка так тяжело поднималась ко рту.

Миша уныло поднял голову, и его взгляд тут же повеселел. Еще бы! На кухню зашла Олеся, его старшая сестричка. Она тихо присела напротив него и таинственно улыбнулась, прислонив палец ко рту. Миша все понял и радостно хихикнул, украдкой оглядываясь, чтобы мама не увидела.

У Олеси были светлые голубые глаза и длинные светло-русые волосы, которые сейчас немного спадали на ее лицо. Она сидела напротив окна, и заходящее солнце светило ей в спину, из-за чего вокруг ее головы получалось легкое золотое сияние.

— Вовремя же ты! — прищурился Миша, замышляя очередную захватывающую авантюру. — А то мне мама одному во двор спускаться не разрешает! Пойдешь со мной?

Олеся задумчиво подперла рукой подбородок, а затем радостно закивала головой, весело сияя взглядом. Ну да! Ей можно было. Ей же уже целых семь лет.

— Тогда я сейчас! — быстро заработал рукой Миша, закидывая в рот остатки недоеденного супа. Затем он бросил ложку в тарелку, и она громко стукнула. Он оживленно спрыгнул со стула, приземляясь на ноги, и решительно направился к двери. У выхода он обернулся, счастливо глядя на сестру. Они вместе шли во двор, и это его окрыляло.

2.

Олеся с Мишей спустились во двор. На улице стояла чудесная летняя погода. Воздух ласкал кожу теплом, и солнце выглядывало оранжевыми лучами из-за ветвей зеленых деревьев.

Дети загадочно перемигнулись, проходя мимо Галины Ивановны.

Пожилая женщина задумчиво сидела на лавочке у подъезда и держала в руках старый кнопочный телефон. Она виновато потирала экран своей высохшей рукой, и седые волосы печально развивались на ветру. Казалось, она подружилась с ветром и он с ней разговаривал.

Когда-то она была завучем в школе, давным-давно. Сын к ней периодически заезжал. А так она была самой настоящей волшебницей! Говорят, она очень любила воспитанных детей и жила в этом доме столько, сколько может жить только человек, знающий все тайны этого мира. И еще она была очень древняя! Как рассказывали ребята во дворе, Галина Ивановна жила здесь еще со времен рождения самого Донбасса. Она действительно походила на столетнюю старуху.

— Смотри-смотри! — Олеся восхищенно нагнулась к уху Миши.

Девочка была выше ростом, да к тому же Миша был похож больше на упитанного крепыша. Двигался как увалень, точно мог не заметить!

Мальчишка удивленно посмотрел на сестру своими большими серыми глазами, которые очень походили на папины. Мише всегда нравилось, как Олеся рассказывает — так увлекательно и жизнерадостно, и от этого весь двор оживал сказками.

— Она надела очки. Погляди, как блестят. Точно волшебные! — восхищенно улыбнулась своими голубыми глазами Олеся, и в них сейчас отразилась вся волшебная глубина неба. Миша слушал ее, разинув рот.

— Откуда знаешь, что они волшебные? — прошептал он, видимо боясь, что Галина Ивановна услышит его и заберет в свой таинственный замок. Миша и не задумывался о том, как целый замок мог поместиться в однокомнатной старенькой квартире на третьем этаже.

— У волшебниц всегда есть чудесные предметы под рукой, — со знанием дела пояснила Олеся, — а она очки достала. Сейчас нас будет заколдовывать своим взглядом. Бежим!

И при этих словах, сияя от радости, она дернула Мишу за руку, и они дружно побежали вперед.

— Куда бежим-то? — прокричал Миша, стараясь не отставать от Олеси.

— А вон на ту площадку! Побежали быстрей, — на ходу сориентировалась Олеся, чуть не налетев на велосипед, проскочивший мимо нее.

— Куда летишь, мелюзга! — испугано оглянулся Денис из соседнего подъезда. Он был старше и ходил уже в пятый класс. Еще отвечай потом за то, что они под колеса полезли!

Олеся звонко смеялась, не особо обращая на него внимание. Ну проехал себе и хорошо!

— Эй, ты! — прокричал Денису дворник. — Ты совсем обалдел? Детей не увидел, что ли? Вот я твоему отцу сейчас как расскажу! — погрозил он, тряся метлой.

Денис недовольно насупился, но ничего не сказал — только завернул на очередной круг.

— Дядя Петя! Здравствуйте! — звонко прокричала Олеся дворнику и радостно замахала рукой. Он подметал подъезд, который с правой стороны выходил на площадку.

Дядя Петя отставил свою метлу и довольно посмотрел на эту веселую девочку. Всегда, сколько он ее видел, она радостно порхала, восхищенно смотря на мир. И он помахал ей в ответ. Правда затем смущенно усмехнулся и тут же вернулся к своему делу, счастливо покачивая взъерошенной на ветру головой.

— Пойдем лучше к турникам, — сказал сестре Миша.

— Нет, пошли на качели, — радостно возразила Олеся, — ты меня покатаешь.

— Хорошо! Но потом пойдем на турники, — согласился Миша.

— А как у волшебниц работают эти волшебные вещи? — поторопился спросить Миша, понимая, что ему так много еще надо узнать.

— Ну… — задумалась Олеся, — они могут, например, издавать очень странные звуки. Вот такие, например. Слушай! Слышишь? Как громко свистит! Это точно Галина Ивановна свои волшебные очки надела! Весь двор задрожал от этого гула.

— Что-то мне страшно, Лесь! — Миша испуганно повернулся в сторону Галины Ивановны. — Она ведь добрая! Как она может пугать нас такими страшными звуками?

— Не знаю, — замирая, пролепетала Олеся, и на ее глаза стали накатывать легкие слезы.

Над их головами пролетел снаряд, а за ним еще несколько.

Галина Ивановна взволнованно подскочила, выпуская из рук телефон. Двор взорвался страшным шумом, и земля перевернулась под ногами. Галина Ивановна перегнулась и упала как подкошенная, оставив в воздухе горячие брызги крови. Они упали следом, окропляя асфальт и стекая вниз на дорогу, подмывая разбитый старенький телефон, к которому тянулась ее рука.

— Ма-ама! — зарыдал Миша, не отрывая взгляда от Галины Ивановны. Свист не переставал разрывать уши, и земля еще четыре раза переворачивалась, мешая дома и песок. Миша рыдал. Его глаза ничего уже не видели.

Вдруг он почувствовал, как его обняли чьи-то тонкие руки. Это была Олеся. Она разозленно, сквозь слезы смотрела вокруг, прижимая к себе братика. Крики, вопли, звон падающего стекла, треск и взрывы — все перемешалось. Она могла ясно чувствовать только братика в своих руках. Еще один взрыв. Да когда же они прекратятся! Олеся с надеждой посмотрела наверх — там было нежное голубое небо. И вдруг все застелила пыль. Взрывная волна отбросила Олесю в сторону. О кожу еще пару раз больно ударили острые камни, вырванные из бордюрных плит. Небо закружилось перед глазами. Звенело в ушах. Девочке хотелось, чтобы это поскорее закончилось. Хотелось просто закрыть глаза. Звенело в ушах…

Какой-то мужчина в военной форме подбежал и быстро схватил на руки мальчика. Отбежав в сторону, наложил ему на руку повязку. По рукам мальчишки стекала яркая красная кровь, но ему надо было потерпеть. Во дворе было с десяток раненых, им сейчас оказывалась первая медицинская помощь. Скорая была уже в пути.

В воздухе стоял вой сирен, и пахло землей, кровью и бинтами. Ополченцы вместе с врачами поместили раненых в машины скорой помощи и, считая минуты, понеслись в больницу.

3.

В зале на большом диване скромно сидели три женщины: две молодых и одна постарше.

— Значит, смотрите! — продолжила та, что постарше. Она не раздевалась, видно было, что зашла ненадолго. На ней был расстегнутый пуховик и старая кофта.

— Здесь коробка с лекарствами. Она небольшая, зато есть все лекарства по списку, который Вы нам оставляли.

Молодая хозяйка с благодарностью приняла посылку, немного неловко кивая.

— А вот здесь деньги. Собирали по всей России, да и наши люди немного помогли. Десять тысяч рублей. Пока только так, — добавила женщина, вручая пакет с деньгами.

Социальные работницы (а именно они зашли в гости) смотрели на молодую хозяйку, которая не знала, как себя сейчас вести и что говорить. Их переполняло смешанное чувство сочувствия и радости.

Хозяйка неловко оглянулась на дверь, будто прислушиваясь.

— Что такое? — поинтересовалась женщина в пуховике. — Что-то случилось?

— Да нет, — задумчиво ответила хозяйка. — Подумала, закрыла ли я дверь. А то ребенок может выйти.

— А! Ну да, ну да! — ответила женщина и оглянулась на молодую помощницу.

— Да. Вы закрывали за нами, — вспомнила та, — все в порядке.

И все четверо снова вернулись к гуманитарной помощи.

Миша потянулся к дверному замку своей рукой.

— Я не могу дотянуться. Поможешь? — он обернулся к Олесе, которая нерешительно остановилась в коридоре и посматривала на закрытую дверь в зал.

— Я не пойду, Мишутка! — она решительно посмотрела на него своими голубыми, как небо, глазами и, видя его растерянность, ласково улыбнулась.

— Почему? — спросил он.

— Ты простудишься. Я тебя люблю, — ответила она, задумчиво прислушиваясь к дому.

— Ну вот! Я что! Зря суп доедал? — заупрямился Миша.

— Вот не зря! — звонко возразила ему Олеся и, подойдя поближе, провела рукой по его волосам. — У тебя ручка болела, но ты победил злую боль. Ты у нас теперь Илья Муромец. Ты — герой!

— Правда? — гордо приободрился Миша, расправляя плечи, как папа учил.

— Правда, — светло улыбнулась Олеся. — Знаешь, что? Скажи маме, чтобы не грустила. Пусть она больше улыбается. Нам так будет спокойнее.

— А ты? Ты сама ей не можешь сказать? — удивился Миша.

— Мне уже надо идти. Папа ждет. Передавай всем нашим привет! — Олеся нагнулась над мальчиком, окутывая его своим счастливым голубым взглядом. Затем она сделала шаг назад, окунаясь в оранжевые солнечные лучи. Она превратилась в белую голубку и упорхнула на свет тающего за окном солнца.

Миша стоял, затаив дыхание, а затем сорвался с места и взволнованно побежал в зал.

— Давайте я, на всякий случай, оставлю вам номер своего телефона, — взяла в руки ручку женщина.

— Мам, мам! Там Олеся! Она была здесь! Сидела со мной на кухне! — затараторил Миша, махая своей рукой.

— Сынок, подожди! Что ты такое говоришь? — растеряно присела в кресло мама. — Ты суп доел?

Миша поднял свою руку и провел ею по голове.

— Она меня по голове погладила. Вот так! — показал он. — И сказала, что я — герой, я — Илья Муромец!

Мама, ничего не понимая, посмотрела на гостей, извиняясь за поведение сына. Но в душе она была рада, что Миша наконец-то стал веселым и носился, как реактивный веник. Он уже не прижимал к себе свою единственную, правую, руку. Второй уже просто не было. Скоро его ждала операция.

4.

Три женщины вышли из разбитого осколками подъезда. Каждая из них вынесла свои собственные воспоминания, но все сошлись в одном: этот мальчик оставил теплый след в их сердце.

— Слушай, я не знала, что в этой семье еще муж погиб, помимо девочки, — нарушила молчание девушка помоложе.

— Да, — тяжело вздохнула женщина в пуховике. — Здесь, в этом дворе, много людей в тот день погибло.

Она остановилась и молча обвела взглядом посеревший от горя двор.

Сбоку от нее стояла побитая деревянная лавочка, чуть в стороне на дороге, прямо у подъезда, зияла не засыпанная воронка от града.

— Я живу в соседнем дворе, — продолжила она. — Поэтому помню эту трагедию, как свою. Двадцать четвертого августа из этого двора увезли четырех раненых и семь убитых. Девочка погибла там, на площадке. Снаряд приземлился в двух метрах от детей. А отец как раз бежал их спасать. Вот и накрыло. Мальчика потом долго восстанавливали. Полгода прошло, — вздохнула она, вспоминая о чем-то своем. Может, о реве снарядов в тот день, или о бешеных глазах своего мужа, который прибежал помогать раненым, или о том, как он потом ушел в ополчение, или о теплом нежном солнце, которое не знало еще, что такое война.

Женщины молча постояли у подъезда и спустились вниз к фургону, сверяясь со своими списками. Им еще предстояло развести гуманитарную адресную помощь оставшимся людям.

Молодая помощница поставила галочку рядом с фамилией под номером тысяча двести сорок восемь, и они направились к следующей пострадавшей семье.

Ветер хмуро пробежался по турникам, подул на детские качели и стал тоскливо стелиться по песку, припорошенному снегом. Посреди площадки торчал корпус от украинского снаряда, тот самый, который унес жизни детей.