Автор: ГЕОРГИЙ ЭЛЕВТЕРОВ

СТАЛИН И ЗАГОВОР ВОЕННЫХ

Фото: Кадр из сериала «Заговор маршала» (2010 год)

Официальная история не всегда бывает правдивой. Пример тому?— история с Ричардом III, оставшимся в памяти потомков в образе горбатого злодея. В то же время, есть мнение, что он был доблестным воином, а злодеем и узурпатором был свергнувший его Генрих VII Тюдор.

МОЛОДОЙ МАРШАЛ

Существенный вопрос нашей истории относится к заговору Тухачевского и других военных. Без ясности в этом деле невозможно отделить правду от лжи в сталинском периоде истории.

Сталин руководил войной не «по глобусу», хотя мы и такое слышали. Он поднял нашу страну на беспрецедентную высоту и создал все те условия жизни, производительные силы и национальные ценности, которые мы еще сохранили. Разве не важно знать, в чем алгоритм его успеха, где зарыта его волшебная палочка? Почему десятилетиями скрывалась правда о том, за что он расправился с военными в 1930-х годах? В чем была суть того конфликта?

Давайте вспомним: что утверждал по этому вопросу сам Сталин. За десять дней до суда над Тухачевским и его подельниками 2 июня 1937 года он выступает на расширенном заседании Военного совета при Наркоме обороны, имея в руках материалы следствия. Он называет тринадцать человек — руководителей заговора. Это Троцкий, Рыков, Бухарин, Енукидзе, Карахан, Рудзутак, Ягода, Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник.

Сталин говорил: «Если бы вы прочитали план, как они хотели захватить Кремль… Начали с малого — с идеологической группки, а потом шли дальше. Вели разговоры такие: вот, ребята, дело какое. ГПУ у нас в руках, Ягода в руках… Кремль у нас в руках, т. к. Петерсон с нами. Московский округ, Корк и Горбачёв тоже с нами. Все у нас. Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, когда придем к власти, остаться на бобах. И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело реальное, черт побери, оно будто бы даже выгодное. Этак прозеваешь, за время арестуют правительство, захватят Московский гарнизон, и всякая такая штука, и ты окажешься на мели».

Сталин — политик. Он говорит осторожно, адаптируя свое выступление так, чтобы его поняли как надо. Но что он имел в виду? Еще в 1925 году на квартире у старшего Куйбышева собрались военные. Был Фрунзе. Был Тухачевский. И к ним туда запросто заглянул Сталин. Тухачевский, которому было тогда тридцать два года, задавал тон общей беседе, напирая на то, что сотрудничество с немцами — дело опасное. Сталин, решивший поддержать разговор, спросил: «А что плохого, что немцы к нам ездят? Ведь наши тоже ездят туда». На что Тухачевский холодно бросил: «Вы человек штатский. Вам это понять трудно». Куйбышев поспешил перевести разговор на другое.

Нетрудно увидеть, что вчерашний юнкер Александровского училища вел себя в присутствии двух выдающихся революционеров и государственных деятелей, мягко говоря, некорректно и невоспитанно. Ясно также, что это делалось преднамеренно, и ясно, для чьего одобрения. Портреты председателя Реввоенсовета Л. Д. Троцкого тогда еще висели в помещении штабов и управлений всех степеней.

Карьера Тухачевского не пострадала. Он стал со временем самым молодым маршалом. Но ему этого было мало. Мнение о Тухачевском как о беспринципном карьеристе было всеобщим, как в стране, так и в эмиграции.

Первым сделал Тухачевского «заговорщиком» Дзержинский. Знаменитая игра с белой эмиграцией — операция «Трест» — отвела Тухачевскому роль главного руководителя военного заговора. Эта легенда была воспринята как вполне правдоподобная. Ему это, видимо, нравилось. Молодой маршал был легкомысленным. Он с удовольствием исполнял роль красавца и героя-любовника, не обращая внимания на то, что среди его фавориток агентов НКВД было пруд пруди.

Он не кончал Академии Генштаба, но писал много статей о военной стратегии в эпоху революции — сам учил всех остальных теории военного искусства, хотя до своего головокружительного взлета не командовал даже ротой. Еще он увлекался музыкой и собственноручно изготавливал скрипки. Короче говоря, это была выдающаяся личность. По крайней мере, эта личность была у всех на устах.

Сталин такими людьми не швырялся, но, разумеется, слепо доверять ему он не мог. Тем более, что на Тухачевского уже с начала 1930-х было множество показаний о его неблагонадежности. Увидеть, что это «чужой среди своих», Сталину и его соратникам было легко.

Но был среди этой команды у Тухачевского и друг. Это душа-человек Серго Орджоникидзе. Тухачевский умел найти ключики к простому сердцу (при его-то опыте по женской части). Он даже предлагал сделать Орджоникидзе военным наркомом вместо Ворошилова. Вот такая непосредственность… Ясно одно: задолго до своего выступления на расширенном заседании Военного совета Сталину неоднократно приходилось задумываться: кто Вы, мой самый молодой маршал?

В 1927 году в политической борьбе были разгромлены троцкисты, которые считали, что Сталин неправильно руководит партией и страной (много бюрократизма и мало демократизма). Говоря проще, им не нравились диктаторские методы, т. е. их собственные методы, примененные к ним же самим.

В 1929 году в лагерь разгромленных противников генеральной линии переместилась группа Бухарина и его сторонников. У них были не надуманные, а очень весомые аргументы. Сталин отказался от ленинского курса на НЭП и взял на вооружение «троцкистскую политику военно-феодальной эксплуатации крестьянства и беспрецедентных темпов индустриализации». За этим последовала коллективизация с ее ужасами, которую многим военным, выходцам из крестьян, понять и принять было трудно.

Сопротивление крестьянства было неорганизованным, стихийным, а выступления разрозненными. Эмиграция попыталась взять организацию крестьянских выступлений на себя и возобновить гражданскую войну. Руководитель Российского общевойскового союза (РОВС) генерал Кутепов дал поручение разработать план организации вооруженной борьбы на территории СССР к весне 1930 года. Планировалось забросить из-за границы пятьдесят специально подготовленных офицеров для руководства военными действиями.

Иностранный отдел ОГПУ организовал в январе 1930 года похищение Кутепова. Агентура РОВС внутри страны была искоренена. Одновременно была проведена операция «Весна», суть которой заключалась в чистке офицеров и генералов царской армии, находящихся на службе в РККА.

И внутри партии были выступления недовольных сталинской политикой (Рютин, Сырцов, Ломинадзе). Эти люди выступали открыто и держались принципиально. Но главное заключалось в том, что партия уже приняла свои решения на пленумах и съездах, и они совершали определенное политическое преступление, навязывая повторную дискуссию. А это было запрещено секретным решением Х съезда.

ОШИБКИ РАЗУМНЫХ

Недовольным было трудно и почти невозможно представить, что Сталин сможет проводить независимую внешнюю политику в таком грозном окружении, что он сможет создать могущественные вооруженные силы своего времени и, вступив в схватку с самой мощной сухопутной армией мира, опирающейся на ресурсы практически всей континентальной Европы, выстоять и победить.

Конечно, «разумным людям» («реалистам» и скептикам) принадлежат хорошие минуты (легко ничего не брать на себя). Лучшие же, как известно, достаются «безрассудным». А когда Запад, который «есть Запад» и Восток, который «есть Восток», сходятся, наваливаясь на рубежи твоей Родины, приходится принимать экстраординарные меры. Сталин, как потом увидел мир, это делать умел. Решительно и беспощадно начал он свой труд великого государственного деятеля по форсированной индустриализации страны.

То была самая таинственная минута в жизни нации.

Романтики коммунизма, теоретики марксизма, полководцы, овеянные славой побед в гражданской войне, вся большевистская элита оказывала сопротивление этому не похожему на них вождю. Они ведь понимали, что в сравнении с битвой гигантов мировой войны их война была доблестной, но несколько упрощенной и даже утрированной… С дефицитами боеприпасов и продовольствия, с подвижными линиями фронтов, с дезорганизованными тылами и отсутствующими резервами. Они помнили, как при подготовке польского похода умный штабист Лебедев их предупреждал: «Европа нам насыплет».

Без Ленина они переставали быть настоящими «ленинцами», теряли главные компоненты своих достоинств революционеров и становились самими собой («реалистами» и скептиками). Оказавшись вне поля ленинского интеллекта и задумываясь своим умом, они уже не верили в возможность для России превращения в современную военную державу, и, следовательно, в возможность для нее самостоятельной политики и самостоятельной судьбы.

А Сталин, бывший уже тогда на фронтах гражданской войны «непревзойденным мастером (как заметит впоследствии Черчилль) находить выход из безвыходных положений», нет, не верил, а знал, где проложить единственный путь возрождения России, и он вел народ, который шел за ним, чуждый умникам, его ненавидящим. И народ понимал, что именно Сталин, как полагалось коммунисту, несет свой крест во имя его интересов, и ни перед чем, как и полагалось революционеру, в той «борьбе роковой» не остановится.

В начале 1930-х оригинальный автор — национал-большевик Дмитриевский бежал за границу и там опубликовал книгу «Сталин — предтеча национальной революции». В ней он пишет: «Кажется невероятным, но это факт: карикатурное представление о Сталине за границей создалось главным образом под влиянием разных дипломатических и торговых представителей советской власти.

Иностранцы, люди дела, понимающие значение сильной личности в истории, часто спрашивали их в интимных разговорах: «Скажите: что такое Сталин?» И обычно получали в ответ: «Сталин? — Грязный, грубый беспринципный делец, рассеявший весь цвет интеллигенции нашей партии и опирающийся на таких же темных и грязных людей, как он сам. Полное идейное ничтожество. Моральный урод.»

Надо, впрочем, сказать, что примерно то же мнение долго господствовало и в обывательских кругах самой России. Я не говорю уже об эмиграции, где формирующие общественное мнение люди и органы печати в подавляющем большинстве видят в людях, руководящих нынешней Россией, только преступников, только анормальных либо совершенно ничтожных людей… Не надо забывать, что заграничные представительства Советов долгое время комплектовались из политических отбросов — людей ненужных и нежелательных внутри страны. Троцкистами и «болотом» кишела, и сейчас еще кишит заграница. Зависть и злоба — плохие орудия политической борьбы. Рано или поздно жизнь приходит со своими аргументами — на смену легенде создает реальное представление о людях и вещах. Сталина, как и людей, сейчас его окружающих, надо знать такими, как они есть, со всеми их недостатками — но и со всей их силой. Ибо только так можно объяснить историю нашего настоящего — и только так можно ориентироваться на сложных путях будущего…

Надо понять: люди, особенно в начале всякого большого и нового исторического пути, являются — вплоть до самых великих — бессознательными орудиями истории. Искренне верят, что идут по одному пути — на самом же деле давно перешли на другой… Путь, казавшийся в России вначале путем абстрактной международной пролетарской революции, оказался, в конце концов, революцией русской: имеющей, правда, как всякая великая революция, мировые задачи и мировое влияние, но в основе своей являющейся национальной. И люди, которые в начале искренне считали себя только коммунистами, стали сейчас национал-коммунистами, а многие из них стоят уже на пороге чистого русского национализма.

Истекший год принес много изменений в самой России — и в частности в ее правящих ныне слоях. Год назад у верхушки власти все кишело червями термидорианского перерождения, людьми «болота». Казалось: они господа положения, они ведут.

Они оказались сейчас в подавляющем большинстве выброшенными за борт самим Сталиным.

Наверх поднимаются все в большем количестве люди народа. Они несут с собой наверх большой, у одних еще неосознанный, у других уже осознанный национализм. Национализмом является окончательно победившая там идея «социализма в одной стране». Национализм — «индустриализация». Национализм — все чаще звучащее утверждение: у нас есть свое отечество, и мы будем его защищать. Национализм — все чаще появляющееся именно там сравнение нашей эпохи с эпохой Петра Великого, что, безусловно, верно, с той только разницей, что масштабы нашей эпохи больше, и в деле революционного преобразования России принимают участие гораздо более широкие, чем тогда, народные слои».

Эта книга была впервые издана в 1931 году в Берлине. Автор, хоть и защищает Сталина, но имеет свои убеждения, которых Сталин официально не разделяет, но как утверждает Дмитриевский, на деле реализует, по той простой причине, что революции движутся народными массами, а вожди только улавливают вектор этих устремлений.

Анализ Дмитриевского, который хорошо знал вождей революции лично, который являлся живым свидетелем той революции, показывает социальную расстановку сил в разыгравшейся борьбе. Легко увидеть, что по мере того, как революция принимала народный характер (Дмитриевский в силу своего специфического мировоззрения понимает это как национализм), все очевиднее вчерашние революционеры превращались в антинародных контрреволюционеров, как это было с жирондистами, «болотом», термидорианцами французской революции.

В этом водовороте событий Сталин и его соратники становились на вершине политических схваток все более одинокими, как в свое время Робеспьер, которому Сен-Жюст подсказывал, что руководить дальнейшим развитием революции можно только установив личную диктатуру (ибо всегда у меньшинства есть соблазн поживиться за счет большинства). Такова закономерность всех революций, которые заканчиваются личной диктатурой (Кромвель, Наполеон, Сталин, Мао).

КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ

Ответ на этот вопрос дал тот же Сен-Жюст, после того, как якобинцы приняли самую демократическую по сей день конституцию в истории, и она не работала. Он сказал примерно так: если пока нельзя управлять с помощью закона, то придется это делать с помощью террора. Причина? Старая система рушится, а новая не установлена. В результате неизбежное торжество беззакония, с которым можно покончить только с помощью террора, а для этого нужна диктатура.

Робеспьеру установить диктатуру помешали демократические предрассудки. Эта роль досталась Наполеону, любившему повторять: «Я вышел из недр народа. Я вам не какой-нибудь Людовик XVI».

Сталин мог утверждать то же самое и с большим основанием. Нам легко уловить контрреволюционный дух сил, противостоящих Сталину, т. к. он неизменно возрождался. Сначала на апрельском пленуме 1953 года в антисталинском выступлении Берии, которое готовил Поспелов. Затем в докладе Хрущёва на ХХ съезде (автор — тот же Поспелов), насыщенном аргументами и фактами, взятыми из зарубежной прессы и не имеющими под собой никакой основы, лживыми.

И совсем недавно, когда на волне «реформ» Горбачёва и Ельцина на голову нашего неподготовленного читателя вылился полный ушат давно разоблаченных фальшивок, имевших в разное время хождение опять-таки на Западе, мы в полной мере погрузились в эту атмосферу контрреволюционной злобы и ненависти. В этот последний раз контрреволюция удалась, и ее цели, главная из которых — расчленение нашей страны в интересах чуждых нам геополитических сил, осуществились. А тогда был еще жив дух русской, первой в истории социалистической революции, направленной против поползновений меньшинства эксплуатировать большинство.

Находясь постоянно на подпольной работе в России и часто оказываясь в заключении, неприхотливый и почти нищий Сталин должен был пользоваться сочувствием простых русских людей, неизменно добрых к отверженным. С представителями элиты партии у угловатого, говорящего с сильным грузинским акцентом, но проницательного и властного Сталина отношения всегда складывались тяжело, и он привык к неприязни этой среды, мало обращая на нее внимания. Но в этой атмосфере вражды и недоброжелательности один за другим погибают очень близкие ему люди: Надежда Аллилуева (1932 г.), Сергей Киров (1934 г.) и Серго Орджоникидзе (1936 г.).

Сталин корил себя, что поздно спохватился: надо было обратить внимание на всепроникающий смрад контрреволюции «еще четыре года назад». Он не поверил в единоличную вину Николаева в убийстве Кирова. И Сталин понимал, что все надо взять в свои руки.

Уже в феврале 1935-го Николай Ежов становится секретарем ЦК, а затем председателем КПК и начинает плотно курировать НКВД. Хотя Ягоде это понравиться не могло, отношение к нему лично было предельно корректным и доброжелательным. Первым, на кого обрушился Ежов, был Енукидзе, обвиненный (скорее всего, вполне справедливо) в моральном разложении.

Именно Авель Енукидзе был прототипом персонажа булгаковского произведения «Мастер и Маргарита», который во время «сеанса черной магии» в Театре варьете требовал разоблачений и получил их в свой адрес. Сцена закончилась песенкой: «Его превосходительство любил домашних птиц и брал под покровительство хорошеньких девиц».

Но дело было не только в моральном разложении Енукидзе. В его ведении находилась охрана Кремля и служба того самого Петерсона, о котором Сталин говорил в своем выступлении на расширенном заседании Военного совета 2 июня 1937 года.

Зиновьев показал на следствии, что решение троцкистско-зиновьевского блока об убийстве Сталина было принято по настоянию троцкистов Смирнова, Мрачковского и Тер-Ваганяна, и у них имелась прямая директива на это от Троцкого. Участник блока Е. А. Драйцер признал, что такую директиву от Троцкого он получил в 1934 году.

Подготовка к дворцовому перевороту происходила и в ведомстве Ягоды. Его замом Аграновым, начальником правительственной охраны Паукером, его замом Воловичем и капитаном Гинцелем в начале 1936 года была сформирована рота боевиков, якобы для захвата Кремля и ареста Сталина.

«ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ ГЛУПОСТЬ»

Ходили слухи о государственном перевороте, который, как утверждалось, намечался на 1 мая 1936 года.

В марте 1935 года Енукидзе был освобожден от обязанностей секретаря ЦИК СССР, а в июне был выведен из состава ЦК ВКП (б) и исключен из партии.

Летом 1936 года были арестованы комдив Шмидт, заместитель командующего Ленинградским ВО комкор Примаков (жена Примакова Лиля Брик была агентом НКВД и, в отличие от других жен, никогда не преследовалась), военный атташе в Великобритании комкор Путна. Все они были давними троцкистами.

В августе 1936 года процесс над Зиновьевым, Каменевым, троцкистами Смирновым, Мрачковским, Тер-Ваганяном закончился смертными приговорами. Вышинский тут же сообщил о расследовании в отношении Томского, Рыкова, Бухарина, Угланова, Радека, Пятакова, Сокольникова и Серебрякова.

26 сентября 1936-го Ежов заменил Ягоду на посту руководителя НКВД.

18 февраля 1937 года покончил с собой Орджоникидзе. Был ли он причастен к заговору, не выяснено. Во всяком случае, за несколько дней до самоубийства Орджоникидзе в его квартире был произведен обыск.

Два других видных члена команды Сталина, Бубнов и Рудзутак, тоже попали в число репрессированных. У следствия были материалы на Мерецкова (начальника штаба у Уборевича) и, более того, на Будённого и Тимошенко, но этих троих не тронули. Думается, они просто сами сообщили Сталину о заговоре.

Дыбенко, которого Коллонтай склоняла поступить также, как Будённый и Тимошенко, такую возможность не использовал (не угадал, чья возьмет?) и был вскоре репрессирован. Коллонтай даже организовала встречу на квартире Сталина, где они втроем вспоминали прошлое, пели украинские песни, но Дыбенко отмолчался.

Прощаясь, Сталин усмехнулся: «Скажи-ка, Дыбенко, почему ты разошелся с Коллонтай? Очень большую глупость ты сделал, Дыбенко». Дыбенко, видимо, понял его буквально и не задумался, зачем его пригласили в гости (не песни же петь).

Умная Коллонтай не спасла близкого человека. Хотя, конечно, поняла, какую именно «глупость» сделал Дыбенко. Не спасла она и другого — Александра («Саньку») Шляпникова. Даже не пыталась. А Давида Канделаки — обаятельного, дружески к ней относившегося торгпреда в Швеции, а затем в Германии, она, скорее всего, сама и погубила.

Узнав от Литвинова об особой миссии Канделаки, входящего в круг близких родственников Сталина и отправленного в Германию, где он встречался с Шахтом и Герингом, Коллонтай была в ужасе от возможного сближения Сталина с Гитлером. Она, находясь на лечении под Гетеборгом, вызвала туда условным сигналом близкого ей европейского социалиста Марселя Боди, с которым имела откровенный разговор в лесу, и сообщила о миссии Канделаки, как это излагает Аркадий Ваксберг.

Прощаясь с Боди, она, навлекая на себя смертельную опасность (а, по сути дела, совершая государственную измену), сказала: «Передайте норвежским друзьям то, что Вы услышали от меня». Она вела себя как европейская социалистка, как дворянка и генеральская дочь.

Человек не может уйти от своего детства. Боди ее не выдал, и Сталин о ее встрече с Боди не узнал. В утечке информации он заподозрил друга Канделаки — своего родственника Алёшу Сванидзе. Возможно, что в процессе следствия их подвергали избиениям. Что тут скажешь?..

Сама миссия Канделаки была смертельно опасной. «Опасно попадаться меж выпадов и пламенных клинков могучих недругов». Коллонтай? Кто ее сейчас осудит? Интеллигентная женщина на крутых поворотах истории.

Не следовало посылать к ней Канделаки. А Сталин? Допускал ли он, что Канделаки и Сванидзе невиновны? Конечно, допускал, но послал их в подвалы Ежова. А ведь это были близкие, почти родные ему люди.

Как же так?

Историк Манфред, повествуя о казни герцога Энгиенского, писал, что Наполеон был задумчив, когда ему принесли письмо уже расстрелянного пленника. Он сказал, что если бы он увидел письмо вовремя, то помиловал бы несчастного. Трудно сомневаться, что это утверждение было ложью.

Первый консул прекрасно знал, что последний представитель рода Конде был ни в чем не виновен. Манфред утверждает, что, несмотря на несправедливость и беззаконие этой акции, в ней была «государственная целесообразность».

В своем романе «Прощай, оружие» Хемингуэй описывает расстрелы итальянской военной жандармерией людей из отступившей армии, расстрелы несправедливые и нелепые по приговорам, написанным на бумажке из блокнота. «Эти молодые люди (жандармы) спасают Родину — говорит себе его герой, и меня как иностранца обязательно расстреляют». Он решает спасать себя сам: бросается в реку и дезертирует, прощаясь с оружием.

Сталин спасал нашу Родину и жертвовал людьми, порою… даже если этих людей приходилось с кровью вырывать из своего сердца. На кону была судьба страны, в которой смерть свыше 20 миллионов людей и 8 миллионов не родившихся была наилучшим вариантом, была ценой блистательной победы. Могло быть гораздо, гораздо хуже.

Это был знаменитый сталинский террор, но бессудных расстрелов, как в недалеком прошлом, не было. По приговорам «троек» были расстреляны сотни тысяч человек. Их главная вина была в том, что их политическая активность могла препятствовать морально-политическому единству страны перед смертельной схваткой.

Кто из нас возьмется спасать Родину такими средствами? Кто из нас сумел бы тогда спасти ее любыми мыслимыми способами и победить? То было другое время, время гигантов. «Но быстро порастратив прыть, мы вновь самодовольный сброд» — так американский поэт высказался о времени после Линкольна. И нам судить о страданиях и победах эпохи гигантов с позиций «самодовольного сброда» — дело пустое.

Такие войны, как Первая и Вторая Мировые, сами по себе безмерные преступления, и историческая вина лежит на тех, кто их готовит и развязывает. В последнем случае вина лежит на преступной политике Чемберлена и Гитлера. И все попытки возложить вину на руководство нашей страны есть циничная ложь.

Другой вид исторических преступлений — это эксплуатация большинства ради баснословного обогащения и развращения меньшинства, что ведет к социальным катастрофам и революциям. Без учета этих главных моментов история превращается в запутанный клубок. И тогда прав тот, в чьих руках СМИ, у кого крепче глотка.

РАЗГРОМ

Ежовские чистки в НКВД были завершены в марте 1937 года.

3 апреля Ягода был арестован. А также Агранов, Паукер, Волович, Гинцель и другие. Многие из сотрудников Ягоды покончили с собой. В мае начались аресты среди высшего комсостава.

Были взяты под стражу командующий Приволжским ВО маршал Тухачевский, начальник Управления кадров Красной Армии Фельдман, председатель совета «Осоавиахима» Эйдеман, начальник Военной академии имени Фрунзе Корк, командующий Белорусским ВО Уборевич, командующий Ленинградским ВО Якир. Начальник политического управления Красной Армии Гамарник покончил с собой.

Сразу после ареста Тухачевского Вальтер Кривицкий (руководитель военной разведки в Европе, близко связанный с Троцким и Тухачевским) покинул СССР. Вскоре он перебежал на Запад.

Аресты верхушки военного командования РККА происходили с 19 по 31 мая 1937 года. 11 июня был вынесен приговор, а на следующий день приведен в исполнение.

Подследственные давали признательные показания с первых допросов. Есть множество свидетельств о применении физического воздействия к подследственным того страшного времени. Но это вряд ли относится к тому молниеносному следствию, через которое прошли Тухачевский и его товарищи. Скорее всего, они давали показания в шоке, под воздействием сильного страха. Так Фельдман в записке следователю Ушакову даже благодарит за печенье, фрукты и папиросы, которые получил. С избиениями это плохо вяжется.

Материалы того следствия сейчас опубликованы, и при всей их противоречивости они создают цельную картину, которая выглядит следующим образом. Все обвиняемые признаются в участии в заговоре, и все признают руководителем заговора, начало которого относят на 1931-1932 годы, Тухачевского. Его ближайшими соратниками являлись Гамарник, Уборевич, Фельдман и Корк.

Хотя Примаков и Путна были троцкистами, и следствие усиленно выявляло связь с Троцким, заговор выглядит ориентированным на правых. С теми были связаны Ягода и тот же Енукидзе. Доводы Бухарина, Рыкова, Томского были близки основной массе военных.

План захвата Кремля готовился с 1934 года и намечался на 1936 год, «когда Гитлером будет завершена подготовка к войне». Главную роль здесь играли: Тухачевский, Якир, Уборевич, Гамарник, Егоров (командир училища кремлевских курсантов, находящегося на территории Кремля), Горбачёв (заместитель начальника московского гарнизона), Енукидзе, Петерсон (комендант Кремля до 1935 года), Паукер, Бубнов.

Есть признания Тухачевского, что в организацию правых он был вовлечен еще в 1928 году Енукидзе. И что с 1934 года он лично связан с Бухариным, Ягодой, Караханом и другими. За день до этого 27 мая 1937 года Тухачевский признавался, что связь с правыми поддерживалась через Горбачёва и Петерсона, которые были связаны с Енукидзе, Ягодой, Бухариным и Рыковым.

Корк утверждал на следствии: «Я с Тухачевским еще в 1931 году вел разговор в отношении переворота в Кремле, Тухачевский мне заявил, что то, о чем я первоначально узнал от Енукидзе в июне 1931 года, т. е. о том, что правыми намечен контрреволюционный переворот в Кремле, опираясь на школу ВЦИК, что в это дело втянуты Петерсон, Горбачёв, и Егоров, — Тухачевский мне подтвердил, что мы должны предусмотреть как первый шаг в конечном плане наших действий, — это переворот в Кремле».

Тухачевский эти показания Корка отрицал, но как? Он заявил, что о подготовке «дворцового переворота» узнал в 1934 году и не от Корка, а от Горбачёва.

Уборевич утверждал, что так называемые заговорщицкие сборища у Тухачевского были просто посиделками с женами за чашкой чая. Он в то же время подтвердил, что антисоветские настроения у группы лиц, формирующихся вокруг Тухачевского, постоянно росли. Уборевич утверждал, что решающий разговор возник у него с Тухачевским в 1935 году. Тогда Тухачевский заявил, что на троцкистов и правых надо смотреть как на «попутчиков», а в действительности он думает о своей личной диктатуре.

Так называемые «заговорщики» действовали крайне неряшливо и неорганизованно. Заговор их боль­ше был похож на чесание языками в кругу амбициозных, недовольных, но недостаточно искушенных для такого дела людей. Свою тоску по «свержению Сталина» они готовы были изливать перед всеми, кто хотел их слушать: перед офицерами Рейхсвера, которые не оставались в долгу, поскольку сами думали о заговоре против Гитлера, перед женами и любовницами. Сталину вся эта болтовня разгромленной оппозиции и политиканствующих военных была хорошо известна.

Версия начальника внешней разведки Рейха Шелленберга о том, что они с Гейдрихом — и с одобрения Гитлера — передали (даже продали) через президента Чехии Бенеша информацию о заговоре Сталину, отрицалась компетентными людьми в Германии (Шпальке) и у нас (Судоплатовым).

Есть мнение, что и сами мемуары Вальтера Шелленберга — это одна из многих фальшивок Secret Intelligence Service, которые эта служба Британии постоянно практикует в качестве идеологических инструментов своей политики. Короче, Шелленберг мемуары написать не успел. Их подготовили за него уже после его смерти.

Наше представление о происходившем тогда подтверждается и самим ходом тех событий.

После развенчания незадачливого Енукидзе, замены Петерсона и установления контроля над Ягодой, со стороны КПК обсуждение плана государственного переворота на время прекратилось. Руководители заговора, уверенные, что СССР в военном отношении Германии противостоять не сможет, решили подождать начала войны.

Тухачевский, по словам Уборевича, выдвинул в 1935 году новый вариант государственного переворота в виде военного мятежа, когда начнутся военные действия. Но после процесса над «параллельным центром» в январе 1937 года Тухачевский начал торопить с акцией, заподозрив, и, видимо, не без основания, что Сталину все известно.

По версии А. Орлова (руководителя военной разведки в Испании, перебежавшего на Запад), как ее излагает наиболее объективный исследователь этой истории Ю. В. Емельянов, события развивались следующим образом.

Некий работник НКВД Штейн якобы обнаруживает в архивах документы о связи Сталина с царской охранкой и отвозит их в Киев, где показывает главе НКВД Украины Балицкому, который знакомит с ними Якира и Косиора. В курсе дела зам. Балицкого Кацнельсон, который, будучи двоюродным братом Орлова, информирует его об этом деле в феврале 1937 года.

Тем временем Якир ставит в известность Тухачевского, Гамарника и других участников заговора. Возникает план убедить под каким-нибудь предлогом Ворошилова устроить конференцию по военным проблемам и собрать, таким образом, в Москве всех заговорщиков, объявить Сталина провокатором и арестовать. Но они опять начали тянуть и позволили Ежову в марте — апреле завершить чистки в НКВД.

Оставался последний шанс — 1 мая 1937 года.

ВОЗМЕЗДИЕ

Очевидцы того парада утверждали, что на трибунах чувствовалось напряжение. «На самой верхушке царила паника. Все пропуска в Кремль объявили недействительными. Наши войска НКВД находились в состоянии боевой готовности» — свидетельствует один из видных чинов НКВД Шпигельглас.

Замнаркома НКВД Фриновский резюмировал обстановку тех дней: «Весь советский строй висел на волоске». Но Тухачевский колебался. Ему предложили ехать на торжество 

коронации в Великобританию, и он под этим предлогом опять перенес приказ о перевороте. Но, как известно, кто колеблется, тот падает.

Сталин не колебался. И тогда наступила пора возмездия.

Мог ли Сталин обойтись без кровопролитий? Думается, что мог. У него была возможность не дать заговорщикам совершить преступление. Он мог преследовать виновных и в уголовном порядке, и в порядке партийной дисциплины и не допустить развития событий до смертельно опасной черты.

Но стиль политики Сталина как раз в том и заключался, что он редко нападал первым, но готовился к стремительному и беспощадному контрнаступлению. Этот террор ему был необходим для установления своей беспрекословной диктатуры перед неизбежной военной схваткой.

Можно ли это ставить в упрек Сталину? При том положении вещей — нет, конечно! В таких войнах, как наша Великая Отечественная или римская война с Ганнибалом, диктатура является оптимальной формой организации тотальной войны. Одно только надо иметь в виду: длительная диктатура отрицательно воздействует на общество и может иметь гибельные последствия. Наличие конструктивной оппозиции, равновесие политических и социальных сил есть необходимое условие стабильного и мирного развития.

Была ли та оппозиция конструктивной? Конечно, нет. «Политические отбросы» в виде разгромленных левых и правых и политические дилетанты в виде военной клики, сформировавшейся вокруг барствующего Тухачевского, который надеялся избавиться после переворота от политических попутчиков, установить личную диктатуру, были скверной, если не гибельной альтернативой самоотверженному сталинскому руководству. Это руководство «для России было величайшим счастьем». Так оценил руководство Сталиным войной искушенный политик Черчилль.

И если западная пресса подняла свой обычный шум по поводу «фальсификации процессов» и «невиновности обвиняемых», то трезвые политики на Западе эту точку зрения не разделяли. Например, соратник Рузвельта в области внешней политики Джозеф Девис назвал их «пятой колонной», высказав удовлетворение, что от них удалось избавиться до начала войны.

ИСТОРИЧЕСКАЯ РОЛЬ СТАЛИНА

Так был ли все-таки заговор военных, связанный с троцкистами и правыми?

Нынешняя официальная версия, изображающая осужденных честными и непорочными людьми, выглядит в свете того, что теперь стало известно, абсурдом, причем абсурдом, построенным на стремлении применить подходы современной юстиции, давшей полную свободу рук коррупции и криминалу, для критики революционной юстиции того сурового времени. Вся эта аргументация сводится к осуждению «сталинских репрессий», которые мотивируются «кровожадностью тирана». Это старо и неубедительно. Так готовилось общественное мнение и промывались мозги десятки лет подряд.

Сейчас у Сталина появилось множество защитников. Можно сказать, что начался новый виток культа личности Сталина снизу. Многие авторы изображают Сталина защитником русского народа от еврейского засилья, спасителем русских национальных ценностей.

Это упрощение. Роль Сталина нельзя сводить к русскому национализму. По глубине постановок политика Ленина и Сталина была политикой не ХIХ века, как это понимается иногда патриотической интеллигенцией, а политикой века ХХI.

Патриотизм, который прививался нации этой политикой, был много шире национализма и исключал шовинизм, как фактор унижающий нацию, но не возвышающий ее. Шовинизм присущ побитой и озлобленной нации. Он не подходит русской нации, которую легко представить обманутой, но невозможно представить побитой. Это была тщательно подобранная, тонкая, но сверхэффективная политика реализации национальной гордости. Именно в этот период произошла ассимиляция всех народов России с русским народом и превращение русского языка в язык, несущий общую культуру и формирующий единую национальную среду. Нация превращалась в монолит.

А в споре о Сталине позиция защиты выражена наиболее объективно писателями В. В. Карповым, Ю. В. Емельяновым, Ф. И. Чуевым. Они убедительно доказывают, что заговор имел место, но недостаточно убедительны в оценке репрессий.

Факт репрессий и эксцессов, имевших место при их осуществлении, всегда смущает защитников Ленина, Сталина, Советской власти. Так были или не были массовые репрессии? Конечно, были. Были ли процессы 1930-х годов актами правосудия? Конечно, не были. Это был единый и беспощадный революционный процесс во имя социальной справедливости, во имя установления личной диктатуры Сталина, как безальтернативного политического решения ради спасения нашего народа и нашей страны от смертельно опасных угроз внешнеполитического и внутриполитического характера.

Есть известное веками правило, сформулированное Макиавелли: если элита противостоит народу, ее надо устранить и заменить элитой, преданной народу. А это есть не что иное, как политическая революция сверху.

Если же устраняется элита, преданная народу в интересах элиты, противостоящей народу, то это есть политическая контрреволюция. Принимая такую логику, мы можем утверждать, что деградация правящей верхушки СССР, ее сползание на позиции противостояния народу было процессом тлеющей контрреволюции. А государственный переворот и сокрушение СССР Горбачёвым и Ельциным было актом типичной контрреволюции, направленной на порабощение собственного народа и беспрецедентное предательство национальных интересов.

Часто говорят, что, устранив военную элиту перед войной, Сталин существенно ослабил страну в военном отношении. Опыт войны этого не подтверждает. Гитлер после ряда поражений, понесенных от Красной Армии, сокрушался, что не совершил в армии чистку, аналогичную сталинской. Вряд ли это ему помогло бы. На самом деле с утратой преемственности с Рейхсвером, его традициями и духом, Вермахт, оказавшийся в руках такого импровизатора и дилетанта, как Гитлер, вряд ли выиграл бы. В сущности, зверства, которые творил Вермахт под руководством Гитлера, привели к гибели прославленной военной традиции и профессиональной гордости германской армии.

Но Красная Армия военного времени, создателем которой был Сталин, безусловно, выиграла под его непререкаемым руководством. Попытки приписать эту заслугу Жукову, когда многое о нем стало известно, выглядят нелепо. Как и утверждения, что создание нашего ядерного и термоядерного оружия было заслугой Берии. И тот и другой были, грубо говоря, талантливыми погоняльщиками, потерявшими свои достоинства сразу после смерти вождя.

Окончание в следующем номере. 

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»