…В 1936 году Ольга вышла замуж за бельгийского миллионера Марселя Робинса, «человека порядочного, но очень изнеженного и избалованного». Робинс поселил свою жену в шикарном доме в центре Брюсселя, окружил роскошью. К несчастью, он оказался очень ревнив: публичная жизнь жены раздражала и злила его. К тому же вдруг открылось, что Марсель, мягко говоря, скуповат. Неприятное открытие, что и говорить. И Ольга вновь разочаровалась в семейной жизни…

Из письма Ады Константиновны О. Л. Книппер-Чеховой от 29 января 1937 года: «Я в Брюсселе… Ольга живет в самой лучшей части города, чудесная квартира… Едим на черном стекле, и под тарелками салфетки из настоящих кружев. Шофер, кухарка, прислуга, судомойка, все для двоих. Всегда народ — все деловые люди, и разговоры ведутся по-французски, немецки, английски, голландски, фламандски и по-русски. Муж Ольги очень хороший и порядочный человек, но черствый, сухой делец. С ним весьма нелегко. И как-то при всем внешнем здесь неуютно. Ольга, говорит, повеселела, так как я здесь, и хочет ехать со мной в Берлин недели на две… Зачем Ольга вышла замуж — не знаю. Деньги на все тратит она сама», — писала Ада Книппер.

После расставания с мужем, актриса возвратилась в Берлин, где только за четыре года войны успела сняться в сорока фильмах. А всего в ее творческой биографии 145 кинолент.

В 1937 году, возвращаясь из Парижа после гастролей МХАТ, О. Л. Книппер-Чехова заехала в Берлин, чтобы навестить племянницу. Уехала Ольга Леонардовна весьма стремительно — на другое же утро после приема, устроенного в ее честь. В Москве, «при закрытых дверях», она с ужасом поведала близким, что в доме «авантюристки Ольги» ее представили вождям Рейха. Ей пожимал руку Геринг! Гитлер звонил, сожалел, что быть не сможет…

«В МОМЕНТ ОПАСНОСТИ ВСЕ РУССКИЕ ЕДИНЫ»

Во время одной из застольных бесед в апреле 1942 года Гитлер изрек: «хотя бы хватило ума сделать так, чтобы Лицо, прибывшее с официальным визитом, сидело рядом с поистине очаровательной дамой, владеющей соответствующим языком!» Тут он повысил голос: «Нам крепко повезло, что в Берлине в нашем распоряжении есть такие дамы, как актрисы Лил Даговер, Ольга Чехова и Тиана Лемниц!» (Г. Пиккер «Застольные беседы Гитлера, 1941-1942 гг.»)

Несмотря на лестную характеристику фюрера, Ольга Чехова, продолжая работать «на благо великой Германии», почему-то категорически отказывалась от участия в военных репортажах с Восточного фронта. Выступая по радио, никогда не пела патриотических песен, предпочитая лирические.

Но фотографам красавица Чехова позировала охотно — сохранились снимки, на которых она запечатлена «под ручку» с руководителями Германии, — они появлялись во всех немецких газетах. Актриса чувствовала себя в Рейхстаге, «как на собственной вилле, могла позволить себе весьма независимые суждения» (А. Судоплатов, «Тайная жизнь генерала Судоплатова»).

Переводчик и журналист Валентин Бережков в книге «С дипломатической миссией в Берлине. 1940-1941» вспоминал, что на всех правительственных раутах в честь Молотова в Берлине рядом с вождями нацизма постоянно бывали киноактрисы, в том числе и Ольга Чехова. Она встречалась с Гитлером и Муссолини, Герингом и Геббельсом.

Подытожим, что положение кинопримы Рейха, так или иначе, устраивало Чехову. В общем, она — вероятно, помня ужасы гражданской войны — вела себя так, как Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром»: «Я пройду через все, а когда это кончится, я никогда, никогда больше не буду голодать. Ни я, ни мои близкие!»

Лишь однажды «черная кошка недоверия и подозрительности» пробежала между Чеховой и ее высокими покровителями. Через месяц после начала войны у Геббельса состоялся прием, на котором праздновалось предстоящее взятие Москвы. Об этом она писала в воспоминаниях «Мои часы идут иначе».

«В июне 1941-го Гитлер отдает приказ о нападении на Советский Союз. Июльским утром 1941 года мне звонит госпожа Геббельс: правительственная машина отвезет некоторых коллег и меня на обед на загородной вилле Геббельса в Ланке.

В этот воскресный день у меня спектакль в театре только в 19 часов. Дневной спектакль отменен. Таким образом, я не могу сказать «нет». Нас около тридцати пяти человек: мои коллеги, дипломаты, партийные функционеры. Застольная речь Геббельса пропитана национализмом и высокомерием. Он уже сейчас предсказывает падение Москвы.

Я думаю о бесконечных русских просторах, убийственной зиме…

В этот момент Геббельс обращается прямо ко мне:

— А ведь у нас за столом эксперт по России — госпожа Чехова. Не полагаете ли и вы, сударыня, что эта война закончится еще до наступления зимы, что на Рождество мы будем в Москве?..

— Нет, — односложно отвечаю я. Геббельс сохраняет невозмутимость.

— Почему же «нет»?

— Наполеон тоже недооценил расстояния в России…

— Между французами и нами маленькая разница, — иронично улыбается Геббельс, — за нами поддержка русского народа, мы идем как освободители. Большевистская клика будет сметена гигантской волной революции!

Я пытаюсь сдержаться, но это мне плохо удается:

— Революции не будет, господин министр. Потому что в момент опасности все русские едины.

Спокойствие Геббельса улетучивается. Он немного наклоняется вперед и холодно произносит:

— Очень интересно. Итак, вы не верите в силу германского вермахта. Вы предсказываете победу русских.

— Я ничего не предсказываю, господин министр. Вы спросили меня, будут ли наши солдаты еще до Рождества в Москве. Я высказала свое мнение. Оно может быть верным, а может быть ошибочным…»

После этого диалога установилось продолжительное молчание. Геббельс с подозрением вглядывался в бесстрастное лицо Чеховой.

«Вот оно, наконец, и произошло, — писала позднее Чехова в своих мемуарах, — открытое столкновение. Этого он мне не забудет…»

«Моим спасителем, во всяком случае, в данной ситуации, выступает итальянский атташе. Он со своим обворожительным акцентом выражает восхищение прелестными окрестностями вокруг дома, словно мы только что вовсе не говорили о России. Я бросаю ему благодарный взгляд. Геббельс действительно ничего не забывает. Он дает указание гестапо. «Вежливые господа», которые однажды уже навещали меня, на этот раз не утруждают себя. Они приглашают меня на «информационную беседу». Моя политическая наивность действует на них настолько обезоруживающе и одновременно убедительно, что часа через два они отпускают меня с «признательностью за сведения»».

Таким образом, инцидент с рейхсминистром пропаганды не повлек за собой никаких негативных последствий.

Некоторые исследователи сомневаются в истинности этого эпизода, однако автор книги «Ольга Чехова» британский историк и писатель Энтони Бивор считает, что «он имел место быть», и кроме того приводит сведения, что Ольга Чехова была приглашена на последний прием Гитлера в бункере имперской канцелярии 20 апреля 1945 года.

По мнению Бивора, Чехова посещала нацистские приемы отчасти для защиты карьеры, а главное, она поставила перед собой цель — выжить. И преуспеть.

БРАТ, АГЕНТ, КОМПОЗИТОР

Невероятно, но факт: родной брат «государственной актрисы Германии» Лев Константинович Книппер, бывший белый офицер, стал — ни много, ни мало — успешным советским композитором, народным артистом РСФСР, лауреатом двух Сталинских премий 2-й степени. Да его арестовали бы в тот же год, когда сестра стала звездой немецкого кинематографа, «обслуживающего фашистский режим».

Вообще, у знаменитого автора песни «Полюшко-поле» — биография фантастическая, остросюжетная, отчасти напоминающая невероятную судьбу сестры Ольги. Вероятно, это семейное.

…Шла Первая Мировая война, когда Лёва Книппер отправился добровольцем на фронт. «В угаре лжепатриотизма, под грузом с детства нажитых понятий и предрассудков я убежал на фронт, — вспоминал он. — Меня насильно вернули в Москву и заставили окончить гимназию (удивительно, что я получил тогда «Золотую медаль»). Затем поступление в Московское высшее техническое училище (ныне МГТУ им. Баумана), служба вольноопределяющимся сначала в Москве в одной из войсковых запасных частей, затем опять фронт и летом 1917 года — школа в Орле, готовившая офицеров конной артиллерии. Отъезд к родственникам на юг России; мобилизация в белую армию, дезертирство».

Согласно сведениям Э. Бивора, Книппер, оказавшись с остатками войск Врангеля на Галлипольском полуострове, отчетливо понял, что впереди только мрачное и бесперспективное будущее. Как и все его соотечественники, Книппер бедствовал, во многом разочаровался, на многое стал смотреть иначе, тосковал по Родине, не скрывая этого в своих разговорах с товарищами по оружию.

Вскоре ему удалось связаться с тетушкой, которая вместе с группой актеров МХАТа под руководством Качалова гастролировала в то время на Балканах. Ольга Леонардовна выслала племяннику деньги и пригласила присоединиться к ней. В начале 1921 года они встретились в Загребе, а в мае 1922-го, после переговоров с советскими властями, труппа вернулась в Москву.

Родные всерьез опасались, что на родине Лёву могут расстрелять как белого офицера. Но их заверили, что во имя спасения театра «бывший белогвардеец будет прощен».

По возвращении в Москву «Лев полностью отдался музыке», хотя родные отговаривали его от этого, ведь ему было уже 23 года. Помогла Книппер-Чехова, устроив племянника в музыкальное училище, директором которого была Елена Гнесина (основательница музыкального училища, ставшего в дальнейшем Российской академией музыки имени Гнесиных).

Поскольку зачислить учеником Книппера (по возрасту и анкете) было сложно, он стал «комендантом здания училища». Елена Фабиановна давала ему уроки фортепьяно, также Лев изучал сольфеджио, гармонию и теорию музыки у преподавателей училища.

Интенсивные занятия музыкой и перенапряжение вызвали рецидив болезни детства: вернулся туберкулезный процесс. Консилиум врачей установил, что… вылечить Льва Книппера невозможно.

И опять на помощь племяннику пришла любимая и любящая «тетя Оля» — Ольге Леонардовне («тетке, которая родила племянника», по меткому выражению В. И. Качалова) удалось включить Лёву в состав труппы МХАТа, выезжавшей на гастроли за рубеж — чтобы он смог пройти курс лечения в Берлине.

Советские власти поразительно легко дали согласие на отъезд бывшего белого офицера за границу. По мнению Бивора, причина заключалась в том, что после приезда в Москву, весной 1922 года, Лев Книппер был завербован ОГПУ. Поэтому его отпустили за кордон под видом лечения для установления связей с белоэмигрантами, которых можно было склонить к возвращению на Родину.

Напомним, в Германию в тот же период перебралась и Ольга. Бивор пишет, что одной из задач Книппера была именно вербовка Чеховой, которая была проведена успешно, и якобы на Лубянке имеется картотека секретной переписки между сестрой и братом.

Неплохая версия. Во всяком случае, что касается Книппера — иных соображений на счет его карьеры в Советском Союзе нет — потому как «вариантов выживания» у человека с такой биографией было ничтожно мало…

Но! Есть потрясающее признание его самого. Из письма к Ольге Леонардовне: «Всею силою моего мозга я желаю быть истинным большевиком, а для этого мне недостает знания… Ничто не может избавить меня от чувства вины перед партией и советским строем за годы гражданской войны. Для меня моя личная жизнь, мое творчество, абсолютно все переплетается с жизнью партии».

…С 1923 года Лев Книппер — член Ассоциации современной музыки. Вел творческую и пропагандистскую работу в РККА, сотрудничал с военно-театральным бюро Центрального Дома Красной Армии, много времени и сил уделял просветительской работе в частях Красной Армии.

С 1932 года он — инструктор по массовой работе Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. Создавал армейские оркестры, писал походную музыку, проводил семинары, преподавал основы музыкальной грамоты слушателям военных учебных заведений. Много ездил по стране, побывал на Памире, в Сибири и в Бурят-Монголии: собирал песенный фольклор, ходил в учебные походы на военных кораблях и подводных лодках, давал мастер-классы. С 1933 года выступал как дирижер. С 1936-го — руководитель музыкальной части Театра народов Востока.

Талантливый брат примы Рейха к началу войны уже был крупным автором симфонических произведений, в том числе 4-й симфонии «Поэма о бойце-комсомольце», в которую вошла его знаменитая песня «Полюшко-поле».

Выдающийся дирижер Леопольд Стоковский назвал «Полюшко» «лучшей песней XX века». Музыка шедевра принадлежит Льву Книпперу, слова — Виктору Гусеву. Лучшее исполнение — хору имени Александрова.

Четвертая симфония, собственно для которой Книппер и сочинил чудесную мелодию «Полюшка», ставшую лейтмотивом произведения, впервые исполнил в 1934 году Оркестр Всесоюзного радио под управлением дирижера А. В. Гаука. Известный трубач Георгий Орвид вспоминал: «Мы все сразу полюбили песню «Полюшко-поле» и как-то говорим композитору: «Какую красивую русскую народную песню вы нашли!» Сконфуженный, он нам ответил: «Это не фольклорная песня, именно я ее написал»».

Вскоре «Полюшко» пели по всему СССР, включая популярнейшие джаз-ансамбль Л. Утесова и Краснознаменный ансамбль армии. Многие, как и трубач Орвид, считали ее народной, что было высшим успехом для автора. Ее слава перешагнула пределы страны. Песню исполняли на торжественном открытии первой Международной конференции молодежи в Лондоне в 1945 году, где «Полюшко» пели шесть тысяч юношей и девушек со всей планеты.

В свой репертуар «Полюшко» включил эмигрантский хор донских казаков под управлением Сергея Жарова — они только слегка изменили слова («Красную Армию» на «Русскую армию» — каждый исполнитель и дальше трактовал ее по-своему).

А во время выступления Краснознаменного ансамбля в Париже в 1937 году «…весь зал всколыхнуло. А мы, русские, так прямо плакали. А теперь, как соберемся вместе, напеваем «Полюшко». Ведь вся Россия в этой песне, старая и новая, вся русская слава…» — вспоминал писатель и публицист Лев Любимов, живший тогда во Франции.

Книппер сам не ожидал от, казалось бы, невзначай написанной мелодии такого успеха: «Мне кажется, что кроме «Полюшка» от меня останется «Маленький принц», и поэтому мысль, что я его не смогу услышать, для меня нестерпима…»

Талантливый композитор, Лев Константинович — автор музыки опер «Северный ветер», «На Байкале», «Маленький принц» и к балету «Красавица Ангара» (совместно с Б. Ямпиловым). Им создано свыше 20 симфоний, музыка к кинофильмам и театральным спектаклям (среди прочих — таировская «Оптимистическая трагедия» в Камерном театре).

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова — актрисе М. П. Лилиной:

«…23-го вечером (февраль 1934 года) в Большом зале Консерватории шла первый раз Лёвина 4-я симфония. Вы представляете себе мое волнение! Я не судья, но от многих слышала серьезные отзывы, и писали о нем как о мастере и трепетном художнике. В этой симфонии есть чудесная песня «Поле-полюшко», которую уже поют в концертах с большим успехом. Играли, в первом отделении, Вагнера и Берлиоза (это соседство меня пугало), но книпперовская музыка не пострадала и имела очень хороший успех…»

«БАЛОВЕНЬ СУДЬБЫ»

От старых фотографий пахнет не только архивом, но и ветром странствий… Передо мной снимок 1936 года — 38-летний Книппер во время одной из инспекционных поездок в части Красной Армии на Перекопе: подтянут, свеж, в военной форме — настоящий командир. Такой же яркий и обаятельный, как герой Евгения Самойлова в прелестном фильме «Сердца четырех», снятом на киностудии «Мосфильм» К. Юдиным накануне войны.

«Мы все любили Лёву — великого шалопута, доброго по своему характеру и очень беззащитного баловня судьбы», — говорил о нем Владимир Книппер (племянник Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой — Авт.)

Беззащитного? Баловня судьбы? Удивительная, на первый взгляд, характеристика. Такая трудная судьба, испытания, потери — и вдруг «баловень»! А что? Пожалуй. Выжил. Состоялся. Занимался, и весьма успешно, любимым делом. Имел возможность путешествовать. Занимался спортом. Причем, старался все делать «на высшем уровне». Л. Книппер был чемпионом Крыма по теннису, выступал за теннисный клуб ЦДКА. Имел и еще одну, помимо музыки, страсть — горы.

Начиная с 1929 года, когда Лев вместе с другом побывал в Сванетии, он всерьез и надолго увлекся альпинизмом, да так, что в следующем, 1930-ом, поднялся на Восточную вершину Эльбруса. Он оказался «отравлен» горами «…и теми, несколько неожиданными для меня, ресурсами физических и духовных сил, о существовании которых я даже в себе и не подозревал. И думаю, что главное в альпинизме (для меня, во всяком случае) — не покорение вершин, а покорение самого себя…» — признавался Л. К.

С тех пор он при первой возможности рвался в горы. «Его записки в те годы лежали в турах на многих вершинах Приэльбрусья», — отмечали позднее биографы семьи Книппер-Чеховых. А чтобы быть ближе к людям, с которыми «великий шалопут» стал «своим по духу», окончил школу инструкторов, где командиром отделения, наставником и новым товарищем для него стал Георгий Васильевич Одноблюдов. После школы Книппер несколько сезонов работал инструктором в альплагерях «Рот-Фронт», «Локомотив» и «Большевик», занимался горнолыжным спортом.

Кто бы из товарищей Книппера мог тогда подумать, что он не расстанется с дорогим для него наградным значком даже за дирижерским пультом Московского концертного зала им. Чайковского — высокий, стройный, в черном фраке, в петлице которого синел «Альпинист СССР»?..

Начало войны застало Льва Книппера в альплагере «Рот-Фронт» в Баксанском ущелье, где он тренировал красноармейцев. Согласно приказу, он продолжил тренировки бойцов спецотрядов Красной Армии для боевых действий в горах и появился в ощетинившейся «ежами» Москве, к которой подступали немцы, только осенью 1941 года.

«В октябре 1941 года Москве грозила серьезная опасность, Берия приказал нам организовать разведывательную сеть в городе после захвата его немцами, — свидетельствует П. А. Судоплатов. — Помимо двух агентурных сетей, мы создали еще одну автономную группу, которая должна была уничтожить Гитлера и его окружение, если бы они появились в Москве после ее взятия. Эта операция была поручена композитору Книпперу, брату Ольги Чеховой, и его жене Марине Гариковне (дочери главного царского прокурора в Тифлисе, который после революции был «прощен» Берией в обмен на сотрудничество. Марина работала в ОГПУ с начала 1930-х, была вовлечена в операции против эмигрантов и показала себя эффективным агентом — Авт.). Руководить подпольем должен был Федотов — начальник Главного контрразведывательного управления НКВД».

Конспирация в группе Книппера была настолько серьезной, что ни один из ее членов о своих «коллегах» не знал ровным счетом ничего — абсолютно все было сосредоточено в руках Льва Константиновича.

Да-а… Случайному человеку — непроверенному, неподготовленному, не владеющему определенными навыками боевых действий подобного рода — такую операцию вряд ли бы поручили. Да и «просто композитор» не предоставил бы свою квартиру на Гоголевском бульваре под тайный склад.

Однако героическая Москва оказалась Гитлеру не по зубам, и дерзкий план ликвидации фюрера не состоялся.

Лев Константинович сотрудничал с органами разведки вплоть до окончания войны, выполняя «весьма деликатные миссии» в Персии и на Балканах — под прикрытием музыкальной деятельности — хотя «изучение иранской музыки» в разгар кровавой войны выглядит довольно странно. В конце войны он был направлен на 3-й Украинский фронт в качестве политработника «для оказания помощи фронтовым композиторам в деле создания песен, а также для творческой композиторской работы».

С Гитлером он так и не встретился.

Кстати, именно Л. Книппер в 1947 году уничтожал следы пребывания фашистских альпинистов на Эльбрусе. В дальнейшем занимался только творчеством. А нам осталось бессмертное «Полюшко-поле», мелодия которого когда-то случайно была наиграна на стареньком дачном фортепиано, — та самая песня, которую так любила его сестра Ольга, «государственная актриса Германии».

«В МОСКВУ, В МОСКВУ!»

Даже в своих воспоминаниях Ольга Чехова оставалась только и исключительно актрисой, ничего и никому не рассказав о своей работе на советскую разведку.

Исследователь жизни О. Чеховой Михаил Кубеев буквально за два года до смерти актрисы побывал на одном из приемов в посольстве СССР в ГДР. «Среди приглашенных оказалась и «звезда с легендарной биографией». На русском языке с заметным акцентом она, худая брюнетка с загорелым лицом, рассказывала обступившим ее женам дипломатов о своих новых омолаживающих кремах. Но журналиста, естественно, интересовало другое — он хотел докопаться до истины. В самом деле, почему бы этой милой старушке на закате жизни не выложить всю правду, развеять мифы, годами копившиеся вокруг нее? Однако его попытки «раскрутить» Ольгу Константиновну так и не привели к успеху. О прошлом ни слова, твердила она» (В. Миронов «Рядом с Адольфом Гитлером»).

Лишь однажды Ольга Константиновна поведала Владимиру Книпперу, автору документальной книги «Пора галлюцинаций» (издательство «Сполохи», 1995 г.), следующий «исторический анекдот».

Весной 1945 года, в самом конце войны, над Чеховой «нависла угроза ареста». Акцию осуществлял Гиммлер. Невероятно, как ей удалось отсрочить арест с вечера до утра следующего дня, но когда эсэсовцы во главе с Гиммлером вошли в дом Чеховой, они застали ее за утренним кофе в компании с Гитлером.

Со слов Чеховой, Гитлер сообщал ей о своей благосклонности в таких выражениях: «Я беру, фрау Чехова, над вами шефство, а не то Гиммлер упрячет вас в свои подвалы. Представляю, какое у него досье на вас». Подозревал ли Гитлер об истинной роли Чеховой? Или же был настолько самоуверен, что не допускал мысли, что его может обманывать беззащитная, хрупкая женщина? Этого мы никогда не узнаем.

…В конце мая 1945 года в квартире Книппер-Чеховой по улице Немировича-Данченко, дом 5 / 7, раздался телефонный звонок. Приятный мужской голос просил прийти за посылкой, адресованной О. К. Книппер-Чеховой.

Ольга Леонардовна послала за ней близкого друга, молодую тогда актрису МХАТа Софью Пилявскую. В посылке были роскошные туалеты и письмо от Ады Чеховой, адресованное матери. Дочь беспокоилась, что мама, столь поспешно уехавшая на гастроли в Москву, не успела прихватить концертное платье, перчатки… и вот теперь у нее, Ады, есть прекрасная возможность передать вещи с капитаном Советской Армии. Ее очень интересовало, как проходят гастроли во МХАТе.

Между тем, никаких гастролей в столице у Чеховой не предвиделось, никто понятия не имел о ее приезде. Но из письма было очевидно, что Ольга Константиновна, тем не менее, находится на «гастролях» в Москве.

Ольга Леонардовна обратилась к Василию Ивановичу Качалову, тот был знаком с комендантом Берлина Н. Э. Берзариным. Ответ генерала поверг всех в смятение. Весьма нелюбезно, он ледяным тоном посоветовал артисту никогда, никому вопросов о Чеховой не задавать.

Однако, как оказалось, в 1945 году Чехова действительно посетила Москву, город своей юности. Но ни с братом, ни с «любимой тетей Олей» ей повидаться не разрешили.

Более того, после пребывания в Москве «государственная актриса Рейха» не была отправлена в лагерь, и с ней не случилось чего похуже. Через два месяца она вновь была в Берлине, где ее бытом занимались сотрудники «СМЕРШа», а потом спокойно перебралась в западную зону оккупации, ставшую в 1949 году ФРГ.

Очевидно, как и ее брат, она тоже была «баловнем судьбы».

Окончание следует. 

ЕГОРОВА Ольга Юрьевна, родилась в Калуге.

Выпускница факультета журналистики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. В 1997 году была ответственным секретарём журнала «Профи».

На протяжении шести лет, с 1998‑го по 2003 год и с 2010-го по настоящее время является редактором отдела культуры в газете «Спецназ России». Опубликовала большой цикл статей, посвящённых женщинам в истории отечественной разведки. Автор книги «Золото Зарафшана».

"Серебряный" лауреат Всероссийского конкурса "Журналисты против террора" (2015 год)

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»