Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ

«НОРД-ОСТ» НАД МОСКВОЙ - 3

Окончание. Начало.

СКАЗАЛ КОРОТКО: «ЖИВОЙ!»

Террористки, находившиеся непосредственно в зале, ждали общей команды на взрыв, но командовать уже было некому. Большинство из них так и осталось в креслах. Телеканалы всего мира обошли кадры: черные фигуры… кто-то словно «заснул», кто-то откинулся на спинку в последний момент, получив пулю.

В руке у смертницы, находившейся у баллона в центре зала, был механизм в виде движково-кнопочного переключателя и клеммы под электрическую батарейку, которую она держала в другой руке. Потерявших сознание «шахидок» ликвидировали одиночными выстрелами. Существовала опасность, что, придя в себя, хотя бы одна из них соединит контакты.

К слову, Европарламент после драмы «Норд-Оста» первым делом озаботился тем, не совершались ли там «внесудебные казни». Иначе говоря: не пристреливали ли бойцы «Альфы» и «Вымпела» без суда, следствия и присяжных террористов в масках и смертниц в» поясах шахидов». Этих «бедных ребят», как назвала их тогда одна очень известная правозащитница.

Впрочем, чего удивляться!

Бой еще продолжался, когда была дана команда на эвакуацию людей. Спецназовцы выбили везде все стекла, чтобы протянуло свежим воздухом. Большинство заложников находилось под воздействием газа. Сидели, лежали в креслах. Часть — пришла в себя. Кто-то пробовал даже идти самостоятельно. Спасателей и врачей пускать внутрь еще не представлялось возможным. Начиненное бомбами здание могло взорваться и обрушиться в любой момент. Да и газ еще не весь выветрился.

Полковник Александр МИХАЙЛОВ:

— За два часа до штурма специалисты добрались до вентиляционной системы и пустили по ней газ. Примерно в 5.45, когда газ уже начал действовать, все штурмовые группы ЦСН пошли на штурм. И хотя сопротивление террористов на некоторых участках было отчаянное, все же газ сделал свое дело.

Ну а после самого штурма началась эвакуация людей. Практически тридцать-сорок минут смертельно уставший спецназ в противогазах и бронежилетах выполнял работу медиков и сотрудников МЧС. Помню, как мы вытаскивали грузного мужчину весом 120 килограммов, упавшего в проход между креслами. Пришлось ломать кресла, чтобы вытащить тело…

Я уверен: если бы медики и спасатели прибыли бы на место проведения операции вовремя, жертв было бы меньше на порядок. Но ответственность за потерянные жизни несут не они, а их руководство, не обеспечившее координацию действий служб.

Поначалу заложников выносили, не снимая противогазов, потом, когда дышать в них стало слишком трудно, — сняли. Не было времени обращать внимание на тошноту и головокружение. Не было времени объяснять что-то врачам «Скорой помощи». Да и они не очень ждали этих объяснений.

Насколько известно, собственно силовая фаза операции заняла примерно пятнадцать минут. Через сорок минут здание ДК было полностью под контролем спецназа.

Полковник Виталий ДЕМИДКИН:

— Шла операция по обезвреживанию взрывных устройств. В помещениях работали взрывотехники. Мы могли запустить медиков в зал, но вдруг произошел бы дистанционный подрыв из соседнего здания, и жертв было бы намного больше. Потом народу прибавилось, прорвался кто-то из оцепления, медики делали искусственное дыхание изо рта в рот, кто-то пытался завести сердце непрямым массажем сердца. Доносились реплики: «Ну что тут делать? Он уже готов. Пульса нет. Человек ушел». Ребята-врачи работали самоотверженно. Но они не боги.

На уровне штаба прогнозировалось: будут потери, убитые и раненые, много человеческих жертв, возможно, от минно-взрывных травм. Любой из нас понимал, что подрыв может случиться в любую секунду. Дом культуры был заминирован, взрывчатки хватило бы, чтобы сравнять все здание с землей. Один оставшийся в живых террорист мог привести всю цепь в действие. Боевики могли пустить нас в зал, а потом снаружи с помощью радиосигнала подорвать здание. В живых осталось бы не больше 10-15 % заложников.

Чувство, что мы были практически смертниками, оставалось до последних минут, пока мы не сели в автобус. Когда нас перед этим построили рядом со зданием ДК, мелькала мысль: ну вот, сейчас какой-то недобитый бандит нажмет на кнопку потайного взрывного устройства… Другое дело, что каждый в нашем подразделении способен перебороть чувство страха. А иных в «Альфе» и в «Вымпеле» нет.

К счастью, ни один из террористов не замкнул контакты, не взорвался. Вероятно, они ждали приказа, а тот, кто должен был его отдать, был уже ликвидирован. Наши бойцы успели обезвредить террористов, натянувших респираторы. На доли секунды они оказались быстрее.

Взрывчатка была самая настоящая, на это есть заключение экспертов, материалы следствия. Взрывотехники рассказывали, что у шахидов на сцене и в зале стояли бомбы с хитрым механизмом, они должны были сработать на обезвреживание. Нашим спецам пришлось повозиться.

После всего пережитого, когда закончилась операция, уже на улице, я подумал: «Боже, как же хорошо жить! Спасибо, Всевышний, что ты оставил меня на земле!» Позвонил маме, жене, сказал коротко: «Живой!»

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТОВ

После операции в Театральном комплексе на Дубровке были собраны горы оружия: 120 килограммов взрывчатки, 16 «лимонок» и 89 самодельных ручных гранат бризантного действия, изготовленных из выстрелов к подствольному гранатомету. Часть их них бандиты установили в виде растяжек в наиболее опасных местах.

Для поражения в арсенале банды имелись две противопехотные мины, демонстративно выставленные в первый же час захвата на сцене, и пресловутые «пояса смертников» с поражающими элементами — стальными шариками. Заряды вдоль стен должны были выбить опоры и обрушить потолок на людей, сидящих в зале. Это на случай, если «пояса смертников» по какой-то причине не вызвали бы детонацию. Но и это не все.

Третий вариант — подрыв одного из баллонов. Одного баллона было вполне достаточно, чтобы уничтожить все и всех. Уже в момент взрыва заложники бы погибли от чудовищного удара взрывной волны, многократно усиленной в замкнутом пространстве.

Из схемы минирования можно сделать любопытный вывод: боевики, находившиеся вне зала, не должны были погибнуть вместе со всеми. При любом из трех вариантов уничтожался только зрительный зал. В фойе у террористов и самого Бараева оставалась возможность воспользоваться хаосом — и уйти.

Известно, каким образом в столицу были провезены баллоны, — об этом рассказал в передаче на канале РТР журналист Аркадий Мамонтов. На каждом грузовике или автобусе имеются ресиверы — баллоны со сжатым воздухом. Они служат для торможения и открывания дверей в автобусах.

Перед подготовкой теракта боевики в Чечне сняли два баллона, высверлили, вставили снаряды, запаяли — и снова установили на машину. Присоединили шланги. На каждой такой машине может находиться пять-шесть ресиверов. На той, что шла в Москву, было два, которые не работали, но и не мешали движению.

«Успех стал возможен благодаря грамотным и слаженным действиям всех участников этой операции и тому, что спецназ сработал максимально быстро, — отмечал в 2004 году начальник штаба ЦСН ФСБ России, недавний командир «Вымпела» Сергей Уколов в интервью «РГ». — С начала штурма и до того момента, как наши люди оказались в зале и нейтрализовали смертниц, прошло не более 15-18 секунд. Причем каждый знал, где он должен оказаться в эти секунды. Кроме того, мы с самого начала планировали операцию так, чтобы отрезать главарей от «шахидок», чтобы они не успели дать команду на взрыв. Я сам был внутри и видел эти пояса и взрывные устройства. Могу вам сказать как специалист: муляжей там не было. Все они были в исправном состоянии и готовыми к применению».

«НАДЕВАЙТЕ ЖИЛЕТЫ — И ВПЕРЁД С ПЕСНЕЙ!»

По заключению экспертов, в ДК на Дубровке использовался препарат наркотического действия, применяемый для обезболивания при проведении хирургических операций. Он безопасен для здоровья людей, которые нормально питаются, пьют достаточное количество воды и не скованы длительное время в движении.

Тяжесть поражения была связана с дозировкой спецсредства — естественно, вот в чем дело; она была рассчитана на террористов, которых необходимо было вывести из строя.

Однако в зале удерживались люди, которые испытывали сильнейший стресс, находясь трое суток в экстремальных условиях, испытывая бесчеловечное обращение со стороны террористов. Фактически это была пытка, моральная и физическая. Плюс гиподинамия. У кого были хронические заболевания, они обострились.

Да и не всякий здоровый человек выдержит такое!

Полковник Юрий ТОРШИН:

— Перед началом штурма делали уколы антидота. На кого-то они возымели действие, на кого-то нет, и после спецоперации ряд сотрудников, порядка восьми человек, находились в госпитале на излечении — отравились газом! Двери в зал были открыты, чувствую — газ, но, хотя мы все имели противогазы, не надевали их. В них достаточно тяжело работать, стрелять, теряется видимость — обзор слева, справа. И я дал команду двум сотрудникам, фамилии их называть не буду — они до сих пор служат — бить стекла и резать огромнейшее полотно на фасадной части перед главным входом, где написано «Норд-Ост». Чтобы создать сквозняк, чтобы как можно быстрее газ вышел из зала, тем более, туда уже были открыты двери.

Сначала-то разбили стекла и витражи, — я думал, что будет достаточно, а сквозняка нет. Пришлось резать полотно, оно плотное, пропитанное масляной краской, и создает такой парниковый эффект вроде целлофановой пленки. Выскочили и начали ножами его резать, потом я смотрел, корреспонденты снимали непосредственно сам штурм со стороны фасада центрального входа, и как режется это полотно, и кусками отскакивают слова «Норд-Ост». Сквозняк, наверное, сыграл свою роль, помог и нам работать в зале, и выжить заложникам, не всем, к сожалению.

Бой был достаточно быстрый, скоротечный. Сработали все подразделения просто великолепно — каждый на своем участке. Бандиты были уничтожены, наверное, в течение десяти-пятнадцати минут. Может, даже и меньше. Ну а затем, оставив боевое охранение внутри, мы бросили все силы на то, чтобы вынести людей. Это была инициатива, рожденная на месте, изначально она не оговаривалась. Мы не знали, как сработает газ, что там будет. Решение было принято на месте, я даже не помню, кто стал инициатором. Сотрудники сами, сознательно, пошли на это, видя бедственное положение людей.

Террористов можно было сразу отличить от заложников, от тех зрителей, которые там находились. И наши сотрудники молча снимали бронежилеты и разгрузки и на себе вытаскивали людей, живых и мертвых, и укладывали прямо на ступеньки перед центральным входом — кто-то дышал, кто-то уже нет. Тут же подъезжали машины «Скорой помощи».

Появились сотрудники МЧС, но без команды они не могли зайти внутрь. Так что всех, кто там находился (во всяком случае, большую часть), вынесли сотрудники Центра специального назначения. Причем мы не выбирали, дышит или не дышит человек, брали первого попавшегося и несли на себе, а если он был достаточно крупный — то тащили вдвоем.

Помню, взвалил какого-то мужчину, а у меня еще кровь шла, но я как-то не чувствовал этого — кость не задета. А кровь идет и идет (после уже доктор оказал помощь, перевязал руку, сделал укол). Вынес, положил этого человека на ступеньки, откачиваю, пытаюсь сделать искусственное дыхание. Сзади голос, оборачиваюсь — Шойгу, мы с ним до этого уже были знакомы по Ботлиху, и он говорит: «Юра, не мучайся, он, к сожалению, умер…»

Заложников вынесли за минимальное количество времени, наверное, бой длился больше, чем сама эвакуация. Да, конечно, погибло достаточно большое количество людей. Но я, например, нахожу объяснение в том, что могло быть и хуже, и намного хуже, если бы сработали (все видели, наверное, документальные съемки) те взрывные устройства, которые были установлены.

Майор Геннадий СОКОЛОВ:

— Когда собственно операция по зачистке закончилась, мы кинулись в зал выносить заложников. Ситуация в прямом смысле взрывоопасная, ведь посреди зала находился фугас, и в любой момент мог произойти взрыв. Я нервничал, торопился… Заложники находились в разном состоянии. Кто-то без сознания, кто-то в шоке, потеряв ориентацию в пространстве, а кто-то с ясной головой. Мы, как одержимые, вытаскивали на руках всех, поскольку речь шла о жизни стольких людей!

Когда говорят о «Норд-Осте», то часто фокусируют внимание на последнем дне трагедии. При этом забывают, что первая кровь пролилась в ночь на 24 октября, когда террористы расстреляли москвичку Ольгу Романову. После от рук боевиков погиб офицер Константин Васильев, также пытавшийся призвать к совести этих отморозков. Смерть безоружных людей сорвала маски с банды Мовсара Бараева и показала их истинное обличье.

Низкий поклон им, этим двум погибшим, за мужество и неравнодушие. Мы это помним. Как помним обо всех жертвах «Норд-Оста». Да и забыть об этом невозможно. 26 октября я обязательно приду к Театральному комплексу на Дубровке и положу на бордюр букетик алых гвоздик. Знаю, что также поступят и многие мои боевые товарищи по Группе «А».

Александр МИХАЙЛОВ:

— Мы построились, обнялись, поняли: операция прошла без существенных потерь в отделах, есть только несколько раненых и контуженных. Знаете, что самое страшное для командира? Если ты вдруг случайно остался жив, а все твои ребята остались под грудой металла, и ты ходишь и плачешь в их семьи… Поэтому у нас в подразделениях начальники отделов, полковники и подполковники пошли с ребятами на штурм, чтобы разделить эту участь: или победить — так вместе, или погибнуть — так с песнями.

Нам приятно было услышать оценку профессионалов — зарубежных специалистов, что работают по антитеррору, руководителей спецподразделений SAS из Великобритании, «Дельты» из США, израильского «Моссада». Они считали, что мы сделали невозможное: из более чем 900 человек спасли 770. А всем «теоретикам» по борьбе с террористами и трибунным болтунам, кто доподлинно знает, как спасать заложников, я хочу сказать: «Надевайте жилеты — и вперед с песней!»

Полковник Виталий ДЕМИДКИН:

— Всех, кто был непосредственно в зале, послали на комиссию. Многих ребят «посадили на уколы», чистили организм. Я сам пятнадцать дней был на капельницах. Медики объяснили, что этот газ действует на самые уязвимые места в организме. У наших ребят у кого почки прихватило, у кого печень. У некоторых началась депрессия. На протяжении двух недель у меня сильно болела голова, и давление сильно скакало: только что было высоким, а через полчаса — уже пониженное. Но главное — мы остались живы и смогли продолжить борьбу с терроризмом и террористами.

Из состава подразделений управлений «А» и «В» не погиб ни один боец. Но, к несчастью, погибли 130 заложников. Люди были трое суток обезвожены, обездвижены и тем ослаблены… Я слышал, что одна из женщин была беременна, значит, погибших — 131. Осталось чувство досады, неудовлетворенности. Но все, что от нас зависело, мы сделали.

Вспоминаю учительницу, которая привела на мюзикл свой класс. Они сидели на балконе, газ поднимался вверх, его концентрация там была наибольшая. У детей организмы послабее, чем у взрослых. Преподаватель сказала им: «Ребятки, как только вы почувствуете газ или дым, берите свои шарфики или края рубашек, смочите их водичкой и дышите только через ткань». Никто из ее класса не погиб. Эта женщина еще помнила учебную тревогу по гражданской обороне, которую устраивали им в школе. Если бы каждый знал, что при угрозе отравления, прежде чем отключиться, нужно лечь лицом вниз, жертв могло быть меньше.

«ВЫ СДЕЛАЛИ ВЕЛИКОЕ ДЕЛО»

Пятнадцать лет назад на Москву обрушился «Норд-Ост», совпавший с 10-летием Ассоциации «Альфа». В той исключительно тяжелой обстановке было принято единственно возможное решение: отменить торжества. Однако никто не мог предположить, что развязка наступит быстро и на рассвете 26 октября спецназ, рискуя остаться под дымящимися руинами, уничтожит банду и сорвет планы организаторов попытки переворота.

А то, что это была попытка именно переворота, говорить как-то не принято. Как и вспоминать о роли сотрудников «Альфы» и «Вымпела», прошедших по лезвию бритвы. И потому на 10-летие Ассоциации «Альфа», в Культурный центр ФСБ, пришла политическая элита страны.

«Жизнь расставляет совершенно по-разному приоритеты в защите безопасности нашего государства, — обратился к офицерам Группы «А» академик Евгений Примаков. — Совершенно по-разному делается акцент на те или иные угрозы, которые реально возникают и представляют собой большую опасность для нашего общества. Сегодня это — международный терроризм. Поэтому когда вы с беспримерным героизмом решаете задачи по освобождению заложников в различных частях нашей страны, вы действуете не в локальном каком-то плане — вы находитесь сейчас на самой передовой линии обеспечения безопасности нашего общества, нашего государства, наших людей.

Прошло время, но сохранилось значение ядерного сдерживания. И это будет на близлежащий период играть свою роль. Но сегодня уже не ракеты, а вы своим повседневным боевым трудом защищаете, главным образом, безопасность России. Это относится и к «Альфе», и к аналогичным подразделениям, которые у нас, слава Богу, имеются. Я хочу сказать несколько слов о другом.

Сейчас есть такие подголоски, голоса небольшие, которые пытаются навести тень на плетень. Не обращайте внимания на них. Вы недавно сделали великое дело. Вы показали, на что вы способны, и эти подголоски и голоса тонут в громогласном «спасибо!», которое звучит от всего нашего общества в ваш адрес. Я хотел бы пожелать вам больших успехов в вашей работе, и пускай ее будет как можно меньше, этой работы. И пускай больше будет таких вот торжеств, на которых вас по заслугам превозносят наше общество, наше государство, наш народ. Большого вам счастья!»

…Весной 2015 года на площади у монастыря Вознесенская Давидова пустынь, что в поселке Новый Быт Подмосковья, был открыт памятник «Бойцам спецназа — воинам России». Прообразом бронзового солдата явился один из заложников Павел Платонов, который первым сообщил о случившемся и держал связь со спецслужбами по мобильному телефону.

«Его первый телефонный звонок раздался еще до того, как страна узнала из теленовостей о захвате террористами в заложники зрителей мюзикла «Норд-Ост», — рассказывал журналист Сергей Колесников на страницах журнала «Братишка». — Это был звонок не личного характера. Павел Платонов, оказавшийся в числе девяти сотен тех самых заложников, набрал номер телефона человека, который знал, во-первых, как распорядиться переданной Павлом информацией, и, во-вторых, что делать дальше в сложившейся ситуации.

Это была первая и наиболее конкретная, а значит, и бесценная для спецслужб информация непосредственно из захваченного террористами Театрального центра на Дубровке. По сути дела, иной информации оттуда не поступало. Да, были еще опросы заложников, которым удалось сбежать, впечатления посетивших захваченный театральный центр всевозможных парламентеров и переговорщиков…

Но Павел Платонов не просто регулярно сообщал важнейшую информацию. Ежесекундно рискуя собой, он работал по поручению профессионалов спецслужб, людей, руководивших операцией по освобождению заложников. Павел Платонов искал ответы на вопросы, прежде всего интересовавшие спецназовцев, которым предстоял штурм.

В первые сутки он выходил на связь довольно часто, практически каждые полчаса, в дальнейшем — чуть реже. Когда террористы, что-то заподозрив, отобрали у него мобильный телефон, Павел находил возможность посылать SMS-сообщения с чужих телефонов. Последнее сообщение от него поступило за несколько минут до начала штурма.

Информация, которую сообщал Павел, оказалась бесценной. Она помогла не только принимать правильные решения, но и сохранить жизни сотен заложников и освобождавших их спецназовцев», — заключает Сергей Колесников.

За мужество и отвагу, проявленные при исполнении гражданского долга в условиях, сопряженных с риском для жизни, Павел Юрьевич Платонов посмертно награжден орденом Мужества. Ему был тридцать три года.

«Норд-Ост», пятнадцать лет… Вечная память Ольге Романовой, Константину Васильеву, Павлу Платонову и всем, всем погибшим заложникам. Их смерть всегда будет невосполнимой утратой для всей России. Слава спецназу! Сотрудникам «Альфы» и «Вымпела», которые, как и через два года в Беслане, шли спасать людей и готовы были ради этого отдать свои жизни. Пролившим же невинную кровь да не простится никогда.

ИЗ ДОСЬЕ «СПЕЦНАЗА РОССИИ»

Полковник Торшин Юрий Николаевич, ветеран Группы «А» с 1980-х годов. Воевал в Афганистане. Прошел две военные кампании на Северном Кавказе. Участник многих специальных операций. Был начальником оперативно-боевого отдела Управления «А» ЦСН ФСБ России. Награжден пятью орденами. Трагически погиб в Чечне в 2016 году.

Полковник Михайлов Александр Владимирович, ветеран Группы «А» с 1980-х годов. Воевал в Афганистане. Прошел две военные кампании на Северном Кавказе. Участник многих специальных операций. Был начальником оперативно-боевого отдела Управления «А» ЦСН ФСБ России. Награжден пятью орденами.

Полковник Демидкин Виталий Николаевич, ветеран Группы «А» с 1980-х годов. Воевал в Афганистане. Прошел две военные кампании на Северном Кавказе. Участник многих специальных операций. Был начальником оперативно-боевого отдела Управления «А» ЦСН ФСБ России. Награжден четырьмя орденами.