Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ

ПУЛЯМ НАЗЛО

«Я БЫЛ ВОЕННЫМ ФОТОКОРРЕСПОНДЕНТОМ ДО ОСЕНИ 2004 ГОДА, ДО БЕСЛАНА…»

Наш коллега — военный фотограф и обозреватель «АиФ» Владимир Сварцевич. О доверии и расположении к нему силовиков говорят не только именные часы, подаренные командиром «Альфы», но и список горячих точек.

Человек безудержного оптимизма и фанат своей профессии. Его карьера — редкое сочетание таланта, гражданского мужества и успеха. Как отмечают коллеги, не было ни одного случая, чтобы его снимки не пропустили в печать, хотя были довольно жесткие фотофакты — политические и социальные.

Он ушел из жизни 12 сентября 2017 года. Не выдержало сердце… В горячке подготовки к торжествам по случаю 25-летия Международной Ассоциации «Альфа», отмечавшегося в Кремле, у нас не было возможности посвятить Сварцевичу развернутый очерк. Теперь мы возвращаем свой долг нашему товарищу.

ГКЧП. Танки на Красной площади, «путч» августа 1991 года.

Первые лица страны, все четыре президента без купюр — Горбачёв, Ельцин, Путин, Медведев…

Солдатские будни… Сварцевич побывал практически во всех зонах боевых действий, начиная с Афганской войны, которую запечатлел уже на ее излете. Из двух сотен служебных командировок, что были за его плечами, половина приходится как раз на горячие точки.

«Я очень горжусь и дорожу тем, что стал единственным советско-российским журналистом, который некоторое время работал рядом со спецназом ФСБ в реальных боевых условиях, — говорил Сварцевич. — Никогда не забуду, как братишки из легендарной «Альфы», словно дети, просто радовались жизни, почувствовав в руках не автомат, а тяжесть спелого арбуза-полосатика. На войне как на войне».

Портреты молодых, еще «зеленых» солдат, командиров с почерневшими лицами, измученных войной мирных жителей — жизненны и реальны, и от этого еще трагичнее. А вот снимок друга фотографа — подполковника «Вымпела» Олега Ильина, сделанный за четверть часа до его гибели…

Щелчок затвора военкора должен быть точным, главное — не упустить неповторимый момент непостановочной съемки, которая зачастую производится в боевых условиях. Доли секунды отводятся в репортажной съемке для того, чтобы поймать свет, нужный ракурс, правильно выстроить экспозицию. Вот оно, мастерство, которое не сможет вытеснить автоматизация цифровых камер.

«Это был октябрь 2001 года, Хожда-Багаутдин, кишлак, где находилась ставка Северного Альянса и где все журналисты ждали начала американского вторжения в Афганистан, — вспоминал Андрей Медведев. — По утрам, а на улице в это время было довольно холодно, Володя шумно умывался водой из кувшина, заглядывал к нам в палатку и весело орал: «Андрюха, б…ть, вставай, войну проспишь».

Потом он таким же диким криком будил Сашку Сладкова, который громко и весело матерился в ответ, и включал талибское радио. Там по утрам передавали новости, которые мы, конечно же, не понимали, но их слушал наш переводчик, а иногда музыку: то ли марши, то ли нашиды.

По вечерам Володя с Сашкой Сладковым за стаканом чая — это после ужина с водкой и бараниной — вспоминали Чечню и гражданскую в Таджикистане. А я сидел и слушал рассказы бывалых. Нашу базу — глинобитную мазанку, три палатки во дворе вокруг огромного длинного стола — мы с мрачной иронией называли «Отель «У погибшего журналиста»». Кто читал Стругацких, поймет аналогию.

Из всех совместных командировок с Володей Сварцевичем мне почему-то запомнилась больше всего эта. Пропитанная запахами сухой травы и афганского ветра. Пыльная осень 2001-го за рекой Пяндж.

Владимир Сварцевич был очень крутым журналистом, отличным фотографом, отважным мужиком. Жаль, что теперь Володи с нами нет. Сердце. Так бывает. До встречи, брат. Когда-нибудь».

…Аватарка интернет-площадок газеты «Спецназ России» в социальных сетях — это как раз снимок Владимира Сварцевича, на котором запечатлен будущий Герой России майор «Альфы» Юрий Данилин, погибший в Чечне при ликвидации подручного Шамиля Басаева.

«Я РОДИЛСЯ В СССР»

Владимир Савельевич Сварцевич родился 6 октября 1950 года в поселке Ермолино Боровского района Калужской области. Путь в профессию журналиста у него начался после службы в армии с маленькой районной газеты с внушительным названием «За коммунизм!» (ныне «Боровские известия»), в которую он устроился помощником корректора.

Вообще, Сварцевич любил рассказывать о том, как пришел в журналистику: назло учителю русского языка, который ставил своему ученику только «тройки». Тогда Владимир написал заметку в районную газету. Заметку опубликовали. И даже прислали гонорар — 1 рубль 49 копеек.

На факультет журналистики Сварцевич не попал: он заочно окончил исторический факультет. Параллельно с учебой в институте работал в районной газете, в отделе сельского хозяйства. И именно тогда увлекся фотографией.

Потом — Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС) и новая специализация: на девять лет фоторедактура и подготовка информационных сообщений. Почувствовав тягу к объективу фотоаппарата, стал уже профессиональным фотокорреспондентом. Затем перешел в газету «Известия», после — в английское агентство «Рейтер».

В 1996 году Владимир Сварцевич связал свою судьбу с Издательским домом «Аргументы и Факты», названным по одноименной газете, получившей всесоюзную популярность и большой тираж в период Перестройки.

Фотографии, которые он делал в горячих точках, в эпицентрах терактов, — пронзительные, пропахшие порохом, пропитанные болью искалеченных и сраженных горем людей, — стали выходить в свет многомиллионными тиражами. Лучше любых слов они рассказывали читателям о том, что происходило в стране и мире.

Как пояснял Сварцевич, военкор — «это драйв, испытание, риск, особого рода романтика, желание привезти эксклюзивный материал и, когда стали погибать мои друзья, — понимание того, что я выбрал опасную профессию».

Но едва ли большинство из тех, кто читал его репортажи, представляли себе высокую себестоимость добытых и опубликованных снимков. «Раньше ты просто отправлял негативы в редакцию из той точки, в которой находился, и ждал, — рассказывал Владимир Савельевич. — Неизвестно, что в пленках. Но в них должна быть твоя профессиональная гарантия. Ты находишься где-то в Таджикистане, Баку или Афганистане. Ты вернулся со спецоперации, у тебя эксклюзив, но у тебя нет связи с редакцией… Приходилось напрягать людей, вплоть до министров, военных. Чтобы выбраться из гор, нужен вертолет, а кое-где и танк. В аэропорту договариваешься с пассажиром, командиром корабля или стюардессой, отправляешь пленки в Москву. И мучаешься до тех пор, пока не поступят вести из редакции: пленки пришли».

Документальность этих кадров впечатляет любого неравнодушного человека. Сотни ярких, пронзительных фотографий, которые вмещают в себя более двадцати пяти лет творчества, активной работы в фотожурналистике.

В цикле работ «Я родился в СССР» Владимир Сварцевич, свидетель и участник советской эпохи, отразил, по словам Владимира Путина, «величайшую трагедию ХХ века» — развал Советского Союза. Это и история страны, история наших родителей и дедов, наша собственная история. Это «этапы большого пути», это человеческие беды и испытания.

Выставку Сварцевича увидели во многих городах России — Ханты-Мансийске, Челябинске, Казани, Перми, Владимире, Пскове, Санкт-Петербурге, Анапе, Сочи, Геленджике, Новороссийске, Нижнем Новгороде, Смоленске, Иркутске, Ярославле… Трудно перечислить все города, где она побывала.

Среди других знаковых фотовыставок Сварцевича, которые он представил общественности, — «Русский бросок в Косово», «Контртеррор», «35 лет большой страны».

«НО Я СИЛЬНЫЙ, ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ… ПРОСТИ!..»

Военные командировки близко сводили фотокорреспондента Сварцевича с бойцами элитных подразделений спецназа, начиная с «Альфы». Однажды он сделал фото прапорщика из отряда «Вымпел» Святослава Захарова — самого молодого на тот момент бойца легендарного подразделения. Спустя много лет Владимир Сварцевич смог рассказать историю его короткой и героической жизни.

«Мы познакомились 16 лет назад на Северном Кавказе, — писал Сварцевич на страницах «АиФ». — Тогда, получив разрешение на «самом-самом верху», я почти целый месяц готовил специальный репортаж к двадцатилетию легендарного подразделения. За это время я узнал, почем «фунт спецназовского лиха», потеряв в весе 10 кг, но приобрел, подружившись с парнем, который был старше моей дочери всего на год.

Разница в возрасте нас не смущала. В боевой обстановке я старался быть рядом со Славой. Я помню наше первое рукопожатие, его руку — крепкую, но с тонкими пальцами, похожими больше на пальцы музыканта, чем супермена. Его все называли Славой, а не Святославом. Хотя его мама иногда на это обижалась. Она родила Святослава в 19. Первый брак у нее «не сложился», и она вышла замуж за морского офицера Василия, который и воспитал ее сына. Жизнь в армейском гарнизоне, флотский порядок и дисциплина воспитали Святослава. Ему не нужно было объяснять, что такое офицерская честь.

Со временем их семья переехала в Москву. Святослав окончил школу, поступил в Академию РВСН имени Петра Великого. Но ушел оттуда со второго курса и, пройдя все мыслимые испытания, стал самым молодым сотрудником «Вымпела» в 21 год, переведясь на заочное отделение Академии ФСБ. В той самой командировке 16 лет назад он как-то признался мне, что при прохождении теста у него дрогнуло сердце. Прежде чем подписать контракт, кандидатов на службу в «Вымпеле» приводят к Мемориалу памяти, где золотом в мрамор навечно вбиты имена погибших сотрудников. И каждому понятно, что в этом списке может оказаться и его фамилия. Тест, конечно, жестокий, но это не конкурс на смерть. Это просто отбор лучших из сильных.

Святослав напрочь отбил представление командиров о «поколении пепси». Он хорошо знал литературу, кино, увлекался музыкой. Из родительской квартиры он переселился в служебное общежитие, чтобы всегда быть готовым. Стал классным снайпером: до мастера экстра-класса оставалась одна ступень. Он не делал зарубок на прикладе винтовки. К оружию Святослав относился трепетно, знал его в совершенстве. Ухаживал за винтовкой, словно за любимой женщиной, имея в своем арсенале всевозможные кисточки, «продувки». По своей натуре он был аккуратистом, чистюлей. Верил в Бога, всегда носил простенький крестик на тонком шнурке, а крестился в святом месте, на Валааме, где с группой спецназовцев проходил курс на выживание.

Святослав нравился девушкам. Он был галантным кавалером. В память врезалась одна история. Однажды вместе со своей группой проходил тренировку в подмосковных лесах, штурмуя болотные топи и торфяники. В группе были две девушки-сотрудницы «Вымпела» (тогда еще проводили такой эксперимент, набирая в спецназ женщин). Девушки, промокшие до нитки, выполнили задачу наравне с мужчинами. Перед ночевкой они поставили обувь к огню, забрались в спальные мешки. Проснувшись утром, они были здорово удивлены: в каждой паре их горных ботинок, начищенных до блеска, словно в вазах, стояло по букету ландышей. Их где-то раздобыл галантный Святослав.

С женой Ольгой он познакомился на дне рождения друзей. Вскоре стали жить вместе, отложив свадьбу на лучшие финансовые времена. Ольга знала, где Святослав служит. Знала, что не раз он был в командировках в Чечне. И догадывалась, почему он не рассказывает подробностей: чтобы не тревожить ее. Вскоре выяснилось, что Оля ждет ребенка. А Святослав копил боевые выплаты за командировки. На них он собирался сыграть отличную свадьбу».

На последнем снимке, сделанном Сварцевичем, — Святослав Захаров, каким его запомнили сослуживцы, друзья, любимые люди. Таким он был в последней командировке. Командировке в один конец.

Через сутки после Нового 2002 года их группа получила приказ: ликвидировать бандитов в районе Ца-Ведено. Сотрудники «Вымпела» на бронированном «Урале» выдвинулись в горы. Далее, уже пешком, вышли к заброшенному заводу, заваленному металлическими конструкциями. В кромешной тьме двигались осторожно. Святослав обогнул причудливую железяку, напоминающую человека. Раздался взрыв. Как потом выяснилось, Захаров в темноте сорвал ногой растяжку осколочной мины.

Святослав был еще в сознании, пытался что-то говорить, шепча: «Мама, Лена!.. Как больно!.. Но я сильный, ты же знаешь… Прости!..»»

Вот такой рассказ, оставленный всем нам Владимиром Сварцевичем, и — фотографии, фотографии… Собственно, работа военкора и заключается в том, чтобы оставить для потомков не голую хронику войны, а живые лица тех, кто, совершая подвиг, сохранил для нас страну и ушел в Вечность.

В ПРОПАГАНДИСТСКИХ ДОСПЕХАХ

В центре фотографического творчества Сварцевича всегда были лица. Метко схвачены эмоциональные моменты, композиционное построение кадра безошибочно дает понять, на чем автор делает акцент.

Через детали Сварцевич подводил к пониманию эпохи. Вот бабушка в потрепанном платке на лавке, а вот в покосившемся окне плакат с символикой Советского Союза. Солдат с протезами, крупным планом — медаль на ладони.

В работах Сварцевича отражены две эпохи — позднесоветская и последующая, наступившая после развала СССР, когда решался вопрос — быть ли уже самой России, точнее тому, что радикальные либералы публично, не скрывая, называли «обнажившимся ядром империи», которое «нуждается в дальнейшей регионализации».

1 августа 1986 года Советский Союз пережил кошмарную трагедию — круизный лайнер «Адмирал Нахимов» при выходе из порта Новороссийск столкнулся с сухогрузом «Пётр Васёв» и затонул в течение нескольких минут. Жертвами трагедии стали 423 человека. Владимир Сварцевич стал одним из немногих фотокорреспондентов, которому разрешили работать на месте катастрофы в первые дни после гибели «Адмирала Нахимова».

26 апреля 1986 года произошла авария на Чернобыльской АЭС. Масштаб катастрофы в первые дни не был до конца понятен даже специалистам, не говоря уже о простых людях, до которых информация доводилась в крайне урезанном виде.

Сварцевичу его работу фотокорреспондента в чернобыльской зоне отчуждения приходилось выполнять рядом с первыми ликвидаторами — теми, кто, получая огромные дозы радиации, спасали от беды миллионы людей.

Затем был Афганистан. Он стал первой горячей точкой, куда Сварцевич поехал как военный корреспондент. «Тогда все было заковано в пропагандистские доспехи и закрыто непробиваемой цензурой», — вспоминал Владимир Савельевич.

К слову, во время боевых действий в Афганистане в горячих точках работало лишь несколько советских журналистов. Мгновения тех дней были запечатлены на пленке за счет мужества и отваги этих людей, и не всем удалось вернуться с той войны. Сохранившиеся работы фотокорреспондентов описывают ее лучше всяких слов.

В феврале 2014 года в Государственной Думе проходила выставка «Горячие точки памяти». «Выставка — не просто дань памяти людям, через объективы которых весь мир смотрел на Афганскую войну, — отмечал на ее открытии Владимир Сварцевич. — Это и попытка восстановить справедливость по отношению к ним. Военные корреспонденты времен Великой Отечественной считаются ветеранами, а мои коллеги — нет. Пора отдать то, что им положено… Я предлагаю депутатам Госдумы РФ сделать поправки в закон «О ветеранах», гарантирующие журналистам, прошедшим горячие точки, — присвоение статуса ветеранов боевых действий».

Мы, коллеги, обязательно доведем это предложение Сварцевича до законодателей. Идея не будет забыта по причине его смерти.

«ЧТО, ДЖОХАР, НЕ ДОГОВОРИЛИСЬ? БУДЕМ ВОЕВАТЬ?»

Россия девяностых… С падением Советского Союза все изменилось. На смену прежней идеологической цензуре пришла вседозволенность. Когда для СМИ открылись коридоры КГБ и министерства обороны и журналистов стали пускать на секретные объекты, то, по мнению Сварцевича, появился некий профессиональный беспредел.

Сам Владимир Савельевич был уверен, что для журналиста на войне есть определенные рамки: он имеет право, по сути, только на констатацию факта. Естественно, находясь по одну сторону «баррикад», а не так, как это было в период Первой Чеченской войны, когда представители некоторых крупнейших электронных СМИ брали комментарии на одни и те же события как у федералов, так и у сепаратистов. Да, было и такое!

Владимир Сварцевич был профессионалом редкого таланта: он одинаково виртуозно владел как камерой, так и пером. И при этом не боялся рисковать. С 1988 года в его жизни начался период огненной журналистики: более ста командировок в горячие точки. Он участвовал в освещении гуманитарной спецоперации ООН в Центральной Африке, спецоперации ГРУ и ВДВ в Приштине (Косово, бывшая Югославия). Также в его послужном списке были Нагорный Карабах, Таджикистан, Приднестровье, Южная Осетия, Абхазия, две чеченские военные кампании.

Владимир Савельевич был свидетелем многих военных драм. В частности, он присутствовал на драматических переговорах, предварявших Первую Чеченскую кампанию. Тогда в Грозный прилетел министр обороны «всех времен и народов» (так его называл Борис Ельцин) Павел Грачёв.

«Мы подъехали на машине к администрации, около которой стояла группа боевиков с автоматами. Грачёв, втянув голову в плечи, прошел в здание, — вспоминал Сварцевич. — Когда появился Дудаев, толпа пришла в восторг, слышались крики одобрения. Встреча длилась несколько часов. И в конце я услышал такой разговор. Павел Сергеевич спросил: «Что, Джохар, не договорились? Будем воевать?» Дудаев ответил: «Да, Паша, будем воевать». Мы уехали ни с чем, а спустя несколько дней началась война…»

По наблюдениям Сварцевича, в Первую Чеченскую кампанию федеральный центр информационную войну проиграл. Журналисты в рядах российской армии считались персонами non gratа. В то время как ставки боевиков для представителей СМИ были сделаны максимально открытыми. «Получить интервью у Басаева или Дудаева было проще, чем взять комментарий у российских командиров. Получалось, что 80 % информации поступало от боевиков и только 20 % со стороны российских войск», — делился воспоминаниями военкор.

Несколько по-другому стали относиться федералы к журналистам во Вторую Чеченскую кампанию. Так, Владимир Сварцевич принял участие в нескольких спецоперациях, будучи вместе со спецназом ГРУ.

«Была поставлена задача по ликвидации боевиков Гелаева. Тяжелейшие условия, мороз, горы… Я по итогам этой операции сделал материал под названием «Подснежники на крови». Почему подснежники? Просто на могилу одного погибшего солдата его товарищи приносили с гор первые цветы, это были подснежники. В той статье я реально описал, как вместо альпинистского оборудования наши военные использовали бельевые веревки, как сами делали зацепы на сапоги, чтобы передвигаться по горам. По определенным неписаным журналистским нормам я должен был согласовать материал. И его отправили на сверку начальнику ГРУ Валентину Корабельникову, который поправил в статье только одну цифру — число погибших спецназовцев во время той операции».

«ЕСЛИ Я В РАЮ, А ГДЕ ЖЕ АРХАНГЕЛЫ?»

Работа с силовиками имеет много сложностей. Как объяснял Сварцевич: «На войне масса искушений, ты получаешь эксклюзивную информацию и должен проанализировать, не выдаст ли она определенных военных секретов, не поставит ли под удар твоих друзей. И стоит помнить, если ты стал своим в военной среде, то это доверие нужно беречь, потому что зарабатывается оно годами, а потерять его можно быстро».

Как справедливо полагал Сварцевич, бронежилет — это не панацея: «Можно быть целиком закованным в металл, но пуля свое место найдет. И, наверное, у каждого военного человека и у журналиста, работающего в экстриме, есть лимит своего везения… Если Господь Бог дал звоночек — раз позвонил, второй, значит, нужно все бросать…»

Теракт в Беслане стал последней боевой командировкой Владимира Сварцевича, когда он понял, что его персональный «лимит везения» исчерпан. Как в первый же день трагедии, в районе полудня, он оказался около школы — это осталось его профессиональной тайной. По его словам, была тишина. Причем тишина настолько звенящая и одновременно мертвая, что было даже слышно, как падают листья…

«После Беслана я повесил на гвоздь свой фотоаппарат. Я просто «выгорел» тогда», — признавался Владимир Савельевич в материале, который посвятил своему погибшему в Беслане другу — Герою России, подполковнику «Вымпела» Олегу Ильину. За стремление быть впереди тот получил от товарищей прозвище — «Маячок». Владимир Сварцевич сделал снимок своего друга за четверть часа до его гибели.

«Свое служение газете я расцениваю как служение Отечеству. Родине, людям, читателям, своим коллегам. Каковы бы ни были тренды и веяния медиабизнеса, — говорил Сварцевич о своей работе в «АиФ». — Военным фотокорреспондентом я был до осени 2004 года, до Беслана. Но там сам себе сказал — все! Сработал физиологический сторожок. И я стал газетным чиновником».

«Беслан был самой тяжелой командировкой, — вспоминал Владимир Савельевич. — Вокруг мясорубка. Я получил легкую контузию, мне показалось, что звука нет, есть только картинка. Что я настолько легкий и прозрачный и мне так сладко и тошно, что я, наверное, в раю. Помню, я еще подумал: «Если я в раю, а где же архангелы? Не вижу. Стоп — вот же они! Но почему они с автоматами?» Вот так Господь Бог подсказал, что с войной пора завязывать. Видимо, выбран мой лимит везения… Романтика, кураж, мальчишество. Мы даже не думали о том, что журналистов могут убивать. Мы просто интуитивно шли по этому пути, учились практически на смерти своих друзей и коллег».

…Некоторые его работы шокируют, одни — неприкрытой жестокостью запечатленного, другие — трагическим несоответствием того, что должно быть, с тем, что есть. Например, маленькая девочка на фоне БМП, или батюшка, выглядывающий из бронетранспортера, или то, что осталось от боевиков в Беслане.

Картины войны, на которых обычные, совсем молодые русские парни, военные похороны, женщину с гранатометом, свадьбу в полевых условиях и просто сцены из армейского быта — все это и многое другое мы видим на выставках Сварцевича, которые обязательно будут проводиться вновь.

«Мастерство фотографа в том, что он не осуждает, не поощряет, а свидетельствует, — отмечает президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа», член Общественной палаты РФ Сергей Гончаров. — Это живые снимки, сделанные в то время, когда не было фотошопа, поэтому в их документальности не усомнишься. Неповторимый взгляд фотохудожника, у которого в военные будни в обойме были только пленочные негативы. Я знал Сварцевича много лет, и мне горько, что он ушел от нас так рано, находясь в расцвете творческих сил. Он навсегда остался с нами в своих замечательных снимках, которые уже — история нашей страны, документальное и талантливое свидетельство эпохи».

«Завязав» после Беслана с военными фоторепортажами, Сварцевич начал писать. Он снова, как прежде, мотался по стране, находил интересных людей — например, тех, кто бросил городской уют и уехал в деревню поднимать сельское хозяйство. Это были не дежурные репортажи в жанре «пришел, увидел, написал». В историях Сварцевича всегда присутствовал авторский взгляд на жизнь. Он мерил людей своей меркой и не скрывал уважения к тем, кто совершал Поступки с большой буквы, потому что знал цену подвигам, которых за свою жизнь повидал немало.

Простые люди, живущие в деревянных избушках и городских многоэтажках, собирающие детей в школу и купающиеся в проруби зимой. Не чета тем, кто считает себя «хозяевами жизни»… Смешные, трогательные, радостные, испуганные, униженные, исстрадавшиеся… Вот девочка на фоне храма в Кижах — как много света и добра несет в себе эта работа… Посмотрев репортажи тех неспокойных и лихих дней, понимаешь — вот она, авторская надежда на то, что все с Россией будет хорошо. И что все познается в сравнении. Как это познавали мы, глядя на фотографические свидетельства предыдущих эпох, выпавших на долю наших дедов и прадедов.

…На своей страничке в «Фейсбуке» Сварцевич был последний раз за двенадцать дней до внезапной кончины — 1 сентября. А еще там остался снимок, выложенный перед Днем Победы, — на память всем нам с любимым рыжим котом Савелием, крепко заснувшим на руках работающего за компьютером хозяина.

Сварцевича похоронили в городе Балабаново Калужской области. Там же прошло отпевание. Часть своих работ Владимир Савельевич в 2016 году подарил местному музею.

Земля пухом… Савельич, извини. 

 

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»