Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ

КОМАНДИР «БЕРКУТА»

Фото: «Самое главное, что над Крымом мирное небо. Вокруг грандиозные стройки: мост, трасса, больницы, школы. Даже не верится…. Солнце светит, внуки радуют. О чём ещё можно мечтать?»

К ПЯТИЛЕТИЮ КРЫМСКОЙ ВЕСНЫ

В годовщину пятилетия Крымской весны «Спецназ России» взял интервью у командира Крымского «Беркута» и СОБР «Халзан» полковника Юрия Абисова; в настоящее время он — помощник Главы Республики Крым по силовому блоку. Беседовал главный редактор Павел Евдокимов.

ОТМАТЫВАЯ ПЛЁНКУ НАЗАД

— Юрий Николаевич, почему вы решили пойти на службу в спецназ? И, глядя с высоты прожитых лет, скажите: чем была и чем стала эта служба?

— Наверное, есть смысл начать с азов. «Беркут» спецназом никогда не являлся. Это подразделение особого назначения милиции общественной безопасности. Исключением были лишь две роты специального назначения в составе киевского и крымского полков. Для тех, кто по какой-либо причине возомнил себя спецназовцем, советую перечитать «Положение о «Беркуте»». Там черным по белому детально расписаны все задачи.

— Кто вас рекомендовал в это элитное спецподразделение МВД?

— Первый  командир Крымского «Беркута» Александр Крюковский. К тому моменту я был в чине майора милиции и имел определенный багаж знаний и опыта за плечами. Предложили мне должность заместителя командира, но я, понимая, что зайти в такой отряд по блату или по звонку будет неправильно, попросил в качестве ознакомления со спецификой работы и притирки с личным составом начать службу с должности оперативного дежурного.

…Здесь есть смысл «отмотать пленку» на еще более ранний период. Моя биография в милиции Советского Союза началась в 1981 году после прохождения трехлетней срочной службы на Северном флоте. В школе первоначальной подготовки в Симферополе я познакомился со своей будущей супругой Ольгой. Она потом служила в ялтинском Уголовном розыске, а я до «Беркута» успел поработать и участковым, и в дознании, и в уголовном розыске, и оперативным дежурным по городу.

— Какую должность вы заняли в «Беркуте»?

— Заместителя командира полка «Беркут» — сначала по материально-техническому обеспечению, затем по работе с личным составом. Но командиром полка я стал после почти четырехлетней службы в отделе быстрого реагирования «Сокол» Управления по борьбе с организованной преступностью на должности заместителя начальника отдела по боевой и физической подготовке. Если в «Беркуте» я занимал административные должности, то здесь пришлось работать и в составе штурмовой группы, предварительно пройдя курс спецподготовки.

— Относительно второй части вопроса…

— Если речь сугубо о «Беркуте» — и в те времена, когда я пришел в отряд, и сейчас, когда на базе подразделения создан ОМОН и СОБР, парни достойно и на высоком профессиональном уровне несли и продолжают нести службу. СОБР, кстати, на днях возвращается уже из шестой командировки на Кавказ, где зарекомендовал себя с лучшей стороны.

Основная разница с украинским периодом заключается в полном отсутствии в Украине материально-технической базы. Стоит отметить, что не было единых центров подготовки личного состава, выработки единой тактики действий, общего вещевого и технического оснащения. По сути, подразделения «Беркут» из разных областей связывало одно название и символика. На практике получалось, и это было видно невооруженным взглядом на многочисленных учениях, что многие отряды выполняли функции элитной патрульно-постовой службы, неспособной к серьезной работе. Огромным минусом в те времена было постоянное раздергивание подразделения и навешивание на его плечи абсолютно несвойственных и бестолковых задач. Приходилось воевать на два фронта — с преступностью и со своим руководством в милицейском Главке.

Но, несмотря на все трудности и невзгоды, крымский отряд набрался бесценного опыта (к сожалению, не без потерь) и был признан одним из самых дееспособных спецподразделений Украины. Даже если взять воспоминания офицеров СБУ, участников событий 1995 года, когда была первая попытка возврата Крыма в Россию, всегда красной линией подчеркнута главная сила, способная коренным образом повлиять на ситуацию в пользу России — Крымский «Беркут». Тогда на полуостров были введены воинские части Национальной гвардии Украины с бронетехникой и вооружением, бортом переброшена в Симферополь киевская «Альфа».

Сейчас все иначе и в части подготовки личного состава, и в части оснащения подразделений всем необходимым. Хотя насущные проблемы остаются.

— Какие именно проблемы?

— На сегодняшний день одна из главных проблем — жилищная, вторая касается обустройства новой базы подразделений СОБР «Халзан» и ОМОН «Беркут». С места постоянной дислокации отряда с 1992 года ребят уже гонят, а новое выглядит как временные бараки, которые не успели сдать в эксплуатацию, а они уже текут и разваливаются. Место новой базы также выбрано крайне неудачно и в географическом плане.

Проблему вижу в руководящих кадрах, многие из которых, как и в 2014-м, отсиживаются в кабинетах, боятся проявить инициативу и отстоять интересы сотрудников спецподразделений. В итоге два отряда будут ютиться на одном необустроенном объекте, а старая территория с тиром и боксами под автопарк уйдет под застройку, но уже для других людей…

«УДАР ПРИШЁЛСЯ ПО ШЛЕМУ…»

— Самая сложная ваша спецоперация или оперативное мероприятие в украинский период?

— Непростой вопрос. Если брать спецоперации в «Соколе», в которых доводилось участвовать лично, непростым было задержание начальника контрразведки президента ЧРИ Джохара Дудаева и его троих телохранителей в Ялте.

В «Беркуте» были сотни сложных мероприятий, но я в силу своей должности осуществлял лишь руководство, хотя были и исключения. Так, в 2007 году, в черте Симферополя, на территории стихийного земельного самозахвата возник конфликт между крымскими татарами и сотрудниками одного из частных охранных предприятий, представляющего интересы коммерческой структуры — законного владельца земли.

Конфликт накалялся не один день. Количество людей у противоборствующих сторон перевалило за тысячу. Наши бойцы, милиция и военнослужащие внутренних войск обеспечивали некий буфер между конфликтующими сторонами. Параллельно велись переговоры, выступали и давали интервью десятки политиков, пытавшихся лишний раз покрасоваться перед камерами многочисленных телеканалов.

— Что представлял собой театр «военных» действий?

— Большую территорию, и нам пришлось порядком растянуть силы. На случай обострения ситуации я приказал подтянуть бронетехнику и включить в работу роту специального назначения. Крымские татары подтянули туда свою ударную группу — радикалов, вооруженных ножами, заточками, всевозможными приспособлениями ударно-раздробляющего действия.

Я оказался с офицерами милицейского Главка именно в том месте, куда, совершив обходной маневр, используя рельеф местности и частичную застройку, вышла группа радикалов. Как говорится, ничто не предвещало беды… Боевики, увидев такую сладкую добычу, сразу ринулись в атаку. Шлем надевать времени не было. Я выхватил тонфу и начал расчищать пространство перед собой, что, как оказалось, успели зафиксировать сотрудники наружного наблюдения на видео- и фотоаппаратуру. Краем глаза успел заметить, как сбоку летит гидравлический шланг с набалдашником, поднял руку, на которой был защитный шлем.

— Вы устояли на ногах?

— Да. Удар пришелся по шлему и кисти руки. Край шлема раскрошился, на руке выросла гематома. Одновременно услышал холостую стрельбу и почувствовал резкий рывок сзади. Это бойцы штурмового взвода практически вырвали меня из гущи и закрыли собой, как щитом. На этом конфликт не закончился. Со стороны крымских татар посыпался град камней, один из которых угодил мне в левую часть груди, раскрошив тангенту радиостанции. Последующая контратака с нашей стороны быстро расставила все точки над «i». В подобные моменты нельзя проявлять нерешительность. Если дашь слабину — считай, проиграл.

— Судя по публикациям в прессе тех лет, подобные конфликты на национальной почве происходили в Крыму довольно часто. Что их провоцировало?

— Я бы не стал говорить о национальном вопросе. Чаще это искусственно созданные конфликты, от которых выигрывали и лидеры Меджлиса, и нечистые на руку депутаты Рады. Как говорят, ловили рыбку в мутной воде. После каждого подобного «побоища» Джамилев либо Чубаров отправлялись за новым траншем за границу, исчисляемым в миллионы долларов США, якобы на помощь угнетенному народу. Деньги до обычных татар, ясное дело, не доходили.

Одним из прибыльных источников незаконного обогащения верхушки Меджлиса были земельные самозахваты. Зачастую Меджлису поступал заказ на конкретный участок, интересующий какого-нибудь олигарха, а дальнейшее было делом техники. После процедуры оформления данного участка, опять же в обход закона, его перепродавали.

События по сносу ресторанов и кафе на плато горы Ай-Петри в 2007 году также показали, что, с одной стороны, мы выполняли решение суда и обеспечивали силовое прикрытие судебным приставам, с другой стороны, было ясно, что далеко не все постройки пойдут под снос. Помню, как один татарин лег под ковш бульдозера с криком: «Снесите сначала моих соседей из Меджлиса, тогда я сам уйду!». И действительно, рестораны соседей не были тронуты. Меджлис сохранил свою собственность, убрал земляков-конкурентов и одновременно начал голосить об угнетении репатриированных.

Таких примеров могу привести десятки. Здесь далеко ходить не нужно, просто спросите любого крымского татарина — что конкретно за двадцать три года сделала для него украинская власть и Меджлис? А вообще, главным испытанием во всех смыслах для меня и для всего личного состава, безусловно, были события 2013-2014 годов.

ЕВРОМАЙДАН

— Тогда есть смысл перейти к вопросам на эту тему. С вашей точки зрения, можно ли было предотвратить победу ЕвроМайдана, и что для этого нужно было сделать?

— Нужна была четкая и внятная команда, больше ничего. Команда со стороны лиц, которые несли ответственность перед народом Украины по поддержанию конституционного строя в стране: это волевое решение президента и решительные действия со стороны его министров. Те самые кадры, которые решают все и которых в руководстве МВД Украины, включая министра, не оказалось. То есть номинально они были, но фактически самоустранились от принятия каких-либо решений. Видимо, всем им было что терять перед «европейскими партнерами». Об опытных профессионалах в этих рядах также говорить не приходилось. Прихлебатели, приспособленцы, «решалы», представители олигархических кланов и прочий сброд.

Часть из них с видом побитых собак позже прибежали ко мне с просьбой спрятать и защитить от преследования радикалов. И я им тогда задавал вопросы: «Как вы могли довести ситуацию до такого положения?!» На что мне один — генерал-лейтенант, заместитель министра внутренних дел — ответил, что он, дескать, к маме на 80-летний юбилей уезжал и не мог в тот момент отдать приказ. Это что, ответ генерала?

А как они перед самым Майданом у нас оружие пытались изъять: пистолеты Стечкина, подствольники, АКС-74У, для продажи в Грузию. А как из Крымского полка «Беркут», все тот же Захарченко, великий диванный эксперт по массовым беспорядкам и технологиям цветных революций, сделал батальон, ликвидировав роту специального назначения — элиту и стержень подразделения. Можно много чего вспомнить…

— А что делает сейчас Захарченко?

— Устраивает ежегодные панихиды по погибшим на Майдане силовикам во Владимирском соборе в Севастополе и раздает бесконечные интервью о том, что и как нужно было делать. А где он был тогда? Где был во время Крымской весны, начала конфликта на Донбассе? Отсиделся и приехал в уже российский Крым легализовать свои капиталы: создал ЧОП «Беркут», благотворительный фонд «Юго-Восток», который позже по-тихому прикрыл. А кто ему давал моральное право использовать имя и символику подразделения, которое он предал и втоптал в грязь?

Я тогда представителей его ЧОПа вызвал к себе в кабинет и сказал, что если увидим нашу символику, то незамедлительно будем принимать меры воздействия. Они в срочном порядке сорвали наклейки с нашей птицей со своих авто и приклеили новую символику с логотипом «Антарекс».

— Сугубо личный вопрос. И все-таки вы для себя думали о том, что будет, если Майдан победит и в Крыму? Было ли страшно? И какие были планы в этой связи?

— Думал, конечно. И не буду лукавить, было страшно, в первую очередь за свою семью, за семьи своих подчиненных. Ведь мне звонили командиры из других областей, кто-то даже плакал в трубку от безысходности. Базу Львовского «Беркута» сожгли, при этом погибли два сотрудника. По телевидению транслировали, как наших коллег ставят на колени, арестовывают, не дают похоронить по-человечески погибших.

— Были угрозы в адрес вас и вашей семьи?

— Да, были! И к дочке даже на улице подходили… Состоялась даже встреча с двумя молодыми парнями, они мне позвонили на мобильный и рабочий номер и сказали, что приехали с Майдана и хотят поделиться ценной информацией. Я приехал на встречу с офицерами штурмового взвода и узнал от этих ребят, что есть расстрельный список, в котором и моя фамилия, что в Крым в ближайшее время будет переброшена группа киллеров для осуществления показательных казней среди бела дня. Заводить ее будут бывшие сотрудники милиции Симферополя Костенко и Краснов. Называли адреса, фамилии. Я спросил их: «В чем ваш интерес?» На что они ответили, что ездили на Майдан не по идейным соображениям, а просто заработать денег, и на такое не подписывались.

С учетом и анализом происходивших на Украине событий я принял решение экстренно собрать офицеров и определиться — кто остается, а кто уходит. В результате голосования все поддержали мое решение не уходить с Базы, не сдавать оружие, подготовить место дислокации для обороны. На Базу завезли сорок тонн песка в мешках, подготовили бронетехнику, установили пожарные гидранты, приняли добровольцев из госпиталя МВД из числа медработников.

КРЫМСКАЯ ВЕСНА

— Вы координировали свою деятельность с другими силовыми структурами Крыма?

— Мои попытки объединиться в единый кулак с другими подразделениями успехом не увенчались. Мы остались одни. Возник главный вопрос — эвакуация семей сотрудников на случай обострения обстановки. И здесь на помощь пришли офицеры Черноморского флота России из Качи, с которыми у нас была давняя дружба и многолетний обмен опытом. Тогда мы еще не представляли, какие события грядут.

Практически в то же время была налажена связь с казачеством и только что зарождавшимся народным ополчением. Совещания проходили у нас на Базе. Сергей Аксёнов, с отцом которого я давно был знаком, предупредил меня о готовящихся провокациях со стороны радикально настроенных крымских татар. Ожидался приезд и так называемого «поезда дружбы» с материковой Украины.

— Как дальше развивались события?

— 26 февраля к нам в расположение отряда приехал депутат Верховной Рады Украины Андрей Сенченко, который поведал, что «Беркут» в системе МВД ликвидирован, название, символика и даже расцветка камуфляжа запрещены. Также мы узнали, что новоиспеченная власть будет проводить для каждого уже бывшего сотрудника переаттестацию и решать его дальнейшую судьбу. Увидев Базу подразделения готовой к отражению штурма и экипированный личный состав, он порядком напрягся. Революционные речи и призывы сдать оружие и разойтись по домам вызвали на лицах моих подчиненных лишь улыбки. А ряд вопросов со стороны председателя ветеранской организации и командира 1-й оперативной роты вообще ввели его в состояние ступора. Так ни с чем и уехал на встречу с лидером Меджлиса. 

— Заранее прошу прощения за этот вопрос, но не могу обойти его стороной. Недавно на канале Youtube, а позже и в новостных лентах появилась распечатка пресс-конференции экс-командира Севастопольского «Беркута» Сергея Колбина, где он, мягко говоря, нелицеприятно отзывается о действиях крымских коллег. Как вы можете прокомментировать подобное заявление?

Сергей Колбин:

«Мне было обидно в том плане, что симферопольский «Беркут», они забаррикадировались у себя на базе… Как командир, я понимал, что это тактически неверно. Спецназ должен маневрировать, совершать диверсии какие-то, спецназ должен делать провокации какие-то и так далее…»

«С 26-го на 27-е, когда мы выдвинулись в Симферополь, дважды я обращался к командиру симферопольского «Беркута», чтобы он оказал помощь, выделил несколько групп людей, чтобы они оказали помощь провести подразделения к объектам государственной важности. Тем не менее, такого отклика мы не получили. Мы потеряли время, проведя спецподразделения к Совмину, к Главпочтамту и так далее. И потом колонна собралась уже на окраине города и выдвинулась дальше».

— Без улыбки такую браваду комментировать сложно. Когда этот ролик вышел в свет, мне за один день позвонили человек тридцать с вопросом: «А что это вообще было?». Я, к сожалению, досмотреть до конца так называемую пресс-конференцию не смог. В голове сама собой то и дело всплывала фраза из известного фильма: «Когда вы говорите, Иван Васильевич, впечатление такое, что вы бредите».

О спецназе и его де-юре и де-факто отношении к милицейскому спецподразделению я уже упоминал. И если экс-командир отряда не знаком с приказами и нормативными актами, определяющими задачи, поставленные перед его подразделением, то грош ему цена.

— Вы хорошо знакомы лично?

— Сергея Колбина я знаю давно. Никогда инициативой или тем более героизмом он не отличался. Даже когда мы на совещаниях совместно с киевским командиром ломали копья и пытались чего-то добиться для отрядов, он помалкивал. Служил он до «Беркута» замполитом одной из частей Национальной гвардии Украины и патриотических чувств к Российской Федерации, на моей памяти, не испытывал. Время от времени выпускал какие-то юбилейные медальки с «трызубами и шаблямы», на контакт с нами не шел, хотя я неоднократно пытался наладить связь между нашими подразделениями.

— А при локализации упомянутых беспорядков взаимодействовали?

— В стычках с крымскими татарами никогда участия не принимал. Я ему даже как-то звонил и спрашивал: «Как же так, Сергей, ко мне на усиление приезжают отряды из Херсона, Николаева, Запорожья, а вы, находящиеся в часе езды, все никак не доедете?»

Вернулись с Майдана Колбин и его отряд 22 февраля и почему-то вышли на Площадь Нахимова в балаклавах на лицах. В своем родном городе кого бояться? К вечеру того же дня слег в кардиологию. Сотрудники сдали оружие и разошлись.

Никаких звонков до 26 февраля от него мне не поступало. Даже соболезнований по поводу погибших сотрудников. Если бы он первоначально что-то планировал, была сотня возможностей лично встретиться.

26-го, когда у меня уже был плотный контакт с российской стороной и на утро 27-го назначена встреча с командующим Черноморским флотом Александром Витко, позвонил Колбин и сообщил, что выдвигается со своими людьми перекрывать границу. Первая мысль, которая мне пришла в голову — не выдержал стресса и напился. Я его так и спросил в присутствии своих офицеров. Когда он позвонил во второй раз, я уже подумал, что, возможно, это какая-то провокация, иначе почему бы не заехать в отряд, показать, с кем он туда выдвигается, и решить этот вопрос правильно, а не голосить по открытой связи, которая была на прослушке СБУ.

Утром следующего дня мне сообщили, что правительственные здания в Симферополе захвачены российским спецназом. Приехали наши друзья из Качи и передали пожелание Александра Витко усилить двумя БТРами и полусотней бойцов границу на Красноперекопске.

— И что было дальше? Как развивались события?

— Когда бойцы экипировались и погрузились на бронетехнику, поступила команда «отбой». На встрече с Командующим в Севастополе я еще раз переспросил: «Нужны ли мои люди на границе?» На что он четко дал понять, что граница на замке, вашим парням работы хватит и без этого. Помню его слова перед прощанием: «Если мы не вернем Крым сейчас, то не вернем его уже никогда!»

Для российских офицеров я освободил отдельный кабинет, и сразу пошла совместная работа. Первое, что было необходимо сделать — это разместить станции специальной связи на охраняемых объектах. Места базирования рот моего батальона как нельзя лучше для этого подходили. Как только заработала прослушка с нашей стороны, закипела и работа. Сигналы поступали из всех уголков полуострова, а наши группы моментально на них реагировали.

— Были ли ситуации, где реально могла пролиться кровь?

— Такие моменты были, и не однократно. 26 февраля у здания Верховного Совета Крыма произошли массовые столкновения участников проукраинского и пророссийского митингов. И с одной, и с другой стороны были люди с огнестрельным, в том числе, автоматическим оружием. Сергей Аксёнов убедительно попросил меня не вмешиваться в ситуацию.

— Почему?

— Аксёнов прекрасно понимал, что сотрудники, вернувшиеся с Майдана, взвинчены и если уж начнут зачищать площадь, то до последнего, а этого допустить было никак нельзя.

Отряд был полностью экипирован и находился в состоянии боевой готовности. Время подхода к месту беспорядков составило бы не более пятнадцати минут. Я даже сорвался и в грубой форме осадил командира роты специального назначения, который рвался в бой.

Бог миловал, и в тот день все закончилось малой кровью.

КОГДА МОГЛА ПРОЛИТЬСЯ КРОВЬ…

— А что было, когда 28 февраля ополченцы вошли в аэропорт Симферополя?

— Это был второй момент, когда могли быть массовые жертвы. Ситуация, кстати, не освещалась ни в одном фильме и новостном сюжете. Командование внутренними войсками в Крыму решило играть по принципу «и вашим, и нашим». С одной стороны, они поддерживали нейтралитет, с другой, выполняя приказ Киева, отправили в аэропорт подразделение до зубов вооруженного спецназа на БТР-80. Бойцы были заряжены по-тяжелому и экипированы по последнему слову техники.

Информация об их нахождении на взлетной полосе появилась сразу из нескольких источников. Мне позвонил Сергей Аксёнов, а одному из бойцов штурмового взвода его сослуживец, и сказал, что туда поехали добровольцы. Большая часть военнослужащих отказалась выполнять приказ. Здесь следует пояснить, что в «Беркуте» служили исключительно крымчане, а в войсках по большей части люди с материковой Украины, в том числе из Западных областей.

— Расскажите, каковы были ваши действия в этой пиковой ситуации?

— Я созвонился с командиром батальона специального назначения ВВ МВД Украины и, как мог, убедил его вернуть своих подчиненных в место постоянной дислокации в сопровождении моих ребят. В аэропорт в это время выехал УАЗ с опознавательными знаками «Беркут». Командир моей роты специального назначения, выехавший на место, рассказал позже, что БТР внутренних войск удалось в темноте найти не сразу. Оказалось, что бойцы уже заняли позиции, а ополченцы в это время ломали ворота. Вот-вот мог произойти огневой контакт…

После встречи со старшим группы и разговора на повышенных тонах БТР в сопровождении нашего УАЗа выдвинулся в сторону части ВВ через центр города. Сотни ополченцев, собравшихся на улицах, увидев наклейки «Беркут» на дверях автомобиля, приветствовали сотрудников, даже не подозревая, что на самом деле могло произойти. И подобных ситуаций были десятки. Один случайный выстрел мог вызвать необратимые последствия.

— Юрий Николаевич, в завершение нашего разговора, такой простой житейский вопрос: у вас в этом году 60-летний юбилей. Вы счастливы? Остались какие-то сожаления? Может, что-то хотелось бы изменить?

— Ни в коем случае! Самое главное, что над Крымом мирное небо. Вокруг грандиозные стройки: мост, трасса, больницы, школы. Даже не верится…. Солнце светит, внуки радуют. О чем еще можно мечтать?

Все мы тогда сделали правильно. А завершу я свой ответ слоганом с памятного жетона, который будет отчеканен в ближайшее время на Московском монетном дворе в ознаменование пятилетия Крымской весны: «Земли своей не предавали, чужим ее не отдадим! Долг выполняя, сохраняли — в душе Россию, в сердце Крым».

— Спасибо. Удачи вам!