Автор: ОЛЬГА ЕГОРОВА

ЗАСТАВА ХУЦИЕВА

УШЁЛ АВТОР «ИЮЛЬСКОГО ДОЖДЯ»

Мы простились с легендарным режиссером отечественного кинематографа — автором «Июльского дождя», «Заставы Ильича», «Весны на Заречной улице» и других фильмов, ставших символом «хрущёвской оттепели» — Марленом Хуциевым, принадлежащим к великой кинематографической эпохе 1960-х.

В день прощания на экране Большого зала Дома кино демонстрировали кадры из фильмов «последнего из реликтов поколения шестидесятников» (он не любил это определение, притом, что дух времени был ему дорог) — воздушных, светлых, психологически тонких, искренних и оттого пронзительных — где нет внешних эффектов, но есть внутренняя гармония поэтических сложений настоящего художника.

Он всегда говорил, что «учится у великих итальянцев». И, пожалуй, первым мастерски подхватил (и развил) атмосферу, «аромат» классического итальянского кино, неповторимую легкость камеры и движения, ведь недаром в Италии за фильм «Июльский дождь» Хуциева называли «русским Антониони», а Федерико Феллини находил в его фильмах созвучное себе и в знак признательности посылал российскому коллеге цветы…

Его картины, которые знает каждый, кто родом из Советского Союза, не просто наша история — это часть собственно нас и нашего сознания. Несмотря на то, что почти каждая работа Марлена Хуциева (как, впрочем, и иных больших мастеров!) встречала порой недоуменное непонимание, и все немногочисленные фильмы режиссера были сняты с немалыми трудностями, он добивался своего, преодолевая препятствия с фантастическим мужеством. В общем и целом, вся его жизнь была борьбой — за право снимать кино так, как он считал правильным.

Хуциев все время искал связь между личным и общим, стремясь отразить судьбы людей на фоне жизни страны — и это самое главное, что Марлен Мартынович всю жизнь делал в кино. Такова, как говорил он сам, «моя внутренняя потребность».

Личный сюжет в его картинах составляет картину жизни общества, что достигается разными способами, обстановкой или атмосферой происходящего. У Хуциева сюжет уже не просто и не только история лишь двоих. «Мне нужно, — говорил он, — чтобы зритель поверил в реальность происходящего. Я люблю войти в проблематику через живую ткань жизни».

Мастер верил в то, что наше кино будет жить, даже в сложные 1990-е годы, и сам снимал до последнего своего дня. Он ушел… но до сих пор в производстве его фильм «Невечерняя» (выход планировался в 2019 году), посвященный встрече Антона Чехова и Льва Толстого, другое название которое трогает до слез, настолько оно характерно для него — «Любимая моя жизнь».

«СВОИМ ИМЕНЕМ Я ОБЯЗАН ОТЦУ»

Хуциев родился 4 октября 1925 года в Тифлисе (ныне Тбилиси). Имя мальчику родители — Мартын Леванович Хуциев и Нина Михайловна Утенелишвили — дали в духе времени: Марлен, что, как известно, производное от «Маркса» и «Ленина». «Своим именем я обязан отцу, — рассказывал Марлен Мартынович. — Он был коммунистом с дореволюционным стажем. Свято верил в коммунистические идеалы…»

Его отец был родом из города Телави, столицы Кахетии. Во время гражданской войны служил комиссаром в Красной Армии. После был назначен заместителем наркома внутренней и внешней торговли.

Как рассказывал Хуциев о своих родителях: «Вообще ничего не должно было их сводить, потому что мама была из военной семьи». Отец — полковник, преподавал в кадетском корпусе. А тут революция, которая, по словам Хуциева, «буквально их смела». После окончания гимназии Нина пошла работать, где и познакомилась с Мартыном.

— Была такая история… Отец пришел к ним, достал наган, положил его на стол и сказал, что если вы не выдадите за меня свою дочь, то я сейчас пущу себе пулю в лоб. Там дед и бабка все замахали руками и сказали: «Бери, бери ее!» У меня была мать невероятной красоты женщина. Когда пришли меньшевики к власти, то был праздник первой годовщины, машины, украшенные цветами, и мать сидела в первом грузовике, олицетворяя свободную Грузию.

Родители Хуциева расстались, и его воспитывала мачеха. Но этой болезненной для него темы Марлен Мартынович старался лишний раз не касаться. Как и трагедии с отцом.

«Куда-то подевалось фото… — вспоминал он. — Отец в шинели. На обороте написано: «Комиссар Четвертой гаубичной батареи». И подпись: «От друга и брата обездоленных».

Первые школьные годы Марлена прошли в столице, в Москве. Возможно, так бы семья и жила дальше на Никольской улице и на Маросейке, но… В 1937-м репрессировали отца по страшной 58-й статье «за контрреволюцию». Осиротевшей семье пришлось вернуться в Тбилиси.

…Марлен Хуциев воспитывался в то непростое время, когда люди в своем большинстве верили в идеалы, но произошедшее с отцом воспринимал как несправедливое недоразумение, был убежден, что тот — честный человек.

Семейная трагедия наложила неизгладимый отпечаток на мировоззрение Хуциева. К слову, в феврале 1966 года он был среди тех (Открытое письмо 25 деятелей советской науки, литературы и искусства о недопустимости «частичной или косвенной реабилитации И. В. Сталина»), кто подписал обращение к Первому секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу.

Выпускник знаменитой тбилисской школы № 43, «клубы» которой и по сей день есть в Тбилиси, Москве и Ереване (в ней, кстати, учились Булат Окуджава и Микаэл Таривердиев), он мечтал стать художником (свободное время частенько проводил с мольбертом и кистями), но не поступил в Тбилисскую академию художеств.

Когда началась война, Хуциев просился на фронт, но его не пустили по состоянию здоровья — плохое зрение и астма.

«Конечно, ощущаю себя человеком поколения. Созревание мое — не только возрастное, но мировоззренческое — пришлось на военные годы. В войне принять участие не пришлось. Но на всю жизнь осталось чувство долга перед павшими», — сказал Хуциев в одном из интервью.

В 1944 году Марлен Мартынович был принят на должность ассистента художника комбинированных съемок на Тбилисской киностудии: он дорисовывал, вырезал из картона домики для огромного макета нью-йоркского порта в фильме «Робинзон Крузо».

В этом «чудесном, непознанном» мире Марлен узнал о существовании Института кинематографии. После Победы отправился на поезде в Москву поступать во ВГИК, имея благую цель — получить высшее профессиональное образование в сфере кинематографии, потому что был уверен в том, что кинематографическое образование в первую очередь направлено на то, чтобы раскрыть в человеке художника. Так Хуциев совместил две мечты в одну, главную.

Сейчас трудно себе это представить, но в Москву молодой человек добирался две недели! «Я очень терпеливый человек. Когда я ехал во ВГИК, дважды отцепляли вагон. И я провел в Минводах трое суток. Потом еще пять — на чемодане. Поезд был переполнен, но я ехал», — вспоминал Марлен Мартынович.

Когда, наконец, Хуциев добрался до Москвы, оказалось, что студенты уже зачислены и набора на этот год больше нет. Вот как об этом рассказывал Хуциев: «Что делать? У меня было письмо, которое мама дала своему однокурснику по актерской школе. Его фамилия Калатозов Михаил Константинович. Я пошел к нему, он сидел, накинув пальто… Он прочел, как-то так потеплело его лицо, он сказал: «Почему вы хотите поступать именно к Савченко? Вот Герасимов…» А у Герасимова уже был третий курс. «Нет, я хочу к Савченко». — «Хорошо». Говорю: «Меня не допускают до экзаменов, я опоздал». — «Ну, идите, вас допустят».

Экзаменационная комиссия позволила сдать вступительные экзамены в порядке исключения. А еще… Преподавателям, должно быть, понравился ответ абитуриента. «Меня спросили на приемной комиссии, о чем бы я хотел снять фильм. Я рассказал о четырех замыслах: Пушкин, Бетховен, опера Захария Палиашвили «Даиси» — потрясающей красоты музыка. И последнее — война».

КАК ЛИЦЕИСТ

Хуциев поступил на режиссерский факультет ВГИКа, в мастерскую Игоря Савченко (кинорежиссер, сценарист, драматург, заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат трех Сталинских премий — Авт.), снявшего знаменитые киноэпосы о Богдане Хмельницком и Тарасе Шевченко.

Игорь Андреевич сумел раскрыть в Хуциеве режиссера и, по словам Марлена Мартыновича, «явил пример служения искусству». В честь любимого учителя он назвал Игорем сына (впоследствии также ставшего кинорежиссером) и дал фамилию Савченко главному герою своего фильма «Весна на Заречной улице» — того самого, который стал «визитной карточкой» мастера, сумевшего органично соединить производственную тематику с любовной линией сюжета.

— На нашем курсе кроме меня и Марлена учились также Феликс Миронер, Юрий Озеров и много кто еще, — вспоминал народный артист СССР Владимир Наумов. — После первого же семестра наш мастер Игорь Савченко сказал: «Набрал же я конгломерат безумствующих индивидуальностей!» И был прав. Савченко был для нас учителем в самом высоком, всеобщем смысле этого слова. А кроме того он был просто нашим другом — веселым, озорным, остроумным человеком.

Уже потом мы и товарищи с других курсов (в том числе Андрей Тарковский и Георгий Данелия) часто собирались вместе и до утра ругали картины товарищей. Конечно, мы все очень любили друг друга, но правда была важнее. Марлен единственный был для нас неприкосновенным.

…Когда-то они, корифеи и мастера, слава отечественного кинематографа, были, по свидетельству режиссера, абсолютно счастливыми студентами. И, несмотря на то, что «годы были очень голодными», можно было увидеть на улице «молодых людей, которые читали друг другу стихи».

В 1952 году Хуциев стал дипломированным режиссером. Его выпускная работа — короткометражный фильм «Градостроители», который Марлен создал совместно с однокурсником, соседом по комнате и другом Феликсом Миронером. Поневоле удивишься, как промыслительно подбирает судьба «кадры»!..

К сожалению, «Градостроители» пропали бесследно, просто растворились в фильмотеке Одесской студии. «Жаль, там вся актерская гвардия, будущие звезды — в массовке: Коля Рыбников, Руфа Нифонтова, Изольда Извицкая, Гена Юхтин, Пархоменко, который сыграл Рогожина у Пырьева. В главных ролях — Саша Соснин и Ия Арепина», — сетовал Марлен Мартынович.

Хуциев начал снимать в 1950 году, но снимал мало — и не только из-за цензурных запретов или впоследствии (с 1978 года) занятости в Союзе кинематографистов и ВГИКе, где он долгие годы возглавлял кафедру режиссуры художественного фильма. Просто каждый его фильм — это и человечное, и художественно точное, а говорить пустые слова по поводу или без оного Марлен Мартынович, тонкий лирик, не хотел, да, видимо, и не умел.

«Каждый фильм для меня — это попытка что-то для себя узнать, а не просто — взял сценарий и снимай. Кончилась работа, надо немного отойти от нее. Я свою жизнь рассчитываю по фильмам, вспоминаю, что в каком году снимал. А поскольку я снял немного фильмов, то я еще молодой», — иронизировал режиссер.

Его послужной список в кинематографии не длинен — двенадцать фильмов, включая дипломную работу и две документальные картины. Но каждая — шедевр, колоритный слепок времени.

После ВГИКа в 1958-1959 годы Хуциев работал на Одесской киностудии, в 1959 году перешел на киностудию имени Горького, а с 1965-го — на «Мосфильме». В ряде своих фильмов он выступал как автор или соавтор сценариев. Кроме того, поставил в театре «Современник» спектакль по пьесе Артура Миллера «Случай в Виши», снялся в нескольких фильмах.

— Все, кто имел право называть его просто Марленом, знали Хуциева как человека веселого, остроумного, очень любящего товарищество. В этом смысле он напоминал царскосельского лицеиста, — отмечает народный артист России режиссер Вадим Абдрашитов. — Для меня он, конечно, останется режиссером номер один. Тем, кто сумел создать собственный киноязык. Лиризм «Весны на Заречной улице», эпос «Заставы Ильича», публицистика фильма «Был месяц май» — какую бы историю он ни снимал, она разворачивалась в пространстве абсолютно поэтическом. Он был выдающимся поэтом экрана, и это позволяет назвать его Пушкиным нашего кино.

Среди его работ фильмы «Весна на Заречной улице», «Застава Ильича», «Два Фёдора», «И все-таки я верю…» Давайте же вспомним лучшие фильмы режиссера Марлена Хуциева.

ЧЁРНО-БЕЛАЯ ВЕРСИЯ. ТАКАЯ БЛИЗКАЯ

В 1956 году состоялась премьера первого, ставшего всенародно любимым, фильма Марлена Хуциева, снятого совместно с Феликсом Миронером, — «Весна на Заречной улице». Повествование на традиционную производственную тему плюс история любви молодой учительницы и слушателя вечерней школы (сталевара Савченко) оказалось удивительно человечным, лиричным, непосредственным! — до Хуциева так о рабочих еще не рассказывали. «Потому что я обычно делаю фильм про тех персонажей, которых я люблю», — объяснял он.

Сегодня о таком фильме сказали бы «культовый», то есть тот, в котором важен не столько сюжет, сколько собственно атмосфера. Ею — тканью картин — было пропитано буквально все.

Свою дебютную ленту режиссер «поколенческого кино» (как его назовут потом) снимал в Запорожье и Одессе.

Главную женскую роль выпускницы пединститута сыграла непрофессиональная актриса, прелестная Нина Иванова, а ее «окружение» исполнили Николай Рыбников, Юрий Белов и Геннадий Юхтин.

«У меня есть привычка снимать неизвестных актеров, — признавался Хуциев. — Возможно, зрителю не мешает шлейф ролей, который тянется за популярными артистами, а мне даже очень. Я люблю снимать актера, про которого мне… ничего неизвестно. Тогда он отождествляется с персонажем, и я могу в процессе съемок его разгадать. Это чувство можно сравнить с чувством писателя, который не знает, куда сюжет приведет его героя».

Кстати, на фильме «Весна…» работал Пётр Тодоровский, будущий выдающийся кинорежиссер. А пока что он вместе с дебютантами Хуциевым и Миронером в качестве оператора снимал свой второй фильм. И, кстати, Пётр Ефимович аккомпанировал на гитаре Рыбникову, который спел песню на стихи Алексея Фатьянова (музыка Бориса Мокроусова), ставшую лейтмотивом всего фильма.

Когда весна придёт, не знаю,

Пройдут дожди… Сойдут снега…

Но ты мне, улица родная,

И в непогоду дорога.

На этой улице подростком

Гонял по крышам голубей,

И здесь, на этом перекрёстке,

С любовью встретился своей.

Теперь и сам не рад, что встретил,

Моя душа полна тобой…

Зачем, зачем на белом свете

Есть безответная любовь?..

«Весну…», ставшую одной из самых популярных лент 1950-х, в кинотеатрах посмотрели более 30 миллионов зрителей!.. И, судя по всему, за последовавшие шесть с лишним десятилетий число это увеличилось во много раз, картину открывает для себя и молодое поколение, тем более, что ее раскрасили.

Хуциев, в принципе, был против нынешнего цифрового раскрашивания старых черно-белых лент. О новом, цветном виде картины ее автор сказал так: «Мне, конечно, ближе черно-белая версия… Эта картина вдохновенно сделана и поставлена ВГИКовцами. «Весна на Заречной улице» — своеобразное воплощение ВГИКа в молодом кино того времени… Нас волновала повседневная жизнь страны — и мы старались это выразить в фильмах», — объяснял Марлен Мартынович.

Разумеется, есть фильмы, которые колоризировать не стоит, так как они хороши черно-белой гаммой концепции картины и «улучшению» не подлежат. Тем не менее, новая версия получилась изумительная.

Она нисколько не умаляет прежние впечатления от старого, но такого родного кино, где, как и во всех фильмах Марлена Хуциева, присутствует военная тема, к которой он настойчиво возвращался во всех своих фильмах.

И в «Весне на Заречной улице» — когда подручный сталевара читает учительнице Татьяне Левченко свои не очень складные, но искренние стихи: «…И фотография отца, / Что на вой­не погиб солдатом / От автоматного свинца…»

И в «Двух Фёдорах» 1958 года, где дебютировали Василий Шукшин и Тамара Сёмина.

И в «Заставе Ильича» («Мне двадцать лет») 1964 года, в «Июльском дожде» 1966-го, в картине «Был месяц май», снятой по рассказу Григория Бакланова «Почем фунт лиха» в 1970 году.

Тема войны обозначена и в «Послесловие» 1983-го, одном из самых пророческих и горьких фильмов, снятом по мотивам рассказа Юрия Пахомова «Тесть приехал».

Критики сравнивали и сравнивают эти фильмы с работами великого Антониони, считая их символами советской оттепели 1960-х. При этом сам режиссер часто подчеркивал, что «Хрущёв не имеет никакого отношения к той «оттепели»».

«МЫ СМОТРИМ СТРОГО, ПРИСТАЛЬНО…»

«Застава Ильича». Этапная работа не только для самого Марлена Мартыновича, но и всего отечественного кино. Это история о молодых людях, которые вступают во взрослую жизнь после XX съезда КПСС. Это размышление о морально-нравственных поисках поколения двадцатилетних. На хуциевском экране они спорили, сомневались, искали «ключевые» слова, чтобы обрести истину и не стать «подлецом, палачом» (по Высоцкому).

Мысли, сформулированные в «Заставе Ильича» — рубеж обороны, за которым то, к чему можно и должно относиться серьезно.

На молодежной вечеринке один из трех главных героев предлагает тост «за картошку». И тут же находится оппонент, обвиняющий его в «квасном патриотизме».

— К этому нельзя относиться серьезно, — небрежно говорит он, закуривая.

— К этому, может быть. А к чему можно относиться серьезно? О чем вообще можно говорить всерьез?

— Знаешь что, ты только не бери на себя роль гражданской совести.

— Слушай, не валяй дурака. Я тоже так умею говорить. Все мы это умеем. Ну, а что дальше?

— А у тебя есть вещи, о которых ты можешь говорить всерьез? На это ты можешь хоть чем-нибудь ответить?

— Ну, если нет вещей, о которых можно говорить всерьез, тогда, наверное, вообще не стоит жить. Или ты не согласен?

— Но это уже провокационный вопрос. Я могу и тебе его задать.

— А я отвечу. Я серьезно отношусь к революции. К песне «Интернационал». К тридцать седьмому году. К войне. К солдатам. К тому, что почти у всех… вот у нас нет отцов. И к картошке, которой мы спасались в голодное время и которой, кстати…

— А как вы относитесь к репе? — перебивает его вертлявый «мажор», встрявший в разговор. И тут же получает звонкую пощечину от одной из девушек.

Такой диалог актуален в любое время, в любую эпоху. И это мы поняли после всего, что произошло со страной в 1991 году.

«Признаюсь, я был очень травмирован ХХ съездом, — вспоминал Хуциев. — Фигура Сталина значила для нас много. Отец мой был расстрелян в 37-м году. И при этом я верил в «отца народов». Когда объявили, что он умер, это было рано утром, я вскочил, оделся и ушел на Красную площадь. Помню, город полностью безлюден, я иду по Ильинке, а навстречу женщина, лицо красное от слез… А потом я вернулся домой, и мы с женой собрались пойти в Дом Союзов. Помню, как мы пошли по Покровке… Никогда не забуду: шли навстречу какие-то молодые парни и смеялись. Вот это меня потрясло! Нет Сталина, а они смеются…»

По оценке Хуциева, разоблачение было осуществлено неуклюже, травматично для многих. Необходимо было менять существо самой жизни, а меняли, как всегда, лозунги. И люди, совершавшие эти подмены, преследовали свои конкретные цели: «Отмывали свои нечистые делишки. Опять возникал разрыв между идеей, которая прокламировалась, и тем, как она реализовывалась».

…Прямо на глазах зрителей вроде бы «простая и понятная история» «Заставы Ильича» превращалась в монолог о смысле жизни. Она стала одним из символов нового времени, и одной, к сожалению, из немногих работ сценариста Геннадия Шпаликова, который блеснул написанным «буквально на коленке» киносценарием «Я шагаю по Москве» Георгия Данелии — нельзя не заметить «родство» этих картин!

Любопытно, но худсовет изначально не хотел утверждать сценарий «шагания по Москве» по тем же причинам, что и «Заставу Ильича» Марлена Хуциева — в нем тоже три парня и девушка «шлялись и ничего не делали», как бесцеремонно выразился Никита Хрущёв (в то время первый секретарь ЦК КПСС — Авт.), посмотрев фильм.

Картина начинается кадрами прохождения красногвардейского патруля по утренней Москве, а кульминационно заканчивается встречей 23-летнего главного героя Сергея Журавлёва — единственная роль Валентина Попова в кино — с его 21-летним отцом, погибшим на вой­не.

Как рассказывают, именно этот момент вызвал настоящее бешенство Хрущёва. На вопрос Сергея о том, как ему жить, отец спрашивает, сколько тому лет и, услышав в ответ: «Двадцать три», — говорит: «А мне двадцать один. Ну, как я могу тебе советовать?»

— И вы хотите, — бесновался Хрущёв, — чтобы мы поверили в правдивость такого эпизода?! Никто не поверит! Все знают, что даже животные не бросают своих детенышей. Если щенка возьмут от собаки и бросят в воду, она сейчас же кинется его спасать, рискуя жизнью. Можно ли представить себе, чтобы отец не ответил на вопрос сына и не помог ему советом, как найти правильный путь в жизни?

А ведь Марлену Хуциеву блестяще удалось растворить героев в общей массе современников!.. Он вышел вместе с ними из съемочного павильона на улицу, — «живая» камера, лица крупным планом в толпе, в автобусе, на проспектах — смешал актеров с толпой демонстрантов и с посетителями знаменитых поэтических вечеров в Политехническом музее.

Изумительна работа единомышленника-оператора — Маргариты Михайловны Пилихиной. «Я поначалу ужаснулся: как это — женщина-оператор? Но не было задачи, которую она не выполнила. Шла в сцене демонстрации с ручной камерой, потом взлетала на тележку. Эта игра светотени, обертоны изображения — все дыхание кино».

На кадрах картины запечатлены творческие кумиры того поколения — Окуджава, Ахмадулина, Евтушенко. Самые настоящие. И «бурлящий Первомай» в фильме не постановочный — съемки начались 1 мая 1961 года на реальной демонстрации.

В центре фильма любимый хуциевский эпизод, одна из самых знаковых сцен в картине, знаменитый вечер поэтов: «Политехнический — моя Россия…» На первый план выходят подробности, выхваченные из самой жизни. Только человек, столь тонко чувствовавший эпоху, мог создать такую «картинку».

Длинные проходы, удивительные лица слушателей того поколения, эпизодические персонажи. Стихи, которые читают Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Римма Казакова, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Михаил Светлов. Булат Окуджава с песней «Сентиментальный марш» (про «комиссаров в пыльных шлемах»), которой подпевает весь зал…

«В первом варианте я снял сцену как-то поспешно во Дворце культуры Энергетического института, — вспоминал Марлен Мартынович. — Были, по-моему, Евтушенко, Рождественский… А когда Екатерина Фурцева (министр культуры СССР — Авт.) утвердила две серии, захотелось снять большой вечер поэтов. Жил я на Покровке, шел мимо Политехнического, увидел объявление «Дискуссия о молодежи». И, попав в эту историческую аудиторию, понял, где надо снимать.

Это ведь не документальная съемка, хотя документальным способом снята. Эти вечера мы сами организовали, напечатали билеты: «Приглашаем на вечер поэтов». Там даже было написано: «Одновременно снимается эпизод картины «Застава Ильича»… У нас не было средств на большую массовку».

«ПРОПАГАНДА ЧУЖДЫХ НОРМ»

30 декабря 1962-го лирическая киноповесть «Застава Ильича» была принята на киностудии, но на экранах страны появилась только в 1965 году (под названием «Мне двадцать лет»), потому что этому предшествовала разгромная критика Хрущёва: «Почему советская молодежь показана так, будто знает, как жить?!»

Как следствие учиненного разноса — многочисленные переделки, корректировки и пересъемка целых сцен.

Что же так не понравилось? Ведь в картине ни малейшей крамолы, напротив, ощущается «свежий ветер» и «вера в светлое социалистическое будущее». И все же, все же… это был вызов! Он читался и в эстетике фильма, и в новизне мироощущения, которое дополнялось каждой новой работой Марлена Хуциева, у которого был исключительный слух — на правду.

Когда в 1963 году в Москву на кинофестиваль (ММКФ) со своим фильмом «Восемь с половиной» приехал Федерико Феллини, он первым делом настойчиво попросил о встрече с Марленом Хуциевым. Знаменитый итальянец видел «Заставу Ильича» и хотел выразить свое восхищение мастеру. Но «Заставу…» это не спасло.

Цензура, которая обвиняла режиссера в «пропаганде неприемлемых и чуждых для советских людей норм общественной и личной жизни», буквально искромсала картину. Были изъяты чудесные сцены выступления поэтов. Хуциев бился за каждый кадр, ведь «в эту картину вложены личные обстоятельства и поиск внутренний, попытка понять, что же происходит».

Бился и за актеров, которых всегда выбирал весьма придирчиво. География поисков впечатляла: Валентина Попова Хуциев заметил в народном театре ЗИЛ, Николая Губенко запомнил со студенческого экзамена, а Станислава Любшина нашел в театре «Современник».

«Наехали на «Заставу…» уже после разрешения Фурцевой, — вспоминал режиссер. — Год не мог утвердить поправки. Я уже устал что-то доказывать, переснимать. Ведь я не делал заплатки, а переснимал заново целые сцены…У меня не было другого выхода… Если бы отказался, фильм просто положили бы на полку… Ведь на него обратил внимание глава государства. Кто-то другой его бы доделывал. Однажды получил письмо от человека, который написал: «Вы напрасно считаете, что картина «Мне 20 лет» изуродована, просто это другая картина»».

Вообще-то Хуциев не принадлежал к тем, кто хвастается или упивается страданиями, прошлыми обидами или гонениями. «Я не страдал. Наоборот, до сих пор испытываю огромную признательность к людям, с которыми работал. Это было подлинным счастьем», — говорил мастер. И в одном из поздних интервью признавался, что в советские времена был более свободен в творчестве, чем сейчас.

«Пока я снимал, я был абсолютно свободен. В рамках производственного плана и бюджета. Потом, конечно, могли возникнуть сложности с цензурой, но такого диктата, как сейчас, когда продюсер определяет все, не было… Даже в пору гонений на «Заставу Ильича» при всей обвальной критике я ощущал — как бы поточнее сказать — неподдельное уважение ко мне, к моей работе…

Ведь наши начальники, помимо своей чиновничьей деятельности, были еще и буфером между кинематографистами и кремлевскими старцами. Они не только «палки в колеса ставили», но и помогали, хитрили, искали вместе с нами выход в той зашоренной идеологией обстановке…» — отмечал Марлен Мартынович.

Самое удивительное, что «Застава Ильича» была представлена на XXVI Венецианском кинофестивале в 1965 году. В конкурсном показе участвовали фильмы Петра Тодоровского, Акиры Куросавы, Милоша Формана, Жана-Люка Годара, Луиса Бунюэля, Лукино Висконти и других мэтров мирового кинематографа.

«Застава Ильича» — совместно с картиной Бунюэля «Симеон-пустынник» — получила специальную премию жюри и «Золотую пластину» фестиваля европейского кино в Риме!..

А премьера первоначального, авторского варианта фильма под оригинальным названием «Застава Ильича» все-таки состоялась — 29 января 1988 года в Доме кино.

Из решения Комиссии по конфликтным творческим вопросам при Союзе кинематографистов СССР: «В связи с тем, что «Застава Ильича» бесспорно является ключевым произведением экрана начала 60-х годов, комиссия находит настоятельную необходимость провести работу по восстановлению авторской версии картины… Включить эту версию в ретроспективы и архивные показы вместо фильма «Мне двадцать лет»».

«ИЗЛИШНЕЕ ЭСТЕТСТВО»

В 1966 году в Советском Союзе родился «Июльский дождь» — фильм Хуциева, сценарий которого вместе с Марленом Мартыновичем писал кинодраматург Анатолий Гребнев. Премьера состоялась 7 августа 1967-го.

Надо заметить, что тема «Июльского дождя» (еще «более несоветского, чем прежние картины», как писали критики!) смутно замаячила еще во время съемок «Весны на Заречной улице».

…Однажды под утро Марлен Мартынович после съемок шел по Французскому бульвару в Одессе. Начался дождь, и он спрятался в телефонной будке. Окруженный стихией, стал представлять: вот незнакомые друг с другом парень и девушка — они стоят под дождем. Девушке надо куда-то бежать, и парень одалживает ей свою куртку, а взамен берет номер телефона. Начинает звонить, но куртку забирать не торопится, чтобы был повод позвонить еще — такой вот телефонный роман.

Потом (вроде бы неожиданно) возникла идея пойти «обратным путем»: нет-нет, банально, не стоит рассказывать историю от знакомства и до свадьбы, а напротив, проследить, как незаметно отношения сходят на нет…

Хуциев вспоминал, что снимал фильм не о том, как рождаются чувства, а о том, как они угасают, не скрывая, что было очень трудно делать эту картину: «Я очень трудно входил в этот материал. Я активизировал это ощущение внутренней нелюбви персонажей, и тогда дело пошло».

Будучи обруган в прессе штатными критиками, фильм, тем не менее, стал и по-прежнему является одной из лучших советских кинокартин 1960-х годов.

Все новшества, все стилистические приемы, опробованные режиссером в «Заставе Ильича» получили дальнейшее развитие. Разумеется, это не вторая серия «Заставы…», но все же действующие лица «Июльского дождя» напоминают перешагнувших время и повзрослевших героев «Заставы Ильича».

Интересно, что год спустя Марлен Хуциев говорил в интервью, что «Июльский дождь» — вторая часть задуманной им трилогии. Если первая называлась «Мне двадцать лет» (название под которым «Застава Ильича» вышла в прокат), то вторую с успехом можно было назвать «Мне тридцать лет».

Здесь нет привычной драматургии, все диалоги как будто не закончены — недаром этот фильм любят сравнивать с кинематографом французской новой волны — «камера легко отвлекается от истории ради введения посторонних линий», ради интересного лица или интерьера.

«Фильм можно рассматривать как музыкальное построение. Беру смелость утверждать, — говорил режиссер, — что знаю секрет своих картин. Если в них вглядеться, то всегда есть неторопливый ввод, развитие настроения, обязательно — паузы (без них не получается) и финал».

Окончание в следующем номере

 

 Площадки газеты "Спецназ России" и журнала "Разведчик" в социальных сетях:

Вконтакте: https://vk.com/specnazalpha

Фейсбук: https://www.facebook.com/AlphaSpecnaz/

Твиттер: https://twitter.com/alphaspecnaz

Инстаграм: https://www.instagram.com/specnazrossii/

Одноклассники: https://ok.ru/group/55431337410586

Телеграм: https://t.me/specnazAlpha

Свыше 150 000 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья!