Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ

ЦЕЛЬ ЖИЗНИ

Среди учеников Героя Советского Союза Геннадия Николаевича Зай­цева много офицеров, которые достигли высот и в гражданской жизни. Среди них — полпред Президента России в СКФО, Герой России Александр Матовников.

Все, кто в теме, хорошо знали Александра Анатольевича задолго до его назначения полпредом в СКФО. Однако публично говорить о нем не было возможности. В канун Нового 2018 года президент Владимир Путин снял «обет молчания», когда в Георгиевском зале Кремля вручил ему Золотую Звезду Героя России.

Александр Матовников прослужил в Группе «А» двадцать восемь лет. Прошел путь от рядового сотрудника до первого заместителя начальника Управления «А». Принимал участие во многих знаковых спецоперациях, в их числе Будённовск, Минеральные Воды (освобождение автобуса в 2001 году) и Беслан. Прошел две военные кампании на Северном Кавказе.

В 2014 году был переведен на службу в Министерство обороны РФ и назначен на должность заместителя командира Сил специальных операций Главного (разведывательного) управления Генерального штаба Вооруженных Сил России.

После назначения Героя России Алексея Дюмина на пост заместителя министра обороны (ныне он губернатор Тульской области), Александр Матовников стал командиром ССО — заместителем начальника ГУ ГШ ВС России. В этом качестве принял участие в военной операции в Сирии.

Генерал Матовников награжден пятью орденами: «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени (с изображением мечей), Александра Невского, Мужества (дважды), «За военные заслуги», медалями Суворова, Жукова, ведомственными медалями и знаками отличия.

В канун 85-летнего юбилея своего учителя и наставника — Геннадия Николаевича Зайцева — полпред в СКФО Александр Матовников дал интервью газете «Спецназ России».

Что касается заголовка интервью, то он повторяет название мемуаров другого нашего прославленного соотечественника, авиаконструктора Александра Сергеевича Яковлева — «Цель жизни».

Группа «А» была и есть цель жизни генерала Зайцева. Выражаясь языком Станиславского, «сверхзадачей роли» — той главной цели, ради которой создаются пьесы, актерский образ или спектакль. Или — спецальное подразделение по борьбе с терроризмом. Одно из лучших в мире.

— Вы офицер «Альфы» во втором поколении. Когда впервые в жизни в вашей жизни, в детстве или юности, возникло это название — Группа «А»?

— Не могу сказать, что во втором поколении. Потому что мой отец не служил в подразделении, а был причастен к нему опосредованно, — своей рукой написал «Положение о группе «А»». На момент подготовки этого документа об этом знали только он, Председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов и начальник Седьмого управления Михаил Милютин. Отец писал положение сутки, вручную, без привлечения машинистки. Мог выходить из кабинета только по необходимости, еду ему приносили туда.

— Даже так?

— Да. Было все жестко. И суперсекретно. Про Группу «А» он дома ничего не рассказывал. Единственный раз я услышал про Героя Советского Союза «Витю Карпухина» из разговора родителей, они что-то обсуждали. О том, что это участник штурма дворца Тадж-Бек в Кабуле, я узнал много позже.

В 1982 году я поступил в Высшее пограничное военно-политическое Краснознаменное училище КГБ при Совете министров СССР имени К. Е. Ворошилова (ныне — Голицынский пограничный институт ФСБ).

— Чья была идея, ваша или отца?

— Моя. У моего близкого друга Игоря в 3-м батальоне учился старший брат, и мы ходили-ходили, приехали в училище на «день открытых дверей» и решили: надо поступать! Поступили. Только я на пограничный факультет, он — на упс (управление правительственной связи — Авт.).

Собственно вопрос о Группе встал только на выпускном курсе. К тому времени я был уверен, что поеду служить на Тихий океан. Тогда это было «модно»: либо в КСАПО (Краснознаменный Среднеазиатский пограничный округ — Авт.), либо на Дальний Восток и уже потом в КСАПО.

Я проходил стажировку в Средней Азии и Нахичевани, и никаких предложений относительно Группы не поступало. Потом отец мне сказал, это было в январе-феврале 1986 года: «У тебя два пути: либо ты идешь в ОДП (охрана дипломатических представительств — Авт.), либо к Вите Карпухину». У меня возник вопрос: что такое ОДП, потому что я не представлял, что это такое — отец объяснил.

У меня с отцом был спор достаточно длительный — я не хотел оставаться в Москве. Мама подключилась, «единственный ребенок в семье». Короче, убедили. А про Карпухина… Отец сказал, что до поры до времени он не может рассказать, но на собеседовании я все узнаю.

Первое мое собеседование было в кадрах Седьмого управления, в марте 1986 года. Я оказался перед старинным зданием еще дореволюционной постройки. Встретил меня Краснокутцкий, начальник отдела кадров. Вел, вел по ходам и переходам. Заходим в дверь с арочкой. В комнате темно, даже сумрачно. На столе горит зеленая лампа. На ее фоне — профиль Геннадия Николаевича. Я как вошел, сразу озяб.

Зайцев говорил очень размеренно и очень акцентировано: «Александр Анатольевич, вас предлагают рассмотреть как кандидата на службу в Группу «А» Седьмого управления КГБ СССР». Предупредил, что это сугубо секретное собеседование. Ничего не значащее. «Так не принято, но ваш отец ходатайствовал за вас, и начальник Управления дал на это добро».

— Кем был отец на тот период?

— Заместителем начальника секретариата Седьмого управления КГБ. Таким образом, в управлении из семьи Матовниковых нас оказалось трое — отец, его брат Виктор, также занимавший руководящую должность в Службе «Д», и я. Хотя семейственность не приветствовалась, в то время это считалось неправильным.

«Я вас должен предупредить, — сказал Геннадий Николаевич, — что вы должны понять: если хорошо окончите свой курс в училище, если сдадите все тесты и будете отобраны к нам в подразделение, то это не должно стать для вас трамплином».

— Так и сказал?

— Да. Я понимаю, почему. 1985 год. Первый набор напрямую из пограничных училищ в «Альфу»… Был один офицер, который год отслужил в подразделении, а потом его перевели дальше. В общем, Геннадий Николаевич меня предупредил: «Вы должны доказать, что у вас мера ответственности выше, чем у любого другого сотрудника. Потому что ваш отец за вас ходатайствовал, и он служит у нас в Седьмом управлении».

Разговор был прямой. Геннадий Николаевич предупредил, что предстоит (мне) боевая стажировка в Афганистане. Что я буду в обязательном порядке прыгать с парашютом. Но самое главное, что я должен понимать — эта служба связана с риском для жизни.

Я вышел в шоке, честно говоря. Когда понял, кто это был — командир суперменов.

— Озноб не прошел?

— Прошел. Но позже. Я вышел, сел в метро, поехал домой. Отец спросил, как прошло собеседование. Я ответил общими словами. В училище, от которого я рассматривался как один-единственный кандидат, я ничего никому не рассказывал. Даже мама ничего не знала. Думала, пойду служить в ОДП.

— А отец рассказывал вам о специфике Группы «А» перед встречей с Зайцевым?

— Нет. Ничего. Он в этом плане кремень. Геннадий Николаевич рассказал только в общих чертах, обрисовал, что в первую очередь предстоит заниматься выполнением специальных задач по освобождению заложников. Сотрудники — специально обученные люди, все кандидаты в мастера и мастера спорта. А я-то обычный человек, хотя нормативы в училище сдавал на «отлично». Как у нас говорили: «Стрелять, как ковбой, и бегать, как его лошадь».

Все! Я пошел готовиться. И до конца, честно говоря, сомневался, возьмут меня или нет. Отец мне ничего не говорил. Только то, что «материалы ушли, они рассматриваются».

В процессе сдачи государственных экзаменов меня вызвал начальник особого отдела и сказал, что в случае их положительной сдачи я рассматриваюсь для работы в центральном аппарате Комитета Государственной безопасности, в Седьмом управлении КГБ СССР. И вот тут меня начало трясти! Вышел в отпуск…

«ОБКАТКА» АФГАНИСТАНОМ

— Какое у вас было представление о сотрудниках Группы?

— Люди какие-то невообразимые, супермены. Когда я переступил порог Группы в конце июля, мне было двадцать лет, в сентябре исполнился двадцать один год. Я в «песочнице» еще играл… И — вот все! Новая жизнь. Я был зачислен в 4-е отделение. Это бывшее отделение Карпухина. Его возглавлял Владимир Николаевич Зайцев. Заместителями были Евгений Чудеснов и Владимир Забровский.

Встретили меня на Фрунзенской и долго-долго везли на пикапе в подразделение, чему я очень удивился, поскольку хорошо знал этот район Москвы. Когда прибыли на место, я спросил: «А чего вы таким маршрутом везли?» — «Так положено».

Первым, кого я увидел в тот день в подразделении, был Александр Михайлов (будущий начальник отдела Управления «А», полковник — Авт.). Помню, он дежурил на посту и в руке крутил шарики, разминая пальцы.

Мое 4-е отделение было на сборах. Меня вызвал Валерий Петрович Емышев (герой штурма дворца Амина, потерял кисть руки — Авт.). Он сразу повел и показал портреты Волкова и Зудина (сотрудники Группы, погибшие при штурме Тадж-Бека — Авт.). Рассказал о специфике службы в подразделении и о том, что сегодня я пока буду находиться вместе с 1-м отделением.

На меня смотрели, естественно, как на блатного. Во-первых, сын своего отца. Во-вторых, «худой», жилистый. Я начал общаться поначалу с ребятами из 1-го отделения. Потом 4-е отделение вернулось со сборов, и я уже полноценно включился в работу Группы.

— И Афган, как было обещано, не обошел стороной…

— Да, там я сблизился с Владимиром Березовцом (ныне первый вице-президент Международной Ассоциации «Альфа» — Авт.), Сашей Юриным и Лёней Сивущенковым, хотя они на десять лет старше меня. Обкатка Афганом много мне дала. Это было абсолютно правильное решение руководства КГБ провести личный состав подразделения через эту горячую точку.

— Тяжело далась боевая стажировка в Афганистане?

— Не очень. Там мне было легче с точки зрения адаптации. Андрюха Руденко (службу завершил заместителем начальника отдела Управления «А», полковник, умер летом 2012 года — Авт.) был моим близким другом. Он окончил Бабушкинское пограничное училище в восемьдесят пятом, и мы вместе с ним работали в паре. Помню, про звезды, про астрономию рассказывал… Как раз там мне было легче, в Афгане.

Была ли командировка сложная? В известно степени, да. Хотя большого числа боевых контактов не случилось. Но интересную работу мы делали, в том числе по караванам «моджахедов». Или взаимодействовали с разведчиками, обеспечивая их оперативные мероприятия. И в засады выходили. Другой вопрос, реализации по «духам», может быть, маловато было. Ну, значит, не судьба!

Период командировки — осень-зима, было интересно. Старшим по нашей боевой группе был Владимир Николаевич Зайцев (ныне вице-президент Международной Ассоциации «Альфа»; был помощником главы правительства России по вопросам безопасности — Авт.).

КОМАНДИРЫ, НАСТАВНИКИ

— Если говорить о Владимире Николаевиче Зайцеве, каким он являлся командиром?

— Я очень уважаю этого человека. Кроме того, что он решительный и волевой, отличный тактик. И, могу сказать, никогда не возвышался над людьми. Первую свою боевую школу я прошел у него.

— Оперативник, боец. Интеллигент.

— Да. И чекист. Когда я пришел в 4-е отделение, сразу попал на «Радугу» — на реализацию по предателям. Как раз большую часть силовых задержаний шпионов осуществляло наше 4-е отделение: Виталий Демидкин, Коля Егоров, Слава Прокофьев и другие. Ну и я на вторых-третьих ролях.

Моя чекистская школа совмещения боевого и оперативного — это заслуга в первую очередь Владимира Николаевича Зайцева. Начиная с того, как на ходу прыгать с автобуса, и заканчивая, скажем, наружным наблюдением. Командир жесткий, требовал много, но не диктатор. Всегда был близок к людям. Умеет слушать и слышать.

А вообще… зайти к начальнику отделения Группы во время суточного дежурства — это было что-то! Если тебя вызывают, то, значит, ты что-то сделал не то или… Текущие вопросы решались на уровне старших групп.

У меня старшим группы был Сергей Верченко. Интересный человек, настоящий «зубр», выходец из Московского управления КГБ СССР.

Все эти офицеры, о которых я сказал, примерно на десять лет старше меня. Разница будь здоров! Особенно в такой оперативно-боевой структуре, как наша. И только Афганистан сделал из меня, мальчика, партнера и соратника для этих матерых мужиков. Мы сблизились и заговорили «на одном языке». Это было очень важно для микроклимата в нашем коллективе. Вот так. Такая история.

— Как воспринимали Геннадия Николаевича в подразделении?

— Ну, он был как бог. Все боялись его утреннего прихода в подразделение. Была традиция… Он переступает через порог в 7.50, всегда с газетой в руках (как правило, приезжал на метро), — и все бросались врассыпную. И к этому моменту на посту, как правило, ставили бойца, ну… я очень часто оказывался в этой роли. Но я спрашивал товарищей: «Чего вы боитесь?»

Придет, посмотрит на машины, потом идет в дежурку, потом в столовую. Система работала четко, кто и за что отвечал. Плюс традиции. Например, сдать утром своему товарищу машину (а в Группе было только два штатных водителя) надо было в идеальном состоянии: проверить бензин, масло — хочешь ты этого или нет, но все должно быть как положено. Если вдруг не сдал по какой-то причине, остаешься после суток и сдаешь снова. Петя, Вася, друг, брат — не имеет значения!

На кухне… считают ложки, вилки, тарелки. Порядок! Передают продукты, которые, как правило, остаются. Была такая система: заявку на обед делали в дежурке, скидывались по сорок-тридцать копеек или по рублю, и дежурная машина выезжала за продуктами в магазин.

КОМАНДНАЯ «ИГРА»

— Вы были зачислены в подразделение на какую должность?

— Старший разведчик, звание — старший лейтенант. Поскольку пришел из училища, а не начинал с прапорщика. Первый положительный эффект после курсантства — это, конечно, зарплата в 276 рублей 36 копеек!

Работали сутки через трое. А что три дня делать? «Готовиться», — отвечали мне. У меня был интересный момент. Мы сдавали нормативы. Помню, осенью плавание, кросс — летом, в декабре стрельба, в феврале — рукопашный бой. Каждый месяц ты сдаешь какой-то норматив. Это твоя функциональная обязанность, необходимое требование для службы в Группе. Ну, и плавание. А я — чего? В детстве только на речке купался, особо не плавал. В училище — тоже, раз-два проплыли, и все.

— А в подразделении какой был норматив?

— За минуту сорок пять секунд проплыть стометровку. И я поплыл… «колом». За две десять или две пятнадцать. Меня Владимир Николаевич Зайцев вызвал, потом — разбор на партийном собрании. Мне дали год, чтобы выполнить норматив как следует, наставники — Юрин и Березовец. «Вот тебе станция метро «Семёновская», и каждый свободный день отправляйся туда!»

— Где комплекс и бассейн?

— Да, мы туда ездили. В итоге уже через полгода я поплыл: 1.45, 1.32, 1.25… В общем, поймал технику. И мне сказали: «Молодец! Вопросов по плаванию больше нет». Но это о чем все говорит? О системе, созданной Геннадием Николаевич, и она была во всем. Мелочей не существовало. Поскольку любая «мелочь» в бою и при проведении спецоперации может негативно повлиять на общий результат. И привести к гибели заложника или сотрудника.

Мы бегали, прыгали. Играли в футбол. «Тюньтюрю» это называется — да? (Смеется). В детстве я больше играл в хоккей, с ребятами гонял мячик, но футболистом не был особо, больше — волейболистом. И только в Группе я понял, что футбол — это проекция любой специальной операции.

— Почему играют в футбол? Именно поэтому: командный дух.

— Если ты видишь площадку, если ты видишь партнера, то ты и в боевой операции будешь вести себя также. У нас были рукопашники, которые привыкли действовать в узком направлении и во время игры не видели «поляну». А здесь сама игра сплачивает.

Группа «А» — это, в первую очередь, командная «игра»! Командная работа… От каждого зависит общий результат операции. Мы и в регби играли тяжелым мячом, в зале. Вообще, как показывает опыт, игровые виды спорта очень хорошо закаляют. Служа в специальном подразделении, нельзя зауживаться одним рукопашным боем или огневой только подготовкой.

Было заведено: каждые сутки, если позволяла погода, кросс, потом футбол, во второй половине дня — огневая, затем физическая подготовка. Командиры поддерживали личный состав в нужном тонусе.

ЖЁСТКИЙ, СУРОВЫЙ

— Над этим всем был Геннадий Николаевич, создавший эту систему…

— Да. Глыба. Непререкаемый авторитет. Я мог видеть его только тогда, когда он приходил на работу, потому что для рядового сотрудника просто пойти к Геннадию Николаевичу было невозможно. Второй момент — на парткомиссии, которые, как правило, проводил Сергей Алексеевич Гончаров (ныне Почетный президент Международной Ассоциации «Альфа», член Общественной палаты РФ — Авт.). Но иногда были у нас итоговые годовые совещания, когда Геннадий Николаевич приходил в каждое отделение.

Жесткий, суровый. До сих пор помню, как я задал ему вопрос по поводу ботинок. У нас выдавались прыжковые ботинки, «десантные». А я сказал, что есть ботинки более легкие, такого-то класса. На что он мне ответил: «Товарищ Матовников, вот станете командиром подразделения, тогда эти вопросы будете решать. Сейчас у нас есть порядок и определенные виды довольствия. Пользуйтесь тем, что есть».

Потом, будучи внештатным водителем, года через два-три я стал периодически попадать на машину, которая отвозит Геннадия Николаевича со службы домой. И только тогда я понял, что за суровым «сталинским» образом скрывается другой человек.

У него уникальная память. Встречая сотрудника, он точно может сказать его имя-отчество.

— То есть, воспроизвести личные данные.

— Да. И не только идентифицировать. Сказать, например: «Николай Николаевич, а что у вас в семье? Родился второй ребенок или нет?»

— А человек подумал: «Личное дело, видимо, просматривал — под увольнение иду».

— Бывало, да. Понятно, небольшое тогда подразделение — около трехсот сотрудников, но Геннадий Николаевич мог проводить работу с каждым, не вызывая в кабинет. К себе он приглашал либо когда что-то серьезное произошло, либо для того, чтобы поставить какую-нибудь уникальную задачу.

Он же ввел такую практику… При выполнении конкретных боевых задач и спецопераций вся информация остается в том подразделении, которое эти задачи выполняла. Независимо от того, что мы, допущенные, находимся внутри одного коллектива — Группы «А».

— Это правильно?

— Несомненно. Так и должно быть. Потом уже, спустя время, обмен опытом проводился определенного характера между командирами, но была закрытость служебной информации. Люди в подразделении четко понимали, что есть специфика, что нельзя болтать языком. Такой подход дисциплинирует, приучает к сдержанности.

— На практике Геннадий Николаевич поставил этот принцип во главу угла еще весной 1979 года, когда группа Балашова вылетела в Афганистан. Никто не знал толком в подразделении, где они, что делали. Хотя, казалось бы…

— Вот у меня отец, надо отдать ему должное, практически не вмешивался в мою службу. Один раз пришел ко мне «случайно», проверяя Валентину Мазепу, секретаря Группы. Я тогда стрелял в тире и почувствовал спинным мозгом, что кто-то сзади смотрит на меня. Обернулся — стоят Виктор Фёдорович Карпухин и отец. Я, кстати, тогда сдавал норматив. «Ты так, пожалуйста, больше не делай, не отвлекай», — сказал я потом отцу.

…Я не участник событий по освобождению самолета в Уфе (1986 год). Не освобождал школьников в Минеральных Водах, захваченных бандой Якшиянца (1988 год) в городе Орджоникидзе. Не штурмовал в 1983 году самолет в Тбилиси, что является классикой антитеррора на воздушном транспорте. Но мы учились на этих примерах, связанных с руководством Геннадия Николаевича, и уже потом я точно понимал, что такое командир Группы. Каким он должен быть.

Заслуга Зайцева в том, что он создал и отладил систему управления в кризисной ситуации, связанную с захватом заложников, таким образом, что никто не имеет права вмешиваться в работу командира Группы «А» в период боевого применения подразделения. Любой начальник оперативного штаба, поднимая план «Набат» (Г. Н. Зайцев является одним из разработчиков антитеррористического плана «Набат» — Авт.), понимал, что основную работу будет делать именно Геннадий Николаевич. И здесь он был непререкаем. Во время операции по освобождению заложников ему подчинялись все генералы…

— В Тбилиси Председатель КГБ Грузинской ССР Алексей Инаури во время заседания оперативного штаба грохнул кулаком о стол: «Вот что будет говорить полковник, то и будем делать!»

— Зайцев смог поднять статус Группы не только внутри Седьмого управления, но и всего Комитета государственной безопасности СССР. Не просто так это ему далось. Много сил было отдано.

…Вот когда в нынешнее время говорят «тяжелые», я обрываю: «Ребята, если вы при мне будете употреблять этот термин, я с вами разговаривать не буду». Тяжелые — это сотрудники ФСБ, которые обеспечивают СОМ, то есть сопровождение оперативных мероприятий. Ну, это так, к слову.

Группа «А» — это было единственное антитеррористическое подразделение в СССР по освобождению заложников на всех видах транспорта и в помещениях. Старый «Вымпел» был предназначен для разведывательно-диверсионной деятельности за пределами страны.

«И МЫ ЗАДЫШАЛИ ПО-ДРУГОМУ»

— В 1988 году Геннадий Николаевич уходит из подразделения и назначается на должность заместителя начальника Седьмого управления КГБ СССР.

— Без Зайцева все идет по накатанной, созданная им система функционирует при Викторе Фёдоровиче Карпухине, который, несомненно, привнес свои яркие нюансы и свой стиль руководства подразделением.

Отмечу несомненные лидерские качества Зайцева. Я не хочу ни в коем случае умалять достоинства других командиров, которые были после Геннадия Николаевича, но… время такое было сложное. К примеру, хорошо, что в 1990 году мы, сотрудники Группы «А», попали в Баку под его руководством, где взаимодействовали вместе с «Вымпелом» и «Витязем».

Очень важно было и то, что именно Геннадий Николаевич летом 1992 года второй раз возглавил наше подразделение. Часть сотрудников ушла из Группы. По разным причинам… В основном, из-за того раздрая, который творился в 1991-м…

Когда Геннадий Николаевич вернулся, то — и я, и Сергей Дяченко (ныне заместитель директора ФСБ, генерал-майор — Авт.) это можем подтвердить, все было у нас на глазах, — в течение суток все вернулось на круги своя. Как переключатель повернули. Вот вчерашний день, время «новой России», и вот сегодняшний, с его приходом Зайцева, и все началось так, как было заведено в Группе с советского периода: жестко и четко.

Понятно, что ресурсная база и кадровый аппарат были из прежнего периода, советского. И все же… Зайцев пришел и даже кулаком не стучал, просто сказал: «Завтра — так». И мы задышали по-другому. Уже никаких подработок, мы начали заниматься своей работой. К слову, Геннадий Николаевич тут же стал заниматься вопросами зарплаты для личного состава, и это было решено.

Следующая позиция — «горячая осень» 1993 года. Будучи человеком, который, по сути, никогда не командовал войсковыми операциями, Геннадий Николаевич свой потенциал сполна реализовал в той исключительно тяжелой обстановке, проявив выдержку и здравый смысл — несмотря на жесткие требования президента Ельцина. Зайцев и командир «Вымпела» Герасимов, действуя в спарке, задали тональность и рисунок действия двум нашим подразделениям.

Несмотря на угрозу расформировать Группу и реакцию личного состава на гибель Гены Сергеева, подразделение сохранило холодную голову. Хотя были, очевидно, те, кто рассчитывал на взрыв эмоций, что сотрудники «Альфы», потеряв своего товарища, начнут палить направо и налево. Но мы сделали все по-своему. Конечно, большая заслуга наших ребят, которые находились в передовой группе — и Володи Келехсаева (ныне главный федеральный инспектор по Северной Осетии-Алании, полковник — Авт.), и других. По согласованию с Зайцевым они пошли в Белый дом на переговоры и убедили прекратить сопротивление.

— Как говорит Геннадий Николаевич: «Мы выполнили поставленную задачу, но по-своему».

— Да, бескровно. Спасли много людей. И депутатов, и политиков. И за это нас потом обвиняли в невыполнении приказа, осуждали.

Когда я сам стал руководителем в Управлении «А», то все больше проникался стилем и образом работы Геннадия Николаевича. Потому что он — стержень Группы. На все времена. За время службы Зайцев создал такую систему управления подразделением, которая, да, обросла новыми особенностями и традициями, но, в целом, сохранила отпечаток его незаурядной личности.

Зайцев всегда стоял «над схваткой» и жестко контролировал процесс — ни вправо, ни влево, только вперед, без расхлябанности и разнузданности. Геннадий Николаевич четко следил за секретностью, за порядком выполнения боевых задач, за обучением и преемственностью. Он и расставлял кадры, и контролировал их деятельность.

Были и Виталий Дмитриевич Бубенин, наш первый командир, и другие достойные командиры, сильные заместители и начальники отделов (отделений). Но именно Геннадий Николаевич является родоначальником Группы «А». Без него бы не было нашего подразделения, известного на весь мир.

Не скрою, поначалу мне казалось, что Зайцев душит инициативу, но когда я сам стал командиром в Управлении «А» и Силах специальных операций, то четко понял, что инициатива — это хорошо, но ее надо держать в определенных рамках, дозировать.

— «Зайцевский» стиль был перенесен вами в ССО?

— Да. Я его считаю главным старшим учителем в своей службе. Конечно, родители очень многое мне дали… Но поскольку служба и есть наша жизнь (и судьба), то Геннадий Николаевич — мой старший, главный наставник и начальник. Я его безмерно уважаю, преклоняюсь. И дорожу его отношением ко мне.

Даже сейчас, несмотря на солидный возраст, Зайцев в постоянном движении. По-прежнему руководит Агентством безопасности «Альфа-95», приезжая на работу к восьми утра. Сам за рулем автомобиля. Ездит по стране, ведет активную общественную жизнь. Выступает перед курсантами военных вузов. Занимается военно-патриотическим воспитанием молодежи. Дает интервью прессе. Сохранил отличную память, а главное — тонус жизни, стремление быть полезным людям.

Повторюсь, но хочу еще раз сказать: когда Геннадий Николаевич вернулся в Группу второй раз, это стало показателем, насколько он сильный человек. Такое дано не каждому.

Дай Бог здоровья ему и его прекрасной жене, Зое Ильиничне, к которой я отношусь с трепетом. Я с ней познакомился, когда еще возил Геннадия Николаевича. Понимал, что на службе мы все жесткие, а дома «командует жена». Наши жены направляют наши решения в кругу семьи, а мы им подчиняемся, потому что любим и уважаем.

— Кем является генерал Геннадий Зайцев для отечественного спецназа?

— Папой для нашего специального подразделения. И для меня, и для Серёжи Дяченко, и многих, многих других. Геннадий Николаевич, имея за плечами богатый опыт службы в Кремле, собрал все воедино: включил бубенинские пограничные построения в комитетовскую, чекистскую систему. И поставил все это на прочную нормативную основу. Ее вершиной стал оперативный план «Набат».

Он — «папа», мы так его и называем, и это не просто слова. У нас есть «дед», это Михайлов. Есть «дедушка» — Валентин Григорьевич Андреев (начальник Управления «А», ныне первый заместитель председателя Совета ветеранов ФСБ, генерал-лейтенант — Авт.). Ну, а «папа» — Геннадий Николаевич Зайцев. Он один такой. И другого такого нет, не будет. «Альфа» — это и его судьба, и дело всей его жизни.