Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ

ДВЕНАДЦАТЬ

«В БЕЛОМ ВЕНЧИКЕ ИЗ РОЗ ВПЕРЕДИ ИСУС ХРИСТОС»

ДВА ТОВАРИЩА

Сценарий для фильма написали Валерий Фрид и Юлий Дунский. Они были друзьями с самого детства: вместе учились в школе, вместе закончили ВГИК и досрочно сдали выпускные экзамены, чтобы вместе записаться добровольцами. Однако на фронт они не попали — в 1944 году «за политику» (статья 58-10 УК) их арестовали и отправили в ГУЛАГ.

Встретились друзья в лагере. Вернувшись в Москву, вместе писали сценарии. Жили в одном доме, на одном этаже. Владимир Высоцкий даже посвятил стих их дружбе: «У вас все вместе — и долги, и мненье…»

На экраны кинотеатров фильм «Служили два товарища» вышел 21 октября 1968 года. Успех был оглушительный! За первый прокатный год картину посмотрело более 22 миллионов зрителей.

…Ноябрь двадцатого года. Последний трагический акт гражданской войны. Крым. В руки красных попадает трофейный киноаппарат — французский «Pathe». Командование решает использовать его для аэросъемки мощных позиций белых на Перекопе.

Комполка (Анатолий Папанов) вручает кинокамеру бойцу Некрасову: «Кино — это большое дело! Кино! «Женщину-вампира» видел? «Сказки любви роковой»… Сидишь и обмираешь… Но мы с тобой будем снимать совсем другое. У меня какая идея. Заснять всех наших красных героев, их революционную доблесть и славу».

Сюжет с аэропланом был списан с красного военлета Николая Васильченко, который в 1920 году под интенсивным огнем белых первым сделал полную аэрофотосъемку укреплений Перекопа. У него дважды остановился мотор, он с трудом прошел линию фронта и совершил жесткую посадку. За этот подвиг он был награжден вторым орденом Красного Знамени.

В 1930-х годах Николай Николаевич занимал ряд высоких командных должностей — был командиром авиационной дивизии, военным атташе во Франции. Его судьба, как и судьбы многих других известных военачальников того времени, оказалась трагической: помощник генерал-инспектора ВВС РККА комдив Васильченко был арестован 2 июня 1941 года. Вместе с группой других генералов он был расстрелян 23 февраля 1942 года в окрестностях города Саратова.

…Роль Андрея Некрасова — одна из самых любимых у Олега Янковского. В его ясных глазах и русых прядях волос есть какая-то невероятная притягательность. Человек не лозунгов, а поступков, способный найти выход в сложной ситуации — не теряющий присутствия духа даже перед лицом смерти.

«Что же за человек был этот хроникер гражданской войны, ее безымянный летописец? — задавался вопросов Янковский. — Я представил его молчаливым, застенчиво-сдержанным, неуклюжим. Я придумал ему «легенду». Он воспитывался в семье священнослужителя — об этом сказано одной строкой в сценарии.

Некрасов в детстве был предоставлен самому себе, много читал, думал, мечтал о прекрасном. Я представил себе семью небогатого дьячка, которая приняла мальчика, оставшегося без родителей… Я представил нехитрую библиотеку, в которой было, однако, десятка полтора настоящих книг, я представил первые сеансы загадочного «синема», так поразившего воображение юноши.

Он рос в мире романтических иллюзий и книжных идеалов. И вот такой мягкий, замкнутый, немного не от мира сего юноша попадает в конкретное, сложное, кипящее время. Некрасов пришел в революцию не потому, что до конца понимал ее цели и смысл — это случилось позже. Мы привыкли считать, что мужеством обладают лишь те, кто в детстве и юности прошел суровую школу.

Но это не так — мужеством обладают те, кто обладают мужеством… И сплошь и рядом душевную стойкость, отвагу, презрение к компромиссам обнаруживают именно люди такого склада, как мой Андрей Некрасов… Мне было обидно, что Андрей Некрасов погибал. Я нафантазировал замечательное будущее для него. Он мог бы стать одним из родоначальников революционного советского киноискусства — у него была гражданская позиция, свежесть и неординарность взгляда на мир, фундаментальность внутренней культуры. Но он погиб».

Андрей Некрасов — интеллигентный, мягкий, полный спокойной доброжелательности к людям. Таким он описан в сценарии. Таким его и сыграл Янковский.

Иван Карякин — натура иного плана. Храбрый, выносливый, отличный стрелок. Готов пожертвовать собой ради мировой революции. Но с норовом, горяч, подозрителен, скор на расправу. «Молчишь, попович? Против тебя мое сердце с самого начала чувствовало!» Его сила в прямолинейности. Никаких душевных метаний, терзаний. Такие пригодятся в тридцатые годы — чтобы выполнить свою историческую миссию. И уйти в небытие.

Прежде Карякин был комроты, но разжалован в рядовые за то, что расстрелял «военспеца». И расстрелял, очевидно, зря, — и сам вскоре оказывается под расстрелом.

Вырвавшись с боем на тачанке от союзников-махновцев, Некрасов и Карякин оказываются у своих, без документов. И попадают в руки комиссара в исполнении Аллы Демидовой — изломанной особы, «поехавшей» от крови и всего пережитого. Этакая большевичка Роза (Розалия) Землячка. (Вместе с венгром Бела Куном и Георгием Пятаковым она ответственна за проведение в Крыму массовых расстрелов жителей полуострова и пленных солдат и офицеров армии Врангеля в 1920-1921 годах.)

«Подождите, я узнала вас, — бросает комиссар Некрасову. — Вы пытали меня в контрразведке. Вы белый офицер. Посмотрите на ваши руки — они у вас в крови!» И только воля случая и смекалка Некрасова спасают их вместе с Карякиным от верной гибели, когда их привели в карьер для расстрела.

Уже, кажется, Карякин имел возможность убедиться в качествах Некрасова, только что сам его хвалил: «Ты мужик геройский, пролетарского поведения», а вот случилась у Некрасова неприятность, не сумел он снять на пленку вражеские укрепления — и Карякин уже распаляется при начальстве: «Некрасов беспартиец, происхождением чуждый, вел злые разговоры против революции, и эту пленку он нарочно загубил». Будь его воля, он бы расстрелял Некрасова, как прежде военспеца.

Киновед Инна Левшина отмечает: «Ролан Быков сыграл Ивана Карякина, тульского слесаря, красного бойца, фанатика мировой революции, показав в нем и величие и мелкость, и прозорливость фанатизма и тугодумие невежества, и все сметающую страсть и крестьянскую расчетливость».

Придя сдавать киноаппаратуру после смерти товарища, Карякин говорит о Некрасове: «…Беззаветный был человек, преданный боец делу революции. А вот мысли имел глупые… а вообще-то меня должно было убить-то… Ну по всему…» Или, быть может, Карякин что-то начинает понимать?

Некрасов — это все то высокое и живое, что есть в нашем народе с его способностью впитывать, учиться и при этом обладать волей, крепостью духа. Его антипод — Карякин, но именно он остается в живых.

Вот пуля пролетела и — ага…

Вот пуля пролетела и — ага…

Вот пуля пролетела и товарищ мой упал.

ПОРУЧИК БРУСЕНЦОВ

Один из самых ярких образов белого офицера в советском кино — поручик Брусенцов в исполнении Высоцкого. Словно бы сам прожил такую жизнь когда-то… Человек чести и верности присяге. Силен, умен, решителен… Хладнокровен. Но к чему это уже все? Мертвым грузом на его плечах виснут чужие смерти. Его душа — это руины, пепелище, и даже встреча с сестрой милосердия Сашей (Ия Саввина), и даже их венчание в храме, не способны воскресить погибшую душу.

Как пишут, «поручик Александр Никитич Брусенцов получил свое имя в память о лагерном друге Юлия Дунского. Бывший лейтенант РККА был арестован по той же статье, что и драматург. Его следы затерялись в ГУЛАГе, и сценарист надеялся, что Брусенцов увидит фильм и отзовется».

К слову, лейтенанта Брусенцова не удалось найти в списках репрессированных. Зато есть красноармеец Пётр Андреевич Брусенцов — 1906 года рождения, приговоренный летом 1942 года военным трибуналом 47-й стрелковой дивизии к десяти годам ИТЛ (по все той же статье 58-10).

Роль Брусенцова сильно порезали на монтаже, поскольку белый офицер не должен был перетягивать на себя внимание зрителей. Высоцкий с грустью говорил, что в фильме осталась только треть, и он надеется, что по этим крохам можно судить о том, каким интересным был его герой.

Чего стоит одна только сцена, когда перед погрузкой на пароход, отходящий в Стамбул, к непонятной, но заведомо безрадостной жизни на чужбине, Брусенцов прощается с конем, боевым товарищем — единственным, на кого он может положиться в этой жизни. Саша же остается в толпе… Ее выбор другой.

Абрек мечется по набережной среди оставшихся, кому не досталось места на судне, затем бросается в воду и плывет, плывет за хозяином… Все, черта! Брусенцов стреляется и падает за борт.

Уходили мы из Крыма

Среди дыма и огня,

Я с кормы все время мимо

В своего стрелял коня.

А он плыл, изнемогая,

За высокою кормой,

Все не веря, все не зная,

Что прощается со мной.

Сколько раз одной могилы

Ожидали мы в бою.

Конь все плыл, теряя силы,

Веря в преданность мою.

Мой денщик стрелял не мимо,

Покраснела чуть вода…

Уходящий берег Крыма

Я запомнил навсегда.

Это самое известное стихотворение одного из лучших поэтов первой волны эмиграции, белого офицера Николая Туроверова. И сцена с Абреком взята явно отсюда.

За последним пароходом Врангеля, на котором отплывал из Севастополя раненый Туроверов вместе с тысячами других казаков и офицеров, также бросались в воду их кони, не в силах расстаться со своими хозяевами. И те также стреляли в своих четвероногих друзей, не вынеся это страшное зрелище.

«Брусенцов гибнет потому, что видит, что Россия идет совсем не тем путем, который он выбрал для себя, — объяснял Высоцкий. — А он служил своему Белому делу преданно до самого конца. Он смелый человек, способный, талантливый.

Если бы он не оказался по ту сторону баррикад, он принес бы много пользы. Только в самом конце фильма он понял, что он теряет Родину, уплывая за границу. Он понял, что Россия пойдет по-другому. А вместе с Родиной он теряет жизнь свою. Он стреляется. Как отчаявшийся человек, опустошенный, он пускает себе пулю в рот. Меня спрашивают: «Что он, из-за лошади застрелился?» Ну конечно, нет. Хотя лошадь тоже жалко. Но он застрелился из-за своей опустошенности полной, отчаяния».

И — неспособности любить.

По сути, Некрасов в фильме — это зеркальное отражение Брусенцова при всем внешнем различии и антагонизме этих героев. Они две половинки одного целого, разделенного гражданской войной. Трагедия в том, что их судьбы пересекаются в прицеле винтовки с оптическим прицелом.

Все кончено. Но как мститель, как носитель смерти, Брусенцов решает убить кого-нибудь из красных, но его жертвой оказывается Некрасов, получающий пулю в спину. Хотя в прицел прежде попадает фигура Карякина.

Причем за минуту до этого Некрасов сам останавливает руку Карякина, когда тот намеревается снять одного из двух офицеров, идущих в отдалении, и это Брусенцов.

— Сейчас я его, гада, ликвидирую.

— Ты что, спятил?

— Ничего я не спятил. Замечай, видишь тот первый, видишь, как идет? У него выходка не мужицкая: одной рукой отмахывает, а другая к боку прижата, как гвоздем пришитая — сразу видно: офицер! Привык рукой шашку-то поддерживать! Ну вот, ушел, гад!

И после уже Брусенцов стреляет в Некрасова не как воин, а как убийца. Не было приказа, не было опасности…

— Что вы придумали? — пытается его остановить барон Краузе.

— Зачем пуле зря пропадать? — хищно отвечает Брусенцов.

— Александр Никитич! Александр Никитич! Не надо…

— Уйди, дурак… Хоть одного пристрелю напоследок.

— Александр Никитич, вы нас погубите…

И верно: пуля Карякина находит именно его, Краузе.

Брусенцов убивает то живое, что еще оставалось в его душе. Его финал трагичен, но закономерен. Он стреляется потому, что остался совсем один, он больше никому не нужен в этом мире. Даже самому себе. Родины у него больше нет.

УХОДЯЩИЙ В МОРЕ КЛИН

Одна из финальных, ключевых сцен — группа белых, офицеров и рядовых, прижатых красными к морю после взятия Перекопа, уходит клином в бескрайнюю гладь, не желая сдаваться…

Поразительно, но их — двенадцать! Ни больше, ни меньше.

Но нет впереди Иисуса, и путь этих апостолов Белого движения в никуда, не ходить им по водам.

Вспоминаются строчки из поэмы Александра Блока «Двенадцать», написанные в январе восемнадцатого:

Так идут державным шагом —

Позади — голодный пес,

Впереди — с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим,

И от пули невредим,

Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз —

Впереди — Исус Христос.

Но то февраль семнадцатого. Майдан, смута, начатая в Петрограде и приведшая не только к гибели Российской империи, но и крушению России как таковой. И вот уже финал, логичное завершение всего, что было начато в феврале, — катастрофа жертвенного, но безблагодатного Белого движения, взятие красными Крыма.

«Служила два товарища». Фильм советский, «брежневский». И вдруг — опять же двенадцать, но теперь они не идут по расхристанному Питеру революционным шагом, как у Блока, но… уходят в море — чтобы не сдаться, чтобы погибнуть. С честью. Как и положено солдатам, воинам.

Как и почему советская цензура пропустила такое? Теперь уже сложно сказать. Но факт остается фактом: их именно двенадцать и один, как «положено» Иуде, предает и бросается обратно — на вражеский, но спасительный берег… Намек более чем прозрачный. Евангельский. И вполне жизненный.

Белые проиграли в 1922 году, красные — в девяносто первом. Но жива, сохранена Россия. И в наших руках сделать так, чтобы прошлое никогда не повторилось. 

 

Площадки газеты "Спецназ России" и журнала "Разведчик" в социальных сетях:

Вконтакте: https://vk.com/specnazalpha

Фейсбук: https://www.facebook.com/AlphaSpecnaz/

Твиттер: https://twitter.com/alphaspecnaz

Инстаграм: https://www.instagram.com/specnazrossii/

Одноклассники: https://ok.ru/group/55431337410586

Телеграм: https://t.me/specnazAlpha

Свыше 150 000 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья!