Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ

КРЫЛО «АИСТА» - 2

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО.

УДАЧА В ОВРУЧЕ

— Расскажите, пожалуйста, как вы с отрядом оказались в глубоком тылу врага? Если не ошибаюсь, это было в январе 1943 года.

— Это было январской ночью. Три разведывательно-диверсионные группы перешли линию фронта в районе Старой Руссы, это Новгородская область, чтобы в итоге оказаться в одном и том же заданном районе. Указание Центра было выполнено безукоризненно. Мы шли через Псковщину и всю Белоруссию. Бесшумно, без потерь — на юг до самой Украины.

— А конечная точка?

— На стыке Киевской, Житомирской и Гомельской областей, в глухих Мухоедовских лесах нам надлежало организовать базу. Отрыли землянки, поставили баню, организовали медпункт. Едва обжившись, стали посылать группы по всем южным направлениям — даже до Винницы доходили.

— Группы, вышедшие из района Старой Руссы, сохраняли самостоятельность?

— Когда мы были уже на месте, Центр приказал все три группы объединить под началом капитана госбезопасности Виктора Александровича Карасева. Числился я при нем помощником, но буквально рвался в бой, и наш командир разрешил мне выходить на задания, в разведку.

— Иначе бы вам не удалось найти человека, который взорвал в городе Овруч фашистский комиссариат. Не будь вашей настойчивости, не было бы и «случая». Как это произошло?

— Мы с товарищем возвращались после успешной операции, когда нас застиг рассвет. До леса далеко, кругом — степь… В этой ситуации разведчику следует где-то надежно схорониться. «Дневка» — это время, которое нужно провести в светлое время суток. Провести в безопасности. В таких случаях нас часто укрывали люди из агентуры.

— Но в тот раз, в деревне Черниговка, Вы ведь заглянули в дом совершенно незнакомого человека?

— Хозяин — Григорий Васильевич Дьяченко — оказался бывшим старшиной Красной Армии. Не по своей воле он очутился посреди уже занятой фашистами территории. В плену не был. Надо сказать, что немцы украинцев не особенно-то трогали, отпускали. Вот и вернулся этот Гриша домой к жене. Ну и жил себе.

Оказался он отличным мужиком. Нашим, советским. Мы почти ровесники с ним были. Гриша много чего мне порассказывал относительно немцев. «А знаешь, — потом говорит, — у меня ведь дальний родственник работает у немцев, в Овруче, в гебитскомиссариате, и они ему доверяют».

— А разве древний город Овруч являлся областным центром? Ведь «гебит», насколько я помню, по-немецки означает именно «область».

— Овруч как населенный пункт сам по себе небольшой. Районный центр на территории Житомирской области. Но немцы его статус, исходя из военных соображений, для себя приподняли. И это область охватывала в то время Житомирщину, часть Киевской области и даже кусочек белорусской земли.

— То есть в Овруче была сосредоточена вся немецкая администрация этого обширного района?

— Да. Располагалась она в казармах, — их еще до войны называли Будённовскими. Охрана подступов и периметра по всем правилам, с колючей проволокой — не подберешься.

— И гранатами ведь не закидаешь!

— Пустое дело, только людей положишь. И кавалерийским наскоком не возьмешь. В прямом смысле. В нашем отряде имелся конный эскадрон численностью под сотню сабель. Я доложил Карасёву: «Установлен ценный контакт». — «Немедленно разрабатывай»! Прихожу я опять к Грише, объясняю: «Нужно повидаться с твоим родственником. Только как?» — «Запросто. Сядем и поедем. У меня в округе все полицаи знакомые. Я им скажу, что ты мой родственник».

— Рисковый мужик!

— Но только он для начала переодел меня. Подыскал куртку, штаны… Надел я белую длинную рубаху (в них местные ходили), подпоясался чем-то вроде кушака. Две гранаты в кармане, а за пояс сунул 9-миллиметровый парабеллум.

— Хорошая вещь, как по вашему мнению? И что вы можете сказать относительно «ТТ»?

— Честно говоря, я предпочитал именно этот пистолет другим системам. У парабеллума вся тяжесть находится в рукоятке, оттого из него легко целиться. Правда, имеется один существенный недостаток: не всегда выбрасывает стреляные гильзы. В критический момент парабеллум может заклинить. Что касается «ТТ» — это надежное, мощное оружие, но — тяжелое, что отражается на точности стрельбы. Для разведчика-диверсанта самое главное в критической ситуации — не промахнуться.

…Ладно, поехали к родственнику. Звали его Каплюком. Яков Захарович Каплюк. Работал он в гебитскомиссариате кем-то вроде завхоза.

— И как он отреагировал на ваше предложение? Не с радостью, очевидно?..

— Что ж, его вполне можно было понять: семья, двое детей. Он хотел быть уверенным в том, что после осуществления акции он и его домочадцы окажутся в безопасности, — и я дал соответствующие гарантии. Каплюку мы передали 140 или 150 килограммов взрывчатки. Научили, как подсоединить провода взрывателя к часовому механизму — обыкновенному будильнику.

— Каким образом удавалось проносить взрывчатку в здание комиссариата?

— Делала это Мария Каплюк, жена. Тротил она проносила частями, смертоносную ношу прикрывала своими детьми: одного брала на руки, другой рядом шел. А на локте — корзинка: мужу еду несет. Мы все очень переживали, т. к. она запросто могла «сгореть». Яков Каплюк, в свою очередь, складировал взрывчатку в подвале, тщательно маскировал и распределял по точкам (мы ему подсказали), чтобы взрыв произвел как можно больший разрушительный эффект. Оставалось только дождаться подходящего момента.

— И как все произошло?

— В Овруч из Берлина прибыла специальная группа для планирования карательных акций с целью ликвидации партизанского движения в крае. И вот когда в заминированном здании шло секретное совещание по этому вопросу, раздался взрыв. Разом было уничтожено шестьдесят фашистов, включая гебитскомиссара Венцеля и начальника центра по борьбе с партизанами Зиберта. Мы с товарищами наблюдали за этим «светопреставлением» с городской окраины. Вместе с нами в полном сборе была семья Каплюка, которую мы вывели в лесной лагерь. Так что слово свое я сдержал.

После Овруча меня вместе с асом-подрывником нашего отряда Францем Драгомерецким, пустившим под откос более двадцати пяти вражеских эшелонов, представили к званию Героя.

ВСТРЕЧА С КУЗНЕЦОВЫМ

— В дальнейшем была команда перейти на территорию Польши. Западная Украина — оттуда в Ровенскую область. Там 7 ноября 1943 года мы встречались с Медведевым (один из руководителей партизанского движения во время Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза — Авт.). Его отряд бомбили, мы недалеко находились — помогали немного ему в обороне. Дня через два мы оттуда отошли километров на тридцать, и Кузнецов пришел к Медведеву.

— Вы его видели?

— Я его видел. Один раз. Медведев в тот момент находился в одной деревне, мы — в другой. У нас была хорошо организована хозяйственная группа. Куда бы мы не перемещались, наши товарищи обязательно организовывали баню. Без бани завшиветь можно было, тифом заболеть.

— И не только завшиветь. Наверное, когда идешь мимо немцев — «дух партизанский» так и прет.

— И это тоже, — смеется Алексей Николаевич. — А у Медведева бани не было. Решили пригласить его с Кузнецовым к нам. Но Кузнецов очень засекречен был, о нем, как о разведчике, знало всего несколько человек из штаба отряда. Его обязательно переодевали в гражданскую одежду и только в таком виде сопровождали под Ровно, на партизанскую базу.

— Каким вы запомнили его?

— Видел вот как вас сейчас. Сидели после бани, застолье. На столе самогон — из спиртного другого ничего не было. Кузнецов рассказывал, я внимательно слушал. Хотел подражать его действиям. Но я не владел настолько немецким языком, как Кузнецов.

— Зато с польским языком у вас не было проблем.

— Это так. Место рождения — Западная Белоруссия, польская школа… Когда мы перешли на территорию Западной Белоруссии, где было много поляков, мне было очень легко работать с ними, находить контакт. Полученные сведения я получал через поляков по большей части.

КОЛЕЯЖ

— На Западной Украине между поляками и украинцами шла сильная борьба. Они вырезали деревни друг друга.

— Вашему отряду не приходилось сталкиваться с бандеровцами?

— А как же! Вот когда мы перешли на Западную Украину — Ровенская, Волынская и Тернопольская области, у нас были столкновения. И если, скажем, на территории Киевской или Житомирской области мы ходили группами по пять-семь человек, то тут численностью не меньше тридцати-пятидесяти человек мы не выходили, и потери у нас были гораздо больше от бандеровцев, чем от немцев.

— А когда поступила команда переходить собственно в Польшу?

— В начале 1944 года, в феврале, по-моему, Красная Армия освободила Ровно, — и нам приказали переходить на территорию Польши. 4 февраля наш командир Карасёв и комиссар Филоненко разработали операцию по организации масштабной диверсии на железнодорожной узловой станции, находившейся от Ровно и дальше, к территории Польши. Там гарнизоном стояли венгры. С ними была предварительная договоренность, что они сдадутся, а они сообщили немцам. Мы, правда, городишко взяли, станцию разбили, но сами понесли очень большие потери. Так не годится.

— Вы принимали участие в этой операции?

— Перед операцией Карасёв говорит мне: «Знаешь, Алексей (а он меня Алексеем или Колеяжем звал, потому что я в железнодорожной форме ходил), прикрывать будешь». Немцы, как я уже сказал, знали о наших планах, мадьяры не сдались. Ну взорвали мы кое-что… Все бежали, смотрю — никого: ни Карасёва, ни комиссара. Черт, в чем же дело? Нужно искать. Вскочил на лошадь и в городишко, а там немцы, четверо, хотели меня захватить. Ночь по сути уже на дворе, февраль месяц. Один наш паренек дал по ним очередь из автомата. Короче, отбились.

…Луна светит. Немцы из бронемашин стреляют по нашим. Такая паника была… Спрятались мы с этим пареньком в овраге и по нему выбрались дальше. В том бою был тяжело ранен комиссар Филоненко. Кричал он, боль сумасшедшая! Карасёв дал команду отвезти его за линию фронта. Я взял группу и, перейдя фронт, 5 февраля сдал его в Сарны. Сам приехал в Ровно, город уже был освобожден. Вскоре подошел Карасёв с отрядом. Вооружились уже иначе, часть личного состава осталась дома, а кто хотел продолжать воевать, около четырехсот человек, перешли через Буг в Польшу.

— Каков был статус подразделения? Воинское или партизанское формирование?

— По сути, войсковая часть. Мы относились к разряду тех специальных подразделений, которые организовало 4-е управление НКВД по главе с Павлом Анатольевичем Судоплатовым. Воинская дисциплина, никакой «демократии». Роты, батальоны.

— А форма — армейская?

— Нет, кто в чем. А в одном из боев с немцами, севернее Ровно, в организованную нами засаду угодил карательный отряд, большая группа. Шли они без разведки и охранения. Мы их опередили, заметили раньше. Диспозиция такая. Редкий лес, кустарник. Насыпная дорога, за нами поселок. Мы выставили два ручных пулемета. Конники отошли в тыл. Когда немцы подошли близко, как ударили по ним! Перебили почти всех, два или три человека, которые живыми остались, сдались. Наши потери — двое убитых. После того боя почти все мы переоделись в немецкую форму.

— Добротная амуниция?

— Хорошая, ясное дело — немецкая. Шинели, сапоги. Что не взяли, повозки, к примеру, то отдали местным жителям.

ОКОНЧАНИЕ.