Автор: ОЛЬГА ЕГОРОВА

ПОСЛЕДНИЙ ЛЕЙТЕНАНТ

ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО в №№ 3, 4,5 2020 г.

Сколько всего и как долго хранит человеческая память! Узнав о смерти Юрия Бондарева, читатели в социальных сетях сразу вспомнили о нём два ярких момента: смелую «окопную правду», высказанную в его повестях и романах, и сравнение перестройки с «самолётом, которому неведом пункт посадки».

Молодое на тот момент поколение узнало Юрия Бондарева в начале 1970-х. Сначала они увидели не уступающий Голливуду по размаху и зрелищности фильм-эпопею «Освобождение» (где писатель был одним из трех авторов сценария). Фильм посмотрели во многих странах 350 миллионов зрителей!

Потом ошеломили широкоформатные панорамы битв, снятые с максимально возможной достоверностью и невероятное перевоплощение в образы солдат и офицеров Красной армии артистов, чьи имена помнят не только критики, но и благодарные зрители — Николая Олялина, Михаила Ульянова, Михаила Ножкина, Юрия Каморного, Бориса Зайденберга, Сергея Никоненко и других.

Но Бондарева будут помнить не только по романам и фильмам. Начиная с 1970-х годов, в своих произведениях и публичных выступлениях он активно критикует набирающую популярность систему «либеральных ценностей».

К слову, культовый фильм Юрия Озерова летом 2020 года представили после полной цифровой реставрации — это 670 тысяч кадров и восемь часов звука. По словам Карена Шахназарова, работы, продолжавшиеся восемь месяцев, целиком были оплачены за счет собственных средств «Мосфильма».

Юрий Васильевич, какой бы это был Вам подарок!

НА СЛОМЕ ЭПОХ

Либеральная интеллигенция Бондарева не жаловала, но пока был жив Союз, маскировалась под адептов официальной идеологии. И только немногие диссиденты шли на жесткий разрыв с существующим положением дел.

Бондарев был одним из тридцати одного человека — тех, кто подписал открытое письмо в редакцию газеты «Правда» 31 августа 1973 года, осуждающее «антисоветские действия и выступления А. И. Солженицына и А. Д. Сахарова».

Зная, что произойдет потом со страной и народом, к каким тяжелейшим и кровавым последствиям приведет одна из крупнейших геополитических катастроф XX столетия, мы можем оценить правоту именно Бондарева, а не Сахарова и Солженицына.

Сейчас как-то стыдливо не принято вспоминать, что Александр Исаевич едва не стал «Почётным гражданином США». Соответствующее решение было дважды принято Сенатом и дважды отклонено Палатой Представителей Конгресса. Но факт есть факт, из песни слов не выкинешь.

Да, в последние годы Александр Исаевич говорил о продвижении НАТО на Восток, имеющего целью окружение России. Он выступал против агрессии США в Югославии и «цветных революций». Поддерживал Крым и Черноморский флот. Но разве не он, Солженицын, приложил руку к тому, что произошло со всеми нами? Они били по коммунизму, а попали по России. И об этом в 1973 году предупреждал Бондарев.

Что касается академика Сахарова, то он до своего последнего часа оставался слепым орудием в руках сил, сделавшим ставку на уничтожение Русской цивилизации в ее советском воплощении, видя в развале СССР благо, а не трагедию.

В ноябре 1989 года Андрей Дмитриевич представил проект новой конституции, в основе которой лежали защита прав личности и права всех народов на государственность. На деле это означало бы войну всех против всех.

Перефразируя рок-музыканта, поэта и барда Александра Башлачёва, «перестройку», как мне видится, можно назвать временем колокольчика — в отличных он иных эпох, героических, когда звучал колокол.

Но с каждым днем времена меняются.

Купола растеряли золото.

Звонари по миру слоняются.

Колокола сбиты и расколоты.

Две тенденции шли внахлест друг друга — созидательная и разрушительная, и молодое поколение перестало воспринимать идеи уходящей эпохи. Бондарев чувствовал эту трагедию, но был заложником системы, его воспитавшей.

Громадный слой людей переживали подобную личную трагедию, видя, как рушится мир. Для некоторых жертвенных натур случившееся со страной было настолько непереносимо, что они сводили счеты с жизнью — угасая или… нажимая на курок, как это сделала замечательная поэтесса Юлия Друнина, прошедшая всю войну, награжденная орденом Красной Звезды и Медалью «За отвагу».

В одном из писем, написанных перед уходом из жизни, Друнина так описывала свои переживания: «…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире, такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл…»

Покрывается сердце инеем —

Очень холодно в судный час…

А у вас глаза как у инока —

Я таких не встречала глаз.

Ухожу, нету сил. Лишь издали

(Все ж, крещеная!) помолюсь

За таких вот, как вы, — за избранных

Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, что и вы бессильны

Потому выбираю смерть.

Как летит под откос Россия,

Не могу, не хочу смотреть!

Но ведь то же испытывали миллионы, когда в 1917 году погибала Российская Империя, когда рушился привычный мир и ничего, абсолютно ничего нельзя было поделать против надвигавшейся черной тени.

Однако Россия была сохранена, выжила после 1991 года вопреки всему.

В рассказе «Неистовство» Бондарев пишет: «Море гремело пушечными раскатами, било в мол, взрывалось снарядами по одной линии. Обдавая соленой пылью, фонтаны взлетали выше здания морского вокзала. Вода опадала и снова катилась, обрушиваясь на мол, и фосфорно вспыхивала извивающейся шипящей горой исполинская волна. Сотрясая берег, она ревела, взлетала к лохматому небу, и было видно, как в бухте мотало на якорях трехмачтовый парусник «Альфа», раскачивало, бросало из стороны в сторону, накрытые брезентом, без огней, катера у причалов.

Две шлюпки с проломанными бортами выкинуло на песок. Кассы морского вокзала наглухо закрыты, везде пустынность, ни единого человека на ненастном ночном пляже, и я, продрогнув на сатанинском ветру, кутаясь в плащ, шел в хлюпающих ботинках, шел один, наслаждаясь штормом, грохотом, залпами гигантских разрывов, звоном стекол разбитых фонарей, солью брызг на губах, в то же время чувствуя, что происходит какое-то апокалипсическое таинство гнева природы, с неверием помня, что еще вчера была лунная ночь, море спало, не дышало, было плоско как стекло.

Не напоминает ли все это человеческое общество, которое в непредугаданном общем взрыве может дойти до крайнего неистовства?»

Я очень надеюсь, что этот и другие рассказы, вместе с романами и повестями, войдут в полное собрание сочинений великого писателя.

ПРОРОЧЕСКИЕ СЛОВА

В 1985 году Юрий Бондарев вышел из состава редколлегии журнала «Наш современник» — в знак протеста против публикации романа Солженицына «Октябрь Шестнадцатого» (продолжение романа «Август Четырнадцатого», посвященного вступлению России в Первую мировую войну).

Летом 1988 года на XIX партконференции Бондарев в присутствии Генерального секретаря ЦК КПСС М. Горбачёва сравнил политику горбачёвской перестройки с самолетом, который летит, не зная куда, и ждет ли его посадочная площадка.

«Можно ли сравнить нашу перестройку с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка? При всей дискуссионности, спорах о демократии, о расширении гласности, разгребании мусорных ям мы непобедимы только в единственном варианте, когда есть согласие в нравственной цели перестройки, то есть перестройка — ради материального блага и духовного объединения всех. Только согласие построит посадочную площадку в пункте назначения…»

Его слова оказались пророческими! Хотя и были тогда восприняты крайне неоднозначно, с одной стороны, приверженцами «генеральной линии» (привыкшими слепо, бездумно выполнять то, что предписано свыше), с другой — демократической общественностью.

На это сравнение перестройки с самолетом без аэродрома посадки, с той же трибуны ответил главный редактор журнала «Знамя», писатель-фронтовик Григорий Бакланов, один из представителей «лейтенантской прозы», яростный сторонник Горбачёва.

«Я получил ряд телеграмм и звонков, — сообщил он делегатам конференции. — Одну телеграмму… я передал сегодня в Президиум. Содержание ее такое: «Неужели, товарищи писатели, никто не ответит Нине Андреевой и Юрию Бондареву?» Лежит телеграмма в Президиуме. (Шум в зале.)»

Тут надо заметить, что само имя Нины Андреевой в июне 1988 года звучало крайне одиозно, ее мартовскую статью того же года «Не могу поступаться принципами» в «Советской России» официально осудили и заклеймили как «манифест антиперестроечных сил».

Так что сравнение с Ниной Андреевой было на тот час очень серьезным обвинением.

Бакланов попытался парировать бондаревское сравнение и сказал: «В Австралии, когда задают тест будущему кандидату в пилоты, есть такой вопрос: вы летите в двухместном самолете. Представьте, что со второго сиденья выпала английская королева. Ваши действия? Некоторые говорят — застрелиться. Кинуться за ней и поймать в воздухе. Правильным считается ответ — выровнять самолет после потери лишнего груза и продолжать полет. Так вот, в ходе перестройки нам не раз еще придется выравнивать самолет после потери лишнего груза и продолжать полет».

«Надо признать, это одна из ценных по откровенности фраз перестройщиков, — точно подметил журналист и писатель Александр Майсурян. — Вот только даже это крутое сравнение оказалось слабоватым для описания последующих событий. Ведь не только «английская королева» выпала из самолета, но и сам самолет в воздухе развалился на куски, не долетев до места назначения…»

Недруги частенько припоминали Бондареву сожжение чучела Евгения Евтушенко, что надо заметить, весьма лихо получилось! Впрочем, он там был далеко не один — тогда началась ожесточенная политическая борьба за сохранение Союза писателей СССР между двумя группировками — русской патриотической, которую возглавляли Юрий Бондарев и Борис Шереметьев, и еврейской либерально-демократической, во главе которой стояли Евгений Евтушенко и Римма Казакова.

НЕПОБЕЖДЕННЫЙ

В июле 1991 года, накануне «путча», Бондарев поставил свою подпись под прогремевшим на всю страну «Словом к народу» — обращенном, прежде всего, к армии.

Помимо Бондарева под «Словом» подписались Валентин Распутин, Валентин Варенников, Александр Проханов, и другие известные люди — всего двенадцать человек.

«Родина, страна наша, государство великое, данное нам в сбережение историей, природой, славными предками, гибнет, ломается, погружается во тьму и небытие. И эта погибель происходит при нашем молчании, попустительстве и согласии.

Что с нами сделалось, братья? Почему лукавые и велеречивые властители, умные и хитрые отступники, жадные и богатые стяжатели, издеваясь над нами, глумясь над нашими верованиями, пользуясь нашей наивностью, захватили власть, растаскивают богатства, отнимают у народа дома, заводы и земли, режут на части страну, ссорят нас и морочат, отлучают от прошлого, отстраняют от будущего — обрекают на жалкое прозябание в рабстве и подчинении у всесильных соседей?

Братья, поздно мы просыпаемся, поздно замечаем беду, когда дом наш уже горит с четырех углов, когда тушить его приходится не водой, а своими слезами и кровью. Неужели допустим вторично за этот век гражданский раздор и войну, снова кинем себя в жестокие, не нами запущенные жернова, где перетрутся кости народа, переломится становой хребет России?»

В тексте обращения жестко критиковались горбачёвская перестройка, «свободный рынок» и «демократизация», звучали призывы не допустить распада СССР, межнациональной розни и гражданской войны.

Однако время, отпущенное «Союзу нерушимых», было на исходе. Бездарная попытка спасти то, что еще можно было спасти, предпринятая соратниками Горбачёва (при его же молчаливом согласии), закончилась провалом.

«Последний лейтенант советской прозы» горевал из-за развала Советского Союза. После 1991 года та страна, за которую он готов был отдать жизнь, перестала существовать — и к новому строю он приспосабливаться не желал.

…Он отказался принять орден Дружбы народов по случаю своего 70-летия из рук Бориса Ельцина в 1994 году, публично заявив, что «сегодня это уже не поможет доброму согласию и дружбе народов нашей великой страны».

Зато Юрий Васильевич горячо одобрил политику руководства страны после воссоединения Крыма с Россией в 2014 году — писатель не мог не приветствовать возрождение той России, за которую некогда насмерть стоял под Сталинградом, — возрождение, идущее не только в области геополитики, но и культуры.

«За пять дней до референдума мы прилетели в Севастополь, собрали местных писателей. У них не было уверенности, что Россия не оставит их. Мы прочитали письмо со словами поддержки Юрия Бондарева и других писателей-фронтовиков, обращенными к крымчанам, а потом водрузили копию Знамени Победы на Сапун-горе. И крымские писатели поверили, что Россия с ними. Одно имя Бондарева очень много значило для людей», — вспоминал председатель правления Союза писателей Николай Иванов.

Получая в 2015 году из рук главы Церкви почетный знак Патриаршей премии, 91-летний Бондарев сказал: «…Русская литература всегда была, есть и будет основой государства, утешением для народа и целительным родником». Его слова были встречены теми, кто был в тот день в зале Церковных соборов храма Христа Спасителя, овацией, причем стоя.

…По-человечески очень обидно, что Юрий Васильевич не дожил до юбилея Великой Победы, — он ушел тихо, во сне. Впрочем, для него этот праздник был связан с днем 9-го Мая. И то, как все прошло в этом году, могло ему не понравиться…

А мы… Мы всегда будем благодарны ему за то, что события Великой Отечественной войны предстали перед нами именно его глазами, — командира артиллерийского расчета. Названия его повестей — не просто названия, а кодовые слова или пароли, известные только посвященным. Он не только достиг вершин литературы, но навсегда вошел в историю отечественной словесности и в наши сердца.

«ИНАЯ ЖИЗНЬ И СОВСЕМ ИНАЯ СМЕРТЬ»

Удивительным образом Бондарев сочетал в себе настоящий гуманизм и приверженность имперской традиции (российской, советской — не суть!), приверженность коллективизации и любовь к частному труженику, свободу слова и четкое понимание, когда «свобода слова» наносит ущерб его народу и стране, а стало быть, должна быть ограничена.

Это двойственность иногда мешала Бондареву до конца принять то, что опередило свое время, что резко выходило за принятые рамки государственной идеологии.

Так, например, было с фильмом Марлена Хуциева «Июльский дождь», ставшего классикой отечественного кинематографа и прошедшего проверку временем.

«Это фильм настроения, — сказал Юрий Бондарев на заседании Художественного совета Творческого объединения «Мосфильм» осенью 1966 года. — Но он не выливается в фильм мысли. В фильм сложных человеческих страстей, за которыми размышления о жизни. И ему не хватило этих страстей в картине, это приглушенные страсти или их вообще не было. Лена же — это нечто среднеарифметическое. Но я не вижу девушку какого-то типа, девушку, которая что-то ищет. Прекрасна Москва, прекрасны пейзажи. Но это рефрен картины, который существует отдельно от людей. Пейзажи, экстерьер в несколько раз сильнее характеров».

И действительно, новая картина Марлена Мартыновича (автора «Заставы Ильича», пронизанной революционной романтикой) оказалась самым «несоветским» фильмом тех лет. Но именно зоркий взгляд и рука мастера позволили «Июльскому дождю» стать событием, сохраняющим свое значение, и обаяние эпохи, и по настоящее время.

Да, у Бондарева был свой творческий стиль — свое понимание любви, которое диктовала его порывистая, страстная натура. Отсюда, собственно, и критика картины «Июльский дождь». Но они очень разные, он и Хуциев.

В одной из рассказов Бондарев пишет: «За окном исчезали обыденные закономерности, движение земли, созвездий, переставал падать снег над рассветными переулками Замоскворечья, хотя он падал и падал, будто в белой пустоте заваливая мостовые; переставала существовать сама жизнь, и не было смерти, потому что мы не думали ни о жизни, ни о смерти, уже не были подвластны ни времени, ни пространству, — мы создавали, творили что-то особенно главное, сущее, в котором рождалась совсем иная жизнь и совсем иная смерть, неизмеримые сроком двадцатого столетия. Мы возвращались куда-то назад, в бездну первозданной любви, толкнувшие мужчину к женщине, раскрывшие перед ними веру в бессмертие.

Гораздо позднее я понял, что любовь мужчины к женщине есть акт творчества, где оба чувствуют себя святейшими богами, и присутствие власти любви делает человека не покорителем, а безоружным властелином, подчиненным всеобъемлющей доброте природы.

И если бы спросили тогда, согласен ли, готов ли ради встреч с ней в том подъезде, возле паровой батареи, под тусклой лампочкой, ради ее губ, ее дыхания отдать несколько лет своей жизни, я ответил бы с восторгом: да, готов!..»

…В тот же 1966 год шла битва — иначе и не скажешь! — за фильм «Андрей Рублёв» Тарковского, который в наше время входит в двадцатку лучших кинокартин мира.

«…Фильм «Андрей Рублев» мне очень нравится, — говорил Юрий Бондарев на заседание худсовета «Мосфильма». — Я считаю, что в нем многое гениально. В картине есть отдельные длинноты, иногда сюжетики, долго, например, показана плывущая женщина, это беллетристика, затянут колокол, эпизод реки. Были и еще длинноты, много пульсирующей крови… В целом же картина мне страшно нравится».

Воспитанник советской творческой школы, Бондарев не был готов до конца принять то, что осуществил Андрей Тарковский — прорыв в пространство Древней Руси.

Бондарев гордился своим званием советского писателя как высшей наградой. И, конечно, другими, заслуженными — два ордена Ленина, Золотая Звезда Героя Социалистического Труда, две Государственные и одна Ленинская премии.

Но самыми важными для него оставались, безусловно, две солдатские медали «За отвагу» и медаль «За оборону Сталинграда». Цена им — кровь, пролитая на полях Великой Отечественной за страну, верность которой Бондарев сохранил до последнего своего вздоха — «с клятвы, которую в юности ты ей в своем сердце принес», как проникновенно пел Марк Бернес.

До конца жизни Бондарев оставался убежденным коммунистом. Член ВКП (б) с 1944 года не торговал своей совестью — как бы и кто к этому не относился.

Время, однако, расставило все по своим местам. И оно же отвело достойное место Юрия Васильевичу в «чине» классика искусства, любимого миллионами читателей и зрителей.

ЗОЛОТАЯ РОЗА

Юрий Васильевич окончил семинар К. Г. Паустовского, а в 2019 году он стал первым лауреатом премии «Золотая Роза», названной в чести книги своего учителя по Литературному институту.

В этой замечательной книге есть глава, посвященная автору «Трёх толстяков» — «Юрию Олеше».

«Я мог бы еще многое рассказать об Олеше, но пока еще это трудно, — написал Паустовский. — Он умер недавно, и никак нельзя забыть прекрасное его лицо — лицо человека, спокойно задумавшегося перед нами. И нельзя забыть маленькую красную розу в петлице его старенького пиджака. Этот пиджак я видел на нем много лет».

Теперь золотая — а может быть, алая роза — как будто склонилась перед светлой памятью Юрия Бондарева, нашего современника, чье творчество останется в веках, пока жива будет Россия.

«И если на то будет Воля Твоя, то оставь меня на некоторое время в этой моей скромной и, конечно, грешной жизни, потому что в родной моей России я узнал много печали ее, но еще не узнал до конца земную красоту, таинственность ее, чудо ее и прелесть.

Но дано ли будет это познание несовершенному разуму?»
 

 

ЕГОРОВА Ольга Юрьевна, родилась в Калуге.  Выпускница факультета журналистики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. В 1997 году была ответственным секретарём журнала «Профи».  На протяжении шести лет, с 1998‑го по 2003 год и с 2010-го по настоящее время является редактором отдела культуры в газете «Спецназ России». Опубликовала большой цикл статей, посвящённых женщинам в истории отечественной разведки. Автор книги «Золото Зарафшана».  «Серебряный» лауреат Всероссийского конкурса «Журналисты против террора» (2015 год).

 

 

 

 

Площадки газеты "Спецназ России" и журнала "Разведчик" в социальных сетях:

Вконтакте: https://vk.com/specnazalpha

Фейсбук: https://www.facebook.com/AlphaSpecnaz/

Твиттер: https://twitter.com/alphaspecnaz

Инстаграм: https://www.instagram.com/specnazrossii/

Одноклассники: https://ok.ru/group/55431337410586

Телеграм: https://t.me/specnazAlpha

Свыше 150 000 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья!