Автор: ОЛЬГА ЕГОРОВА

АГЕНТ ПЛЕВИЦКАЯ

ИЛИ КУРСКИЙ СОЛОВЕЙ ЛУБЯНКИ

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО В № 8,9, 2020 г.

Краском, бывший поручик Юрий Левицкий и его супруга Надежда Плевицкая сделали все, чтобы оказаться по ту линию фронта, у белых. В своих мемуарах Дёжка обошла этот факт молчанием, что породило немало «фантазий на тему».

Супругов доставили в штаб 2-го Корниловского полка, которым командовал полковник Яков Пашкевич. В свое время он был потрясен голосом певицы и теперь увидел в ее невероятном появлении на фронте добрый знак. Она же один из символов Россiи! Выступала и в Царском Селе, и перед офицерами, и на торжествах в честь столетней годовщины Бородинской битвы.

Дальнейшая судьба Юрия Левицкая неизвестна. Но не вызывает сомнений, что она трагична. Погиб в бою с красными или при иных обстоятельствах? Этого мы уже никогда не узнаем.

В книге «Корниловский Ударный Полк» полковник Левитов писал о Якове Пашкевиче: «Этот человек был верный корниловец и прирожденный «отец-командир»: вне своего полка, его спайки и славы он мало чем интересовался. Пашкевич входил во все мелочи полковой жизни и вносил в эту жизнь всю крепость крестьянского хозяйственного быта, унаследованного им от рождения. Как рачительный хозяин, Пашкевич терпеть не мог «разгильдяйства», и не было для него большей обиды, чем увидеть своего корниловца пьяным или хотя бы навеселе».

К 1919 году Яков Антонович, прошедший войну с германцами, был шесть раз ранен. Участник легендарного Ледяного похода. Начальник пулеметной команды. Отличался знанием боевого и строевого дела. Отчаянно храбрый. Солдаты относились к нему с огромным уважением. Всякое дело он начинал с крестного Знамения.

«Сам капитан Пашкевич и старые корниловцы постоянно вели беседы с солдатами о России, о ее былом величии и теперешнем унижении, о целях и смысле борьбы, начатой генералом Корниловым, — продолжает полковник Левитов. — Бывшие махновцы вели себя примерно.

Не было случая, чтобы кто-либо продал выданную пару белья или другую принадлежность обмундирования, они были всегда трезвы, исполнительны и добросовестно несли службу. По вечерам они собирались и пели песни. С особым подъемом пели «Кудеяра», должно быть, относя к себе слова этой песни, и добровольческие».

В октябре Пашкевич был вновь ранен и в период боев за Орёл лечился в тылу, а 21 октября 1919 прибыл в полк уже полковником. Стало быть, его встреча с Плевицкой произошла в это время.

…Порой Дёжке казалось, что в ее теперешней жизни, как в страшном сне, все циклично и трагически повторяется. В июле 1920 года в бою у села Большой Токмак, что в Северной Таврии, Пашкевич, временно командуя Корниловской дивизией, был смертельно ранен в голову. Скончался он на руках сестры милосердия Екатерины Глик по дороге в госпиталь, пытаясь перекреститься и произнести: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа».

В журнале боевых действий записано: «15 июля наступление противника было отбито, но дорогой ценой: пал смертью храбрых командир 2-го Корниловского Ударного полка полковник Пашкевич. Потеря не только для корниловцев, но и для всей Русской Армии».

Снова война забирала у Дёжки дорогого ее сердцу друга. Не удивительно ли, что также война «возместила» ее потерю? И Дежка быстро утешилась. Война — это не только смерть, это еще такая жизнь, но только в предельно ускоренном темпе.

«…Весь период мировой и гражданской войн в материалах жизни Плевицкой неясен… — как совершенно справедливо заметил известный писатель Анатолий Рыбаков. — Мелькает много мужских имен… Есть только одна точная дата: сентябрь 1921 г. Турция, Галлиполи — свадьба с двадцативосьмилетним генералом Скоблиным».

Существует легенда о том, что именно Скоблин отбил Плевицкую у красных, привез в стан белых, где, влюбившись, предложил руку и сердце. В курском городе Фатеже штаб бригады располагался в домах купцов Харичковых на Екатерининской. Там, как рассказывают, и состоялось их сердечное свидание.

Некие корниловцы в эмиграции описывали это событие так: однажды колонну обогнал броневик Дроздовской дивизии. Вышедший из него офицер якобы обратился к Скоблину с вопросом: «Где остальные ударники?»

«Вот все, что осталось от полка», — ответил Скоблин, и тут же приказал своим офицерам готовиться к атаке. В этой атаке, дескать, и была захвачена Надежда Плевицкая.

В позднейших «изысканиях» появился бредовый сюжет: Дёжка, оказывается, являлась агентом ВЧК и ее пленение было заранее спланировано Лубянкой. В общем, все, как в песне «Былинники речистые ведут рассказ…».

САМЫЙ МОЛОДОЙ ГЕНЕРАЛ

Николай Скоблин начал Первую мировую после окончания военного училища прапорщиком. Будучи подпоручиком, был награжден орденом святого Георгия 4-й степени и Георгиевским оружием за умелую организацию боя с австрийцами — рота под его командованием принимала активное участие во взятии в плен целого батальона неприятеля. Окончил войну в чине полковника.

В Гражданскую Скоблин командовал Корниловским полком, одним из четырех, укомплектованных только офицерами — цветом Добровольческой армии. Командовал ротой, батальоном, полком и дивизией. Несколько раз был ранен. Самый молодой генерал за всю историю Белого движения и самый молодой командир (на тот момент) дивизии. Звание генерал-майора ему присвоил барон Врангель в марте 1920-го «за особые отличия». Скоблину было двадцать шесть лет.

Что объединило блестящего офицера и певицу — нам неведомо. Любовь приходит разными путями, не спрашивая разрешения и не выбирая подходящего времени. Наверное, эта та любовь, что не нуждается в фейерверках, уверениях, бесконечных доказательствах оной. Та, что ищут многие, но находят — единицы.

Плевицкая прошла с Белой армией крестный путь боев и отступлений до Крыма. Вместе с ее частями она навсегда покинула Россию. Три корпуса были размещены на территории бывшей Османской империи, в районах, контролируемых войсками союзников.

Донской корпус генерал-лейтенанта Ф. Ф. Абрамова и Кубанский корпус генерал-лейтенанта В. Г. Науменко — на острове Лемнос и на континенте — в Чаталджи, в 50-ти километрах от Константинополя. Военно-морская эскадра под командой контр-адмирала М. А. Беренса была отправлена в Северную Африку на базу союзников в Бизерте.

1-й Армейский корпус генерал-лейтенанта А. П. Кутепова (а вместе с ним и Плевицкая), разместился на Галлиполийском полуострове, на западном берегу пролива Дарданеллы…

В суровой ситуации солдаты и офицеры, оторванные от Родины, не знающие, что их ждет впереди, не могли не радоваться песням Надежды Васильевны, «блистательного осколка прошлой жизни».

Белоэмигрант Дмитрий Мейснер вспоминал: «В счастливые для нас минуты мы заслушивались песнями Надежды Плевицкой, щедро раздававшей тогда окружающим ее молодым воинам блестки своего несравненного таланта.

Эта удивительная певица, исполнительница русских народных песен, тогда только начинавшая немного увядать, высокая стройная женщина была кумиром русской галлиполийской военной молодежи. Ее и буквально, и в переносном смысле, носили на руках. Она была женой одного из наиболее боевых генералов Белой армии».

Там же, в Галлиполи, состоялось венчание Надежды Васильевны с генерал-майором Николаем Владимировичем Скоблиным.

Свадьба была скромной — несколько офицеров-корниловцев да посаженый отец — генерал Кутепов. Несмотря на разницу в возрасте — Надежда Васильевна была старше «Коленьки» на девять лет — супруги прожили «в любви и согласии» до конца своих дней.

ГОД ПОСЛЕДНИХ НАДЕЖД

Галлиполи являлся, как писал Бунин, частью того «истинно великого и священного», что явила Россия за эти годы, частью того, что было и есть единственной надеждой на ее воскресение. Вероятно, Иван Алексеевич, как и многие, считал, что не все потеряно.

Действительно, вопрос о возобновлении борьбы с большевиками был поставлен бароном Врангелем еще до прибытия в Константинополь — план предстоящих действий обсуждался на совещании военачальников на крейсере «Генерал Корнилов» в водах Босфора.

Для этого (сто лет назад, 17 ноября 1920 года) была осуществлена операция по эвакуации войск в Константинополь. Русский флот выполнил задачу, поставленную Главнокомандующим — принимая такое решение, он надеялся спасти армию для будущих сражений и уберечь людей от неизбежной гибели от рук вошедших в Крым большевиков.

Расчет был на то, что при помощи союзников по Антанте (Франции и Великобритании) до 1 мая 1921 года армия высадится десантом на Черноморском побережье. В лагерях поддерживалась дисциплина, проводились учения и маневры. Был произведен ремонт кораблей. Сохранялись дивизии, полки, батальоны, батареи, эскадроны и военные училища. Происходило производство из юнкеров в офицеры.

«Было ясно, что только поддержанием видимости военной организации можно влить в душу этих несчастных новую веру в себя и в свое назначение, заставить их подтянуться нравственно, вновь собраться с духом и поверить, что в прошлом они были правы, проливая свою кровь за Родину, и в будущем для них не все еще потеряно…

Люди, входившие в состав полков, батарей и прочих частей, после высадки невольно жались друг к другу. Они были бесприютны и беспризорны, выброшены на пустые и дикие берега, полуодеты и лишены средств к существованию. Большинство не имело ничего впереди, не знало ни языков, ни ремесла», — вспоминал Никанор Савич, депутат Государственной Думы и член правительства Юга России.

Надежда на осуществление «весеннего похода» стала единственным смыслом существования. Да что там! Часть офицеров ожидала в Галлиполи продолжения борьбы вплоть до 1923 года! Тогда как собственно Галлиполийское сидение, «год ожидания, год последних надежд…» — закончилось летом 1921 года, рассеяв остатки Белой армии по Европе, часть из которых осела во Франции.

Однако далеко не всем удалось устроиться, получить новое образование и хоть как-то найти себя. Потому многие белоэмигранты стали таксистами, грузчиками, плотниками, даже рыболовами.

Кто побогаче — открывал кафе, ресторан или швейную мастерскую. Некоторые снимались в кино в качестве статистов. Работали швейцарами в дорогих ресторанах. Да мало ли. Но разговор о судьбах двухмиллионной русской эмиграции — это уже совсем другая история…

Во Францию уехала и Плевицкая с супругом. С этого момента судьба Дёжки была связана только с русской эмиграцией — она стала ее символом — ведь песня для людей, потерявших Родину, была бесценна.

На сцене она выглядела настоящей русской красавицей: в роскошном сарафане, кокошнике. Лишь немногие из слушателей могли сдержать слезы, когда Плевицкая заканчивала концерт одной из самых любимых песен «Замело тебя снегом, Россiя», написанной в 1918 году поэтом Филаретом Черновым.

Замело тебя снегом, Россiя,

Запуржило седою пургой,

И печальные ветры степные

Панихиды поют над тобой…

Ни пути, ни следа по равнинам,

По равнинам безбрежных снегов.

Не добраться к родимым святыням,

Не услышать родных голосов.

Многие современники считали этот романс непревзойденным шедевром Плевицкой, восприняв это произведение как общую эпитафию оставленной Родине. Впервые он прозвучал в берлинском «Блютнер-зале» на юбилейном концерте 3 января 1925 года, посвященном 25-летию концертной деятельности Плевицкой. Его с особым восторгом приняла публика, оценившая «захватывающую глубину и чувство песни» («Русская газета», Париж, январь 1925 года).

Русский Париж тоже принял романс с первого раза: «Вы стали нашей русской песенницей здесь, на чужбине, — в этот страшный час нашей русской истории… Ваше скорбное «Замело тебя снегом, Россия» мы запомним навсегда» («Возрождение», Париж, декабрь 1925 года).

СПУСКОВОЙ КРЮЧОК

В сентябре 1924 года в Сремских Карловцах (Сербия) Пётр Врангель приказом № 35 объявил о преобразовании Белой армии в Русский Общевоинский Союз, — преемника Русской Императорской и Белой армий, и продолжателя Белого движения.

РОВС, как было сказано, «образуется с целью объединить русских воинов, рассредоточенных в разных странах, укрепить духовную связь между ними и сохранить их как носителей лучших традиций и заветов старой Императорской Армии».

Первоначально союз на добровольных началах объединял военные организации и воинские союзы во всех странах Русского Зарубежья, в настоящее время объединяет потомков участников Белого движения и их единомышленников.

Союз не был, как бы сейчас выразились, «клубом ветеранов» — но одной из серьезных политических сил, которой опасались в Москве. Своей главной задачей организация объявила сохранение кадров для продолжения непримиримой борьбы с большевизмом. В начале 1930-х годов РОВС насчитывал до 40 тысяч членов.

Офицеров союза активно пытались вербовать в своих интересах разведки Франции, Германии и СССР. Не стал исключением и генерал Скоблин — активный член РОВСа с момента его основания, он продолжал оставаться командиром Корниловского полка.

В Советским Союзе разработкой РОВСа занимался иностранный отдел ОГПУ, для которого борьба с союзом белогвардейцев считалась приоритетной.

…Чтобы подготовить военный переворот в Москве, РОВСу требовалось установить связи с офицерами Красной Армии (многие из которых были кадровыми офицерами царской армии, однокашниками и однополчанами). Также планировалось использовать т. н. «средний террор» — против советских и партийных учреждений.

Масштабно, что и говорить. Но внутри организации были разногласия по поводу выбора методов борьбы. К тому же, не очень везло с руководителями. Ну как не везло? Не задерживались они на своем посту.

В апреле 1928 года Врангель внезапно умер от скоротечного туберкулеза. «Боже, спаси армию». Таковы были его последние слова. На следующий день эмигрантские газеты вовсю оповещали читателей: «циркулируют упорные слухи — генерал Врангель был отравлен!» Тогда мало кто сомневался, что это дело рук советских агентов.

Пётр Николаевич якобы шепнул одному из друзей, что опасается яда. Да и его дети были уверены, что отец умер не своей смертью — дескать, имело место политическое убийство.

Следующим главой союза стал генерал Александр Павлович Кутепов — энергичный, талантливый офицер, главный генератор идей и бесспорный вождь эмигрантского офицерства. Он пытался преобразовать РОВС в боевую организацию и горячо поддерживал идею создания Союза Национальных Террористов (СНТ).

Тут надо заметить, что в союз РОВСовских террористов (по воспоминаниям его активистов), входило около тридцати боевиков. На самом деле их было гораздо больше, так как конспирация была на должном уровне и о других просто не знали. Но даже тридцать мужчин, прошедших жестокую войну, а затем специальную подготовку в эмиграции — это немало.

Из сообщения ИНО ОГПУ:

«…В 1927 году Кутепов перед террористическими актами Болмасова, Петерса, Сольского, Захарченко-Шульц и др. был в Финляндии. Он руководил фактически их выходом на территорию СССР и давал последние указания у самой границы.

По возвращении в Париж Кутепов разработал сеть террористических актов в СССР, и представил свой план на рассмотрение штаба, который принял этот план с некоторыми изменениями. Основное в плане было: а) убийство тов. Сталина; б) взрывы военных заводов; в) убийство руководителей ОГПУ в Москве; г) одновременное убийство командующих военными округами — на юге, востоке, севере и западе СССР.

План этот, принятый в 1927 году на совещании в Шуаньи (пригород Парижа, где находилась резиденция Великого Князя Николая Николаевича), остается в силе. Таким образом, точка зрения Кутепова на террористические выступления в СССР не изменилась. По имеющимся сведениям, Кутепов ведет «горячую» вербовку добровольных агентов, готовых выехать в СССР для террористической работы».

Это были не пустые слова. Среди диверсантов была «племянница» Кутепова — Мария Владиславовна Захарченко-Шульц. Лихая, отчаянная женщина. Участница Первой мировой и Гражданской войн. Была награждена Георгиевскими крестами.

Ее группа в 1927 году осуществила неудачный поджог общежития ОГПУ на Малой Лубянке. Уходя к границе, Мария Владиславовна вместе с другим боевиком была настигнута, и оба погибли. На следующий день капитан Георгий Радкевич, супруг Марии, бросил бомбу в бюро пропусков ОГПУ в Ленинграде.

Еще через день прогремел взрыв в здании Центрального партийного клуба на улице Мойка в Ленинграде. Ранения получили тридцать пять человек.

«Я ВНЕ ПОЛИТИКИ»

Летом 1929 года руководство ОГПУ вышло в ЦК ВКП (б) с предложением о похищении и вывозе в Советский Союз председателя РОВС генерала А. П. Кутепова, «активизировавшего диверсионно-террористическую работу на территории Советского Союза». Предложение было утверждено Сталиным.

В январе 1930 года Кутепов был похищен в Париже на улице Удино и, скорее всего, умер от слишком большой дозы хлороформа. Тело так и не было найдено. Впрочем, были предположения, что его зарыли в предместье французской столицы в саду дома, принадлежавшего агенту ОГПУ, якобы «французскому полицейскому», который принимал участие в операции по секретному похищению генерала Кутепова. Известны имена его помощников, двух похитителей из трех — Морис и Мариус Онель.

Следующим главой РОВС стал генерал Миллер. И его тоже похитили! Приводились отношения между Миллером и Скоблиным, которые были весьма натянутые, а к началу осени 1937-го откровенно напряженными.

Слухи, сплетни и обвинения в его адрес, равно как и руководящая должность в РОВС, не мешала Скоблину выполнять функции театрального администратора, когда после 1921 года Надежда Васильевна решила предпринять гастрольные поездки по Европе. Прага, Брюссель, Берлин, Варшава, Париж… — артистическая карьера Плевицкой за рубежом стремительно шла вверх. Хотя она выступала, в основном, перед соотечественниками, разбросанными революцией и войнами по всему свету, и имела грандиозный успех.

Особняком стоит серия концертов в октябре 1926 года в Нью-Йорке. Были приглашены служащие советского представительства «Амторга» — государственной торговой организации, которая выполняла и консульские функции. Это, естественно, шокировало белую эмиграцию.

В ответ на критику прессы Плевицкая заявила: «Я артистка и пою для всех. Я вне политики».

Быть «вне политики» в то время — большая роскошь! Поговаривали, что в зависимости от аудитории она может с одинаковым чувством спеть «Боже, царя храни» и «Смело мы в бой пойдем». Многие верили.

ЗНАКОВАЯ ПЕСНЯ

Заявление певицы вызвало шквал негативных комментариев среди эмиграции и возмущения на ее счет, а также чуть было не стоило поста ее мужу в РОВСе. Врангель в феврале 1927 года даже освободил Скоблина от командования полком. Правда, спустя год, после смерти Главнокомандующего, Скоблина в прежней должности восстановили.

Однако «старые друзья» ни в чем Плевицкую не упрекали, не снисходя к сплетням и слухам.

Во время поездки в США Надежда Васильевна встречалась с Ф. И. Шаляпиным, С. Т. Коненковым, М. М. Фокиным и другими. Сам Рахманинов аккомпанировал ей…. Она не раз бывала в его доме в Нью-Йорке на Вест-Энд-авеню, 505.

Родные Сергея Васильевича вспоминали, что Плевицкая пела свои песни, из которых одна (услышанная от старой крестьянки из Курской губернии), а именно «Белилицы, румяницы вы мои» произвела на композитора сильное впечатление. Рахманинов сочинил к ней аккомпанемент и счел результат настолько значительным, что договорился о записи этой необычной песни на пластинку.

Вроде бы и не к месту рассказывать об этом, пусть и коротко, однако песня знаковая, провидческая, даже пророческая! Она не про любовь, не про разлуку, не про жестокую судьбу, а про ожидание неминуемой расправы.

Белилицы румяницы вы мои,

Сокатитесь со бела лица долой.

Едет, едет мой ревнивый муж домой.

Он везёт-везёт подарок дорогой —

Плетёную шелковую батожу.

Хочет, хочет меня молоду побить,

Ох, не знаю и не ведаю за что…

Специально прослушав запись, словно наяву увидела нарастающую тревогу молодой женщины, которая предчувствует неотвратимое. Она еще храбрится (текст-то задорный!), но аккомпанемент, будто стальные тиски, не дает и слабой толики надежды на мирную встречу супругов. Так и исполняет Плевицкая песню — как на последнем издыхании, отчаянно, бесшабашно! Но в то же время уже безысходно, готовясь к самому худшему…

Из уважения к знаменитому пианисту песню записали, но тираж выпускать не рискнули, полагая, что запись не будет иметь спроса — трудности перевода, как минимум. Как, например, найти английский эквивалент непонятным «белилицам» да «румяницам»?! Тут не всякий русский сразу поймет, о чем речь.

Фирма «Виктор» изготовила две пластинки для участников поистине звездного дуэта, и Плевицкая уехала в столицу не столько Франции, сколько русской эмиграции — Париж.

Как-то Александр Вертинский, проживавший в то время в Париже, иронично заметил: «В русском ресторане «Большой Московский Эрмитаж» пела Надежда Плевицкая. Каждый вечер ее увозил и привозил на маленькой машине тоже маленький генерал Скоблин. Ничем особенным он не отличался. Довольно скромный и даже застенчивый, он скорее выглядел забитым мужем у такой энергичной и волевой женщины, как Плевицкая».

Вероятно, великий шансонье не был великим физиономистом, или он просто «пошел по пути многих» — в супружеской паре он отметил только блистательную Плевицкую, возможно, по-мужски приревновав ее к «забитому мужу». Иначе откуда такие эпитеты?..

ПАРИЖСКИЕ БЕРЕЗКИ

Плевицкая со Скоблиным объехали полмира: Германия, Югославия, Румыния, Болгария, Америка. И вот, наконец, Париж, где в 1930 году в местечке Озуар-ла-Феррьер супруги купили в рассрочку двухэтажный дом серого камня на стыке двух нешироких, радиально расположенных улиц. Фасад с номером 345 выходил на авеню маршала Петена (того, что предаст Францию в 1940 году).

В доме под черепичной крышей, с большими окнами и двустворчатыми ставнями, Плевицкая с мужем постарались сохранить обстановку и дух навсегда покинутой России. Уют создавали парадные портреты в небольшой гостиной, стены, задрапированные коврами и тканями, и желтая обивка на мебели.

За окнами, задернутыми занавесками желтого цвета (Плевицкая любила этот цвет), звонко кукарекал петух. Пять безымянных кошек свободно перемещались по диванам, а у ограды радовались жизни три березки, посаженные Надеждой Васильевной в память о Родине и любимом с детства Мороскином лесе.

«Озуар-ла-Феррьер оказался таким же маленьким, приятным городком, как и те, мимо которых они проехали: улицы узкие, дома чаще в два этажа с мансардами, чугунными резными решетками на балкончиках, иногда в первом этаже лавочка, ресторанчик, при въезде в город — светлая, высокая церковь, «Собор Святого Петра», — прокомментировал Скоблин и сообщил, что езды им осталось не более десяти минут, — так живописал французский быт Плевицкой-Скоблина Анатолий Рыбаков в своем романе «Страх».

Красиво смотрелась в зеленой траве дорожка, покрытая красной, твердо укатанной кирпичной крошкой…

Скоблин оставил машину у калитки, пропустил Вику вперед, поднялся с ней на крыльцо с бетонным козырьком. Дверь открыла служанка, из-под ее руки вырвались две собаки, кинулись к хозяину.

— Это — Юка, — сказал Скоблин, показывая на черную, — а белую зовут Пусик.

В прихожую вышла Плевицкая, в длинном, свободном, скрывающем полноту платье, поцеловала мужа, поцеловала Вику, провела в гостиную. Скоблин поднялся на второй этаж.

— Коленька, сейчас будем пить кофе, — предупредила Плевицкая.

Гостиная занимала всю правую половину первого этажа. На диванах лежали кошки, еще одна кошка — с коричневой в черных разводах шерстью — устроилась в кресле. Большой стол, камин, пианино…

На стенах много фотографий. Плевицкая в сарафане, в дорожном костюме, в летней кофточке в саду, среди почитателей в разных странах мира, портреты Врангеля, высоченного генерала в папахе и черкеске с газырями, генералов Миллера и Кутепова, и на самом видном месте — Шаляпина, Собинова, Рахманинова, Бальмонта, на каждом трогательная надпись: «Дорогой Надежде Васильевне», «Знаменитой Надежде Васильевне»…

— Мои друзья, — Плевицкая улыбнулась, — я смотрю на них, они смотрят на меня.

В углу на видном месте черно-красное знамя корниловского полка, простреленное пулями.

— Николай Владимирович — командир корниловцев, — с гордостью объявила Плевицкая, — знаете таких?

— Очень смутно, — призналась Вика, — в основном по школьным учебникам истории.

— Николай Владимирович в мае 1920-го уже командовал Корниловской дивизией в чине генерала. Он — командир, а я мать-командирша… Будь в Белой армии все такие, как Коленька, большевики бы сейчас не правили Россией».

Хорошо сказано — интересно, до или после вербовки?

«ЦИНИЧЕН, СКЛОНЕН К ИНТРИГАНСТВУ»

Почему молодой, прославленный генерал, который в двадцать шесть лет, не имея высшего военного образования, командовал дивизией, монархист, белый офицер, пошел на сотрудничество с большевиками? И зачем Плевицкой, имеющей за границей успех не меньший, чем в России, «красная идея»?

Безусловно, они нуждались в деньгах, разорившись еще в начале парижской жизни из-за взятого в аренду большого участка земли с виноградником неподалеку от Ниццы. Неурожай винограда принес фермерам одни убытки. Плюс рассрочка за купленный дом ежемесячно съедала около 800 франков. Только ли бедственное финансовое положение послужило первопричиной сотрудничества, неизвестно.

После Октября Плевицкая осталась в России. Крестьянская дочь, она и не помышляла об эмиграции, тем более, что за границей ее никто не ждал. Особых капиталов в банках не было, хотя имелась приличная недвижимость, драгоценности, обширный концертный гардероб. Но все это было бы затруднительно сохранить в условиях революции и войн. Только память и песни никто не конфискует.

Когда она оказалась за границей, ее публикой стали эмигранты, в основном люди бедные, потерявшие все или почти все. То есть доходы Плевицкой не были сколько-нибудь значительными и, конечно, не превышали расходов.

Со Скоблиным было сложнее. Буквально все как будто «подталкивало» его к вербовке, даже сиреневый воздух Парижа, в котором витали ностальгические настроения русских — вернуться, вернуться на Родину! Особенно после принятия ВЦИК 7 ноября 1921 года Декрета об амнистии.

А вербовка Скоблина, надо заметить, была проведена филигранно. И не случайно «абонировали» именно его.

Из справки ИНО ОГПУ:

«Скоблин Николай Владимирович. 1893 года рождения, из дворян Черниговской губернии. Убежденный белогвардеец, одним из первых прибыл на Дон по приказу Корнилова. Генерал-майор, командир Корниловского Ударного Полка. Галлиполиец. Личностные качества Скоблина — храбрость, хладнокровие, выдержка, умение расположить к себе окружающих, общительность. Вместе с тем циничен, склонен к интриганству и карьеризму. Существует на доходы от концертной деятельности жены. Может быть взят в разработку в качестве агента».

«ФЕРМЕР-ЕЖ / 13»

В сентябре 1930 года для встречи со Скоблиным в Париж прибыл его однополчанин по Корниловскому ударному полку Пётр Ковальский (псевдоним «Сильвестров»), хорошо осведомленный о положении генерала в РОВС.

О себе бывший штабс-капитан, а ныне советский агент писал так: «От бессознательного монархиста под влиянием исторического хода событий, окунувшись во всю грязь белого движения всех оттенков, перешел на платформу Советской власти и отдал себя всецело в распоряжение ее передового авангарда — органов ГПУ».

(Поневоле вспомнила знаменитую фразу из не менее знаменитого фильма Гайдая: «С восторгом предаю себя в руки родной милиции!»)

«…Ярким солнечным августовским днем в кабинете начальника 1-го отдела ИНО ОГПУ Серебрянского сидел некий гражданин по фамилии Ковальский. Он внимательно слушал инструктаж своего оперативного начальника, часто щурясь от лучей солнца, заглядывающих в окно. Когда последний инструктаж закончился, хозяин кабинета вежливо спросил:

— Пётр Георгиевич, вам в целом понятна миссия, которая, я думаю, должна завершиться удачно?

— Яков Исаакович, то, что я прочел у вас о моем бывшем друге по ударному батальону, и то, что я услышал из ваших уст, позволяет мне сделать предположение, что и Скоблин, и Плевицкая созрели для идеи помогать нам. Они, с одной стороны, на финансовом дне, с другой — ностальгия толкнет их сделать все, что нужно нам в ответ на приезд в Россию, — заключил чекистский агент. — Тем более у меня будет мой главный козырь — «вербовочное» письмо брата Скоблина.

— Хотя мы и подготовились как следует, нельзя забывать о факторе времени и человеке… Поэтому — осторожность и еще раз осторожность при вербовке… Главное, убеждайте его, что он нужен не столько для ОГПУ, сколько для РККА как воин, как специалист, как, возможно, в будущем красный полководец.

Не скупитесь в красках при зарисовках будущего. Если он заинтересуется Россией, расскажите на примере генерала Слащева, что Советская власть ему все простила и хорошо устроила. А расстрелять — это только поднимать международную шумиху…» (Анатолий Терещенко, «Тайны серебряного века»).

«Сильвестров», решив действовать «наверняка» через Плевицкую, целовал ей ручки, горячо уверял, что на Родине выдающуюся певицу помнят и в случае возвращения хорошо к ней отнесутся. Что до ее мужа, то России он не враг и может вернуться домой в любое время.

В ходе беседы с генералом агент ОГПУ передал ему письмо от старшего брата, который жил в Советской России, и от имени Генштаба Красной Армии предложил Скоблину возвратиться на Родину, гарантировав ему хорошую должность в штабе. Ежели он согласится служить Советской России, то его безопасность будет гарантирована, это факт!

Посоветовавшись с женой, Николай Скоблин дал согласие работать на советскую разведку — вербовка заняла всего-навсего две недели (с 1-го по 14 сентября).

Новоиспеченный осведомитель просил за свои услуги 250 долларов в месяц и 5 тысяч франков единовременно — это были вполне приличные деньги для агента (к слову, чуть меньше платила в месяц британская разведка Литвиненко — в пересчете по нынешнему курсу). Москва согласилась, традиционно уменьшив лишь ежемесячный платеж — 200 долларов вместо 250.

Начальник Иностранного отдела ОГПУ Артур Артузов наложил на заявление Скоблина-Плевицкой о персональной амнистии следующую резолюцию: «Заведите на Скоблина агентурное личное и рабочее дело под псевдонимом «Фермер-ЕЖ / 13». Плевицкой был присвоен псевдоним «Фермерша».

А 21 января 1931 года в Берлине состоялась очередная встреча Николая Скоблина и Надежды Плевицкой с представителем Центра. Он объявил супругам, что ВЦИК «персонально амнистировал» их. Резидент попросил супругов подписать еще кое-что.

Вот текст данной ими подписки: «Настоящим обязуюсь перед Рабоче-Крестьянской Красной армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной Армии безотносительно территории. За невыполнение данного мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР. Б. Генерал Николай Владимирович Скоблин / Н. Плевицкая-Скоблина. 21.1.31 г. Берлин».

Чтобы не травмировать Скоблина, его завербовали от имени Красной Армии. В течение семи лет супруги добросовестно работали на Лубянку. Главная роль в тандеме принадлежала Скоблину, хотя на вербовку он согласился не без влияния жены.

«НАДО БЫ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МИЛЛЕРА»

В Москве считали, что Миллер — не та личность, за которым пойдут «миллионы». Он не был склонен к конфликтам, выяснениям отношений, не исключал из РОВС людей, которые ему самому доставляли неприятности. Больше всего он думал о подрастающем поколении и получением ими достойного образования на чужбине.

Поначалу пассивность Миллера устраивала, но шло время, и в Москве происходили большие перемены. В 1934 году был создан наркомат внутренних дел. Оперативный аппарат Лубянки вошел в НКВД в качестве Главного управления. Руководство потребовало от разведки большей активности и «жестокости».

В свою очередь, к 1937 году генерал Миллер и другие руководители РОВС переориентировались в своей деятельности на Берлин. С помощью Гитлера они рассчитывали вернуться домой, а там возродить Россiю. Такую же роковую ошибку совершит маршал Петен. Нацисты нигде и ни с кем не будут делиться властью.

«РОВС должен обратить все свое внимание на Германию, — заявлял генерал Миллер. — Это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть». И в этом он был прав. Третий Рейх собирался двигаться на Восток.

Тогда-то в ОГПУ и стали размышлять о том, как «избавиться от Миллера», организовав над ним суд в Москве, а на его место поставить Скоблина.

В донесениях «Фермера» много места занимала информация о борьбе за руководство РОВСом. Ее результатом стало назначение Скоблина в апреле 1935 года главой «внутренней линии» Союза, т. е. контрразведки. Задача была поставлена нетрудная — борьба с проникновением в РОВС и вообще в белую эмиграцию агентуры ОГПУ. В свою очередь, после назначения «Фермера» работа чекистов значительно упростилась.

«БОЛЬШЕВIЦКИЕ ГАНГСТЕРЫ В ПАРИЖЕ»

24 сентября 1937 года парижская пресса опубликовала сенсационные сообщения о загадочном исчезновении главы РОВСа генерала Е. К. Миллера. В похищении обвинялись генерал Скоблин и его знаменитая жена, русская певица-эмигрантка Надежда Плевицкая: «Большевiцкие гангстеры в Париже!»

Заголовки русской газеты «Последние новости» кричали: «Загадочное исчезновение генерала Миллера! Глава РОВСа в среду в 12 часов 30 минут покинул управление на рю Колизе и с тех пор не появлялся! В ночь на четверг после драматического объяснения исчезли генерал Скоблин и его жена Н. В. Плевицкая!»

…Генерал Миллер явился в штаб РОВСа (рю Колизе, 29) в половине одиннадцатого утра. Закрылся в своем кабинете и в течение полутора часов разбирал бумаги по текущим делам. В начале первого он зашел к начальнику канцелярии РОВСа, чтобы сообщить о том, что у него на 12.30 назначена деловая встреча, после которой он намерен вернуться на службу. Больше Евгения Карловича никто не видел.

Со времени похищения генерала Кутепова Миллер взял за правило: отправляясь на деловую встречу, оставлять письмо, в котором сообщать, куда он идет. Об этом, кроме доверенного лица — начальника штаба генерала Павла Кусонского, — никто не знал. Письмо следовало вскрыть и прочитать в том случае, если он — Миллер — не вернется.

Вот его содержание. «У меня сегодня в 12.30 свидание с ген. Скоблиным на углу улиц Жасмен и Раффе. Он должен отвести меня на свидание с германским офицером, военным атташе в балканских странах Штроманом и с Вернером, чиновником здешнего германского посольства. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, что это ловушка, а потому на всякий случай оставляю эту записку. 22 сентября 1937 года. Ген.-лейт. Миллер».

Скоблин об этом письме ничего не знал.

Окончание в следующем номере. 

 

ЕГОРОВА Ольга Юрьевна, родилась в Калуге.  Выпускница факультета журналистики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. В 1997 году была ответственным секретарём журнала «Профи».  На протяжении шести лет, с 1998‑го по 2003 год и с 2010-го по настоящее время является редактором отдела культуры в газете «Спецназ России». Опубликовала большой цикл статей, посвящённых женщинам в истории отечественной разведки. Автор книги «Золото Зарафшана».  «Серебряный» лауреат Всероссийского конкурса «Журналисты против террора» (2015 год).