Автор: ОЛЬГА ЕГОРОВА

АГЕНТ ПЛЕВИЦКАЯ

ИЛИ КУРСКИЙ СОЛОВЕЙ ЛУБЯНКИ

ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО В № 8,9,10 2020 г.

Париж. Суд. Окончательный вердикт для Надежды Плевицкой ошеломил всех, даже тех, кто был искренне уверен в ее виновности «в деле похищенного генерала Миллера» — двадцать лет каторжных работ!

Дёжка была обречена. Хотя адвокат Максимилиан Филоненко произнес почти четырехчасовую речь, призывая к милосердию: «В воскресенье я посетил Плевицкую в тюрьме. Мать-монахиня, от души полюбившая эту женщину, сказала, что все монахини и заключенные будут сегодня молиться об ее оправдании!»

«Все эти люди кричат, захлебываясь: «Распни ее!» Но нет ни одного документа, уличающего Скоблина или Плевицкую в том, что они были советскими агентами. Я надеюсь, господа присяжные, что вы не осудите одинокую, покинутую и обманутую женщину!» — призвал другой адвокат Плевицкой, Жан Шваб.

Увы, одиннадцатью голосами против одного присяжные признали ее виновной по всем статьям. Однако адвокаты не теряли надежды на смягчение ее участи и 16 декабря 1938 года подали кассационную жалобу.

1 января газета «Возрождение» опубликовала статью «Плевицкая в тюрьме»: «Сегодня, по случаю Нового года, заключенные в тюрьме «Птит Рокетт» получают праздничный обед: бифштекс с жареным картофелем, десерт и четверть литра красного вина», — получит его и Плевицкая, находящаяся на режиме предварительного заключения.

Кассация приостановила «приведение в исполнение приговора», а дело будет рассматриваться не раньше, чем через полгода, сообщалось в газете. Защитником Плевицкой остается М. М. Филоненко, а в кассационном суде ее интересы будет представлять мэтр Андре Мейер.

Если приговор будет аннулирован, то вторично она предстанет перед присяжными какого-нибудь другого департамента. Это случается редко, но Плевицкая убеждена, как отмечалось в статье, что ее «судили неправильно» и что ее судьба окончательно не решена. Только об этом она и беседует с навещающим ее Филоненко.

Дёжка жаловалась адвокату на холод в камере, и ей отправили несколько теплых вещей. Денег у нее, видимо, не было, поэтому она не пользовалась тюремной кантиной («cantine» при французских тюрьмах — мелочная продажа для арестантов), как в первые месяцы заключения.

После процесса Дёжка получила два-три сочувственных письма от незнакомых. Теперь ей никто не пишет, как указывалось в конце статьи.

Ее отправили в место заключение для особо опасных уголовных преступников города Ренн. Все просьбы перевести узницу в парижскую тюрьму Птит Рокетт, где она дожидалась суда, отклонялись — и апелляция на решение суда, и просьбы о помиловании.

Посетителей почти не было. Ее навещали немногие друзья. А еще адвокат мэтр Френкель, невольно заинтересовавшийся ее, в принципе, проигранным, но громким делом и скрасивший Плевицкой убогий тюремный быт. Он привозил фрукты, конфеты, пирожные, паштеты, сыры. Даже давал взятку охране, чтобы ему позволили передать Надежде Васильевне запрещенные в тюрьме сигареты, которые Плевицкая неожиданно стала курить.

Немногочисленные друзья бегали по судам, хлопотали, обращались даже к министру юстиции Маршандо. Тот пообещал назначить комиссию, но та отклонила просьбу о пересмотре дела. Не дало результата и вмешательство знаменитого адвоката Луи Саффана — генерального секретаря Всемирного союза правозащитников.

«Когда Саффан с яркой ленточкой ордена Почетного легиона в петлице появился перед Плевицкой, она обрадовалась несказанно, даже руками всплеснула и заговорила нараспев:

— Дорогие мои, большие французы, Богом клянусь, я невиновна! Меня оклеветали русские, друзья немцев. Им досадно было, что я немцев ненавижу и думаю только о благе Франции и моей дорогой России. Они продали свои души немцам. А моя душа чиста, такая, как ее Господь Бог сотворил. Я люблю мою родину Россию и вторую родину — Францию. Зверей-немцев терпеть не могу, чего они ни мне, ни мужу простить не могут. Но вы, добрые французы, меня спасете, не дадите погибнуть. Слезно вас прошу!» (Е. Прокофьева. «Надежда Плевицкая. Между искусством и разведкой»).

Через француженку, уже отбывшую срок, Дёжка передала последний привет мэтру Френкелю — записку с благодарностью за хлопоты и внимание. «Она очень печальна и одинока, — рассказывала бывшая заключенная. — Целыми днями молится и подпевает церковному хору. Она нам рассказывала, будто была настоящей певицей и пела русскому царю. Но никто ей не верит, хотя ее все очень любят».

Пробыв в тюрьме около полутора лет, осенью 1940 года Дёжка скончалась, «безропотно и тихо». Незадолго до смерти ее исповедовал православный священник — отец Лев (Жилле), который взял на себя нелегкий труд окормлять русских заключенных — единственный на тот момент из священников, кто навещал Плевицкую. Духовные лица из среды эмиграции ее игнорировали.

«Есть основания полагать, — передавала в Москву парижская резидентура советской разведки, — что исповедь, в которой она все рассказала, была записана французской контрразведкой с помощью скрытых микрофонов». Таково было последнее сообщение об агенте «Фермерше».

ПОСЛЕДНЯЯ ИСПОВЕДЬ

Отец Лев — будущий архимандрит Западноевропейского экзархата Русских церквей Константинопольского Патриархата. Церковный писатель. Человек неординарный, «чистый душой, тонко чувствующий, бессеребренник, молитвенник», как говорили о нем современники.

«…В 30-е годы Лев Жилле становится приходским священником в составе Русского Экзархата Константинопольского Патриархата. На него возложено послушание посещать православных во французских тюрьмах, — писал митрополит Евлогий. — Отцу Льву, как французу, было легче туда проникнуть, нежели какому-нибудь русскому священнику…» («Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия, изложенные по его рассказам Т. Манухиной»).

В число обязанностей тюремного священника входило и сопровождение на казнь приговоренных к смерти: «Все русские, приговоренные к смертной казни, в последний час видели в нем друга». 14 сентября 1932 года именно отцу Льву, «французу с русской душой», пришлось сопровождать на эшафот Павла Горгулова, русского эмигранта, литератора, застрелившего 7 мая президента Франции Поля Думера.

Элизабет Бер-Сижель сохранила в памяти рассказы отца Льва о психической невменяемости Горгулова; о том, как накануне казни священнику пришлось навестить беременную жену осужденного, как на рассвете он причастил приговоренного и проводил его к эшафоту, после чего навсегда стал ярым противником смертной казни.

Навещал отец Лев Жилле в тюрьме и Надежду Васильевну Плевицкую. Кстати, именно через него, узнав о бедственном положении Плевицкой в не отапливаемой тюрьме, жена похищенного генерала Миллера (святая женщина!) передала для нее керосиновый обогреватель. Когда-то они были дружны.

Тот, о котором Дёжка с такой теплотой писала в тюрьме: «Приходил отец Жилле. Приобщилась, исповедалась, стало спокойнее на душе. Обещался заходить, милый отец Жилле!» — принял ее последнюю исповедь.

По книгам и статьям кочует «исповедь Плевицкой». Однако она не соответствует ни тому, что Дёжка говорила на суде, ни тому, как обстояли дела в действительности.

«Я люблю генерала Скоблина. Он моя самая большая любовь. Жизнь мою отдала бы за него. Три года не вижу его, умираю от тоски по нему. Его нет, нет, нет, ничего не знаю о нем, и это убивает меня. Я скоро умру. Не знаю, где он находится, как, поклявшись, сказала вашим судьям. Но вам одному, миленький мой, хочу открыться, чтоб вы знали, что я утаивала от суда до сих пор.

Мой дорогой муж генерал Скоблин был очень честолюбив. Вы знаете, был он властным человеком. Его власть на себе знаю. Чуть что спрашивала о его делах, так он сразу начинал орать на меня. И была я ему покорна, никогда не перечила.

Верьте мне, крест святой, верно служил он генералу Кутепову. Несколько лет верен он был и генералу Миллеру. А потом, как пришел Гитлер к власти в 1933 году, так с Колей приключились перемены. Стал он тогда насмехаться над Миллером и захотел занять его место, возглавив РОВС. А врагом Миллера стал он в 1936 году. Тогда правительство Народного Фронта захотело подружиться с СССР. Наперекор Миллеру, Коля мой ратовал за союз белых русских с немецкими вождями, он-то надеялся, что силой восстановят царский строй в России.

Тогда же он рассказывал о встречах и разговорах с советскими деятелями. И идеям СССР стал сочувствовать. Ну, тут и я поняла, что Коля изменил генералу Миллеру. А Коля жил на деньги от моих концертов. Я купила ему автомобиль и дом в Озуар-ла-Феррьер.

Когда исчез генерал Миллер, в тот страшный день 22 сентября 1937 года, были мы вместе в Париже. Чудилось мне, что муж мой в опасности. Не спалось ему сперва, едва забылся к 11 часам. А потом вздрогнув, словно душил его кошмар, весь в поту, он пробудился. Я нежно обняла его, приласкала. Он плакал, говоря: «Прости меня, Надюша, я несчастный человек. Я — предатель».

И стал мне рассказывать: «Я обманул Миллера, сказав, что везу его на политическое свидание. Я отвез его в Сен-Клу, в указанный мне дом, а там он попал в руки врагов. Миллер спокойно сидел в моей машине. Мы вошли в указанную мне виллу. Нас приняли трое мужчин, хорошо говоривших по-русски и по-немецки. Генерала Миллера провели в соседнюю комнату, а я остался в передней. Прошло минут десять, мне предложили уйти. Я спросил: «Могу ли повидать генерала Миллера?» Меня ввели в небольшой салон. Миллер лежал на диване. Он не шевелился.

— Что вы с ним сделали? — спросил я.

— Он спит, ваше превосходительство, мы сделали ему укол, — ответил по-французски один из этой тройки».

Я рассказала вам всю правду. И больше ничего не знаю» (А. Гаспарян. «ОГПУ против РОВС. Тайная война в Париже. 1924-1939 гг.»).

Уже одна фраза вызывает недоверие: «Коля мой ратовал за союз белых русских с немецкими вождями». Да и сама «исповедь» впервые возникла в книге участника гражданской войны, эмигранта Бориса Прянишникова, не раз грешившего своими выводами и суждениями.

«ПОСЛЕДНИЙ РУССКИЙ»

Теперь «приведем к присяге» ценного свидетеля, посетившего Дёжку незадолго до ее смерти. Лето 2000 года. Эфир радио «Свобода». Передача «От курского соловья к агенту ГПУ. В чем виновата Надежда Плевицкая?»

Парижский автор радио Андрей Корляков записал уникального человека — Григория Григорьевича Алексинского (где они его нашли, диву даешься). Волею судеб он оказался тем самым «последним русским», кто видел Плевицкую в тюремной камере в 1940 году.

В середине 1930-х Алексинский выучился в Париже на инспектора уголовной полиции, за свои успехи был оставлен при дирекции, курируя громкие дела, связанные с русскими эмигрантами. К слову, в их среде правонарушений было крайне мало.

Григорий Григорьевич не дожил месяца до выхода этой передачи в эфир. Он скончался 18 сентября 2000 года в возрасте девяносто двух лет.

«Андрей Корляков:

— Вы участвовали в этом процессе против Плевицкой? (только, наверное, не против Плевицкой, а просто, в процессе Плевицкой).

Григорий Алексинский:

— Да. И должен вам сказать, что русская эмиграция решила, что Скоблин изменил Белому делу и стал тайным агентом большевиков под влиянием жены, Плевицкой. Потому что она раньше пела в Советском Союзе, а я вам скажу, что я считаю, что Плевицкая была вовсе невиновна. Сам Скоблин был виновен.

Андрей Корляков:

— А Плевицкая была невиновна?

Григорий Алексинский:

— Я считаю, что нет. Она получила двадцать лет каторги потому, что надо было кого-то наказать.

Андрей Корляков:

— Тем не менее, по материалам газет, которые выходили в Париже, незадолго до смерти она пригласила к себе священника и сказала ему, что она виновата.

Григорий Алексинский:

— Это газеты добавили. Она просто просила прощения перед Господом Богом. Тем более, что последний человек, который за несколько месяцев до ее смерти принял ее «исповедь», был я.

Андрей Корляков:

— Расскажите немножко об этом.

Григорий Алексинский:

— Мои коллеги из министерства внутренних дел приехали, чтобы ее выслушать. Они меня сразу забрали, потому что, говорят, что без вас мы не сможем: она по-французски почти не говорит (как ни странно, были и другие свидетели, уверявшие, что Плевицкая неплохо говорит по-французки! — Авт.). Она была уже больная, умирающая, ей ногу отняли. Мне было ее очень жалко. Она рассказала мне, что ее муж был обработан своим собственным братом, который был советский агент. Он ему сказал, что советский режим — это переменная вещь, а Россия — вечная, поэтому он должен им помогать, и сам того не желая, ты будешь создавать будущее великой России. Это было во время войны, за месяц до того, как немцы вошли в Париж.

Андрей Корляков:

— То есть в мае 1940-го года.

Григорий Алексинский:

— Да, поэтому никто этим не интересовался, ни французы, ни русские, были другие проблемы. Она очень честно говорила и очень хорошо объяснила, как ее муж стал изменником. Скоблин был очень храбрый генерал, но очень малокультурный человек (вот это поворот! — Авт.). Дело в том, что в армии офицеров совершенно не готовили к политической жизни и политическим дебатам.

Андрей Корляков:

— Их круг мировоззрения был очень узок?

Григорий Алексинский:

— Да. Или это за Веру, Царя и Отечество, что очень красиво. Или же за дело Отечества и Россию, для тех, кто не хотел сказать: за царя. Две тенденции были среди офицеров, но офицеры вне этого не были способны что-то объяснить солдатам. Их так умели обработать. Все забывают, что русская армия до революции была абсолютно не подготовлена к политической жизни. Этого не было, и не смейте этого думать.

Андрей Корляков:

— Сколько человек вас было, когда вы ездили к Плевицкой?

Григорий Алексинский:

— Трое.

Андрей Корляков:

— И единственный, кто говорил по-русски, были вы?

Григорий Алексинский:

— Я.

Андрей Корляков:

— И вы переводили на французский по долгу службы. А что вы не перевели?

Григорий Алексинский:

— Я все перевел.

Андрей Корляков:

— А что такое, что неизвестно никому?

Григорий Алексинский:

— Она ничего такого не рассказала, кроме того, что мы все давно знали. Что она была безумно в него влюблена. Сначала у нее был роман с одним офицером, потом она порвала, перешла к белым, влюбилась в Скоблина и стала его верной женой.

Андрей Корляков:

— Может, она просто ломала комедию?

Григорий Алексинский:

— Нет, я не думаю.

Андрей Корляков:

— То есть вы на сто процентов убеждены, что Плевицкая невиновна?

Григорий Алексинский:

— По тем элементам, которые я знаю, я считаю, что она невиновна».

Выходит, даже перед лицом смерти Плевицкая ничего особенного не рассказала. Осталась верна своему обязательству. И России.

«НЕ ЗАБУДЬТЕ, ЧТО ВЫ ПОБЕЖДЕНЫ»

Дёжка умерла осенью 1940-го в Центральной тюрьме города Ренн. Некролог в одной из русских газет звучал так: «Душа народа, голос расы, песня нации — так можно было бы описать Надежду Плевицкую, когда она стояла и пела о вечном страдании и горе. Ее дикция была безупречна, исполнение — без малейшего призвука и безвкусицы, и «пересола». Все на грани несравненного совершенства».

Повторюсь, что в это время Франция уже капитулировала в войне с Германией и значительная часть ее территории, включая Париж, была оккупирована. Всем было не до Плевицкой, погибшей в тюрьме… Всем, но только не Гестапо или Абвера!

Последние дни Плевицкой плотно задрапированы версиями и художественным вымыслом.

Первый редактор журнала «Посев» Борис Прянишников утверждал, что духовник Дёжки (в тюрьме у нее не было духовника!) обратился к полицейскому комиссару Белену из Сюрте Насиональ со ссылкой на то, что она хочет видеть его, ибо он — единственный полицейский, которому она доверяет. И он же запустил в свет «исповедь Плевицкой».

Писательница Нина Берберова рассказывала о том, что «через десять лет после смерти Плевицкой в тюрьме ее адвокат скажет мне, что она вызвала его перед смертью в тюрьму и призналась ему во всем, то есть что она в похищении Миллера была соучастницей мужа».

Французская журналистка Марина Деникина-Грей, как пишет Владислав Голдин, «спустя годы якобы посетила тюрьму, где содержалась Плевицкая, встречалась с надзирательницей и со ссылкой на нее повествовала о последних месяцах знаменитой певицы и советской разведчицы. Из этого рассказа следует, что немцы, захватив летом 1940 года город, где находилась тюрьма, в которой содержалась Плевицкая, заинтересовались ею и поместили в свой госпиталь».

Если Алексинский утверждал, что ногу Плевицкой отняли еще до начала войны Франции с Германией, то из рассказа Деникиной следует, что ногу ампутировали в немецком госпитале, а потом вернули в тюрьму, где она через две недели умерла.

Двоюродная внучка Плевицкой, Ирина Ракша, высказала свою точку зрения: «По городам и весям я давно, по крупицам, собирала доступные мне архивные документы… Читала очерки Ильина, Деникиной, язвительные домыслы и просто вранье в книге эмигранта Б. Прянишникова. И поняла одно: сегодня уже не стоит «копать архивы»» («Шкатулка с секретом»). Очевидно, так оно и есть.

МАРГАРИТКИ И ГЕСТАПО

Дочь генерала Деникина ссылается на некую безымянную надсмотрщицу. Та якобы одна-единственная шла за гробом Плевицкой, провожая в последний путь. Кладбищенский сторож рассказал, что Дёжка была погребена в общем захоронении в дальнем углу кладбища.

Или такая история. «Много позже Марина Деникина разыскала одну из надзирательниц, которая вспомнила русскую узницу, рассказала, что нередко сопровождала Надю в крепостную церковь. Тропа от каземата к храму пересекала поляну, усыпанную маргаритками.

— Боже, как мне хочется дотронуться хоть до одного цветка! Это ж мои самые любимые… — еле слышно шептала Плевицкая, но тюремщица молча качала головой: не положено!

— Пообещав благодарность, я попросила ту сильно пожилую женщину, чтобы она отвела меня на могилу Плевицкой, — рассказывала Марина, — и она через силу (тоже, видимо, не положено), в конце концов, согласилась. Мы бродили среди старых памятников, но когда нашли, потрясение невероятной силы охватило меня. В дальнем углу небольшого, по-французски ухоженного погоста, я увидела заброшенный холмик без имени и креста, сплошь покрытый ковром цветущих маргариток. Даже не спросив разрешения, я опустилась на колени и сорвала несколько кустиков. Они долго стояли на подоконнике моей парижской квартиры, всякое утро, поворачивая увядающие головки к восходящему солнцу…» (В. В. Рунов «Особняк на Соборной»).

Кому-то Деникина так рассказала эту трогательную историю, кому-то иначе. И порой «припоминала» совсем невероятные, нереальные события, которые, однако, также кочуют по публикациям.

«Дочь Деникина в своем телевизионном интервью вспоминала, как она, тогда совсем еще молодая, неожиданно увидела великую Плевицкую на тюремном кладбище… «И с трудом узнала ту, великую, которая изумительно пела нам когда-то в концертах, на русских праздниках». На чьей-то могиле каторжанка, присев, любовалась недавно расцветшими цветочками розовых маргариток. «И, возможно, одну хотела сорвать, взять с собой, — говорила Деникина. — Но я подняла палец, и она, молча, сразу же отошла, конечно, меня не узнав» (И. Ракша. «Шкатулка с секретом»).

Если отвлечься от грез и фантазий, то не вызывает сомнений заинтересованность спецслужб Рейха похищением генерала Миллера, деятельностью РОВСа и его «внутренней линией», т. е. контрразведкой.

Вопросы на эту тему немцы активно задавали генералу Павлу Шатилову — во время оккупации Франции тот под арестом и следствием пробыл десять месяцев, — равно как и другим арестованным и активным деятелям РОВСа.

Рассказывают, что Гестапо даже извлекало тело Плевицкой из могилы, чтобы установить причину ее смерти. Те, кто пишут подобное, не утруждают себя элементарным сопоставлением фактов: Плевицкая умерла в тюрьме, которая находилась в руках гитлеровцев.

И еще. Будь генерал Скоблин тройным агентом, как утверждают некоторые современные авторы, работай он на Берлин, гитлеровцы бы не вернули Плевицкую в тюрьму.

Об этом пишет Павел Судоплатов: «Если бы Скоблин проводил эту операцию, как пишут некоторые «знатоки» истории нашей разведки, с ведома немцев, то Плевицкая была бы освобождена ими, или, во всяком случае, немцы обязательно попытались бы ее использовать, чтобы выйти на связи нашей разведки во Франции».

ОТЧЕГО УМЕРЛА ПЛЕВИЦКАЯ?

Заключенная номер 9202 скончалась при загадочных обстоятельствах. В большинстве дошедших до нас сведений говорится о том, что Дёжка умерла не в тюремной больнице, а в своей камере — скоропостижно и неожиданно. Причины неизвестны.

Есть несколько версий. Естественная смерть, отравление агентами НВКД (версия до сих пор «гуляет» в эмигрантских кругах), убийство немцами, которые… разорвали певицу двумя танками — этот сюжет разрабатывал историк и писатель Гелий Рябов. Тот самый, один из создателей фильма «Рожденная революцией».

«В 1940 году немцы вошли во Францию, захватили каторжную тюрьму, в которой содержали Надежду Васильевну. В яркий солнечный день ее вывели во двор, привязали к двум танкам и разорвали. Служить советской госбезопасности всегда было небезопасно» («Как это было», 1998 год). Источники, естественно, не указываются.

Ирина Ракша рисует свои узоры на стекле. То говорит об отравлении: Плевицкая получила от знакомых «с воли» пакет с передачей, где почему-то оказалась губная помада, после чего неожиданно занемогла. Намек на агентов Лубянки, что ли?

Затем — кино и немцы! Когда немцы захватили Ренн, они якобы провели эксгумацию трупа Плевицкой, сделали вскрытие, а после… привязывали тело к танкам, а останки захоронили в общей могиле.

Дикая история. Но как уже было отмечено, к моменту смерти Плевицкой Ренн был оккупирован. Немцы вошли в город 18 июня 1940 года. И должны были подвергнуть несчастную Плевицкую допросам, чтобы получить исчерпывающую информацию о «деле Миллера» и работе советской разведки.

У нацистов было три месяца, чтобы получить нужную им информацию. И если бы Плевицкая рассказала то, что она знала, спецслужбы Рейха непременно это бы использовали в целях пропаганды.

Мы можем только догадываться, какие муки пережила Надежда Васильевна, прежде чем смерть стала избавлением от душевых и физических страданий.

В книге Деникиной-Грей опубликован краткий доклад начальника Центральной тюрьмы Ренна прокурору Республики в ответ на его запрос. В нем указывалось, что заключенная Плевицкая была доставлена в руководимое им учреждение 3 июня 1939 года для отбывания наказания. Срок заключения должен был истечь 25 сентября 1957 года.

В период заключения Плевицкая трижды находилась в тюремном лазарете. Первый раз с 10 августа по 28 августа 1939 года. Причина — миокардит. Затем с 13 апреля по 15 июня 1940 года в связи с нарывом на ноге. И, наконец, с 3 июля того же года для получения медицинской помощи в связи с наличием бугоркового остита левой ноги.

20 июля заключенная была перевезена в госпиталь Святого Луи с целью проведения хирургической операции. После проведенной там 9 сентября ампутации ноги Плевицкая была вновь доставлена в Центральную тюрьму Ренна, где и скончалась 21 сентября.

К докладу приложены результаты медицинского освидетельствования, проведенного тюремным врачом. В документе, прикрепленном к свидетельству и подписанном тюремной надзирательницей, коротко сообщалось: «заключенная Плевицкая умерла 21 сентября 1940 года в санчасти в 18.00» (кстати, в публикациях часто фигурирует еще одна дата смерти — 5 октября).

Книга записей Восточного кладбища Ренна содержит, по утверждению М. А. Деникиной, упоминание о погребении 24 сентября. Записи с номером нет, но сделано указание, что это общая могила.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Плевицкая вошла в историю не только из-за «дела о похищении генерала Миллера», но, прежде всего, благодаря божественному меццо-сопрано, за который ее прозвали «Курским соловьем».

Песни, собранные и записанные Дёжкой, зазвучали на фронтах Великой Отечественной в исполнении Лидии Руслановой. Но как точно заметила народная артистка России Александра Стрельченко: «Петь Плевицкую очень трудно, это может не каждый. У нее каждая песня — частица народной жизни. И в пении она оголяла нервы и раскрывала душу… Чтобы петь Плевицкую, ее надо проплакать».

На Родине о Дёжке забыли. Лишь в 1969 году ее имя появилось на страницах журнала «Советская музыка». Музыковед Израиль Нестьев отметил ее народность, «почвенно-крестьянский стиль» и отметил популярность песен «в среде рабочих Ленинграда».

Он же: «Не было личности, более романтической, почти легендарной, чем Надежда Васильевна Плевицкая… Казалось бы, рожденная для того, чтобы именно в годы революции посвятить свой талант народу, навсегда покинула родину, не поняв великого смысла происходивших событий».

Обходя понятным молчанием «тягостные обстоятельства двадцатилетних скитаний певицы на чужбине», Нестьев утверждал, что суд в Париже безуспешно пытался доказать, будто Плевицкая соучаствовала в похищении генерала Миллера — только Скоблин был повинен в преступлении, певица же пострадала напрасно.

В 1970 году вышла книга Нестьева «Звезды русской эстрады», посвященная Варе Паниной, Анастасии Вяльцевой и Надежде Плевицкой. Дёжке посвящена «львиная доля» повествования.

«Сегодня мы вправе утверждать, — писал автор, — что песни Надежды Плевицкой принадлежат к классическому наследию русской эстрады, составляют одну из ценных граней многообразной художественной культуры нации в сложную предреволюционную эпоху. И хотя имя артистки незаслуженно забыто, лучшие ее репертуарные находки и особенно ее исполнительские традиции зажили новой жизнью в искусстве послеоктябрьской поры».

Власти разрешили приложить к сочинению Нестьева шестьдесят пять страниц, выбранных из книг «Дёжкин карагод» и «Мой путь с песней».

Окончательная же «реабилитация» Плевицкой ознаменовалась выпуском долгоиграющей пластинки с ее песнями. Великая певица была «восстановлена в правах».

…Осталось добавить, что в 1996 году имя Плевицкой было присвоено одной из малых планет Солнечной системы, она зарегистрирована в международном каталоге под номером 4229.

Открыта планета была за четверть века до этого, в январе 1971 года сотрудником ИТА РАН Л. И. Черных в Крымской астрофизической обсерватории. Теперь в небе между Марсом и Юпитером сияет «не безымянная звезда», а планета, названная именем Дёжки.

13 июня 1998 года в селе Винниково состоялось освящение и открытие памятника Плевицкой работы Вячеслава Клыкова — напротив ее бывшего дома, на фундаменте которого построена школа.

Молодая, красивая и статная, — Дёжка легко опирается на колонну, украшенную гроздьями винограда, изящно скрестив руки. На постаменте высечены слова: «Надежде Плевицкой — поющая Россия». Когда на концерт «Дёжкин карагод» съезжаются профессионалы и самодеятельные артисты, она словно встречает их во дворе школы.

Осенью 2009 года в Винниково «зазвучал» мемориальный музей. А через два года в доме № 12 по улице Золотой в Курске открыли памятную доску.

Решением Курского городского Собрания от 25 февраля 2011 года один из проспектов города назван именем Надежды Плевицкой, кстати, идущий параллельно проспекту Вячеслава Клыкова.

…Когда-то, гастролируя по стране, Плевицкая неизменно посещала Курск, выступала в Дворянском собрании. «Я видела много городов, баловали меня в столицах, но такого волнения — светлого, благодарного, как в моем родном Курске, не испытывала нигде. Вблизи столь знакомых мест детства я ясно понимала, какое чудо свершилось со мной», — признавалась она.

Дёжка живет в своих песнях. Продолжилось служение «Курского соловья» Родине — ни имперской, ни советской. Просто России.

ЦЕНА ВОПРОСА

Часто те, кто пишут о Плевицкой и Скоблине, употребляют выражение о «тридцати сребрениках». С точки зрения белой эмиграции так и было!

Однако их мотивы не так прозрачны, как кажется на первый взгляд. Первым по этому пути пошел генерал Яков Слащёв, он же Слащёв-Крымский, вернувшийся в Россию. В советскую Россию. Вместе с ним была жена, боевая подруга Нина Нечволодова.

Из докладной записки Сергея Шпигельгласа на имя начальника Иностранного отдела ОГПУ А. Х. Артузова (1934 год): «Исключительная осведомленность агента («Фермера») помогла нам… получить ответы на целый ряд имеющих серьезное оперативное значение вопросов, а также быть совершенно в курсе работы РОВС».

Советская разведка была не только в курсе всех замыслов эмиграции, мечтавшей об организации «крестового похода» против СССР, но и сорвала планы генералов Шатилова и Туркула («Наш идеал — фашистская монархия») по созданию в РОВС террористического ядра для его использования на территории Советской России.

За эти годы на основании информации, полученной из Парижа, ОГПУ арестовало семнадцать агентов, заброшенных РОВС в СССР, и установило одиннадцать явочных квартир в Москве, Ленинграде и Закавказье.

Накануне мировой войны советская разведка окончательно дезорганизовала РОВС. Тем самым лишив Рейх возможности использовать в войне против СССР более двадцати тысяч активных членов организации, которые «дрейфовали» в сторону Гитлера, «главного борца против коммунистов».

К 1937 году руководители РОВС переориентировались на Рейх, рассчитывая возглавить оккупационный режим. «РОВС должен обратить все свое внимание на Германию, — заявлял генерал Миллер. — Это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть» (агентурные данные НКВД).

Он же в циркуляре от 2 января 1937 года указывал: «Мы, чины РОВСа, являемся какъ бы естественными, идейными фашистами. Ознакомленіе съ теоріей и практикой фашизма для насъ обязательно».

Добровольцы РОВСа выступили на стороне каудильо Франко во время гражданской войны в Испании — новой арене войны с коммунизмом. Руководители РОВСа поддерживали финнов в 1939-м, призывая белую эмиграцию встать на «линию Маннергейма».

Впрочем, в белой эмиграции хватало людей, не желающих участи слепого оружия в руках Гитлера — что, собственно, и произошло на деле. Все иллюзии относительно возрождения России были пресечены нацистами в корне, а кто не одумался, тот оказался в Гестапо и лагерях.

1946 год. Из письма Деникина начальнику РОВСа генералу А. П. Архангельскому: «…Генерал Миллер, в противоположность некоторым своим помощникам не считал возможным спасать Россию «какой угодно ценой» (хотя документы говорят об обратном! — Авт.), и что РОВС до войны не входил ни в какие обязательства к немцам. Началась война.

Вы отдали приказ 1 сентября 1939 года: «Чины РОВСа должны выполнить свое обязательство перед страной, в которой они находятся, и зарекомендовать себя с лучшей стороны, как подобает русскому воину». Что касается принявших иностранное подданство — это дело их совести. Но призывать служить одинаково ревностно всем — и друзьям, и врагам России — это обратить русских воинов-эмигрантов в ландскнехтов.

Советы выступили войной против Финляндии. Вы «в интересах (якобы) русского национального дела» предложили контингенты РОВСа Маннергейму. Хорошо, что из этого ничего не вышло… Допустим, что это были ошибки. Всякий человек может добровольно заблуждаться. Но дальше уже идут не ошибки, а преступление.

Челобития Ваши и начальников отделов РОВСа о привлечении чинов его на службу германской армии, после того, как Гитлер, его сотрудники и немецкая печать и во время войны, и задолго до нее высказывали свое презрение к русскому народу и к русской истории, открыто проявляли стремления к разделу и колонизации России и к физическому истреблению ее населения, — такие челобитные иначе, как преступными назвать нельзя…

Уже 23 апреля 1944 г., когда не только трещали все экзотические легионы, но и сама германская армия явно шла к разгрому, Вы еще выражали сожаление: «даже к участию в «голубой испанской дивизии» не были допущены белые русские… Для нас это было горько и обидно».

Но самое злое дело — это «Шютцкор» — корпус, сформированный немцами из русских эмигрантов, преимущественно из членов РОВСа в Югославии, подавлял сербское национальное восстание против немецкого завоевания. Тяжело было читать растопчинские афиши главных вербовщиков…»

Чтобы понять цену поступков Скоблина и Плевицкой, нужно мерить их наивысшей меркой — той, что прошла испытание мировой войной.

Эмигрант Александр Рубакин описывает начало оккупации Франции: «Уже в июле 1940 года в деревенских гарнизонах были расклеены афиши с напоминанием: «Feind ist Feind» («Враг остается врагом»). В Париже, в сентябре или в начале октября того же года, я как-то прочел на улицах немецкое объявление. В нем германское верховное командование совершенно недвусмысленно заявило французам: «Вы не должны забывать, что вы побеждены, что вы виновники войны и что немцы не имеют по отношению к вам никаких обязательств».

На Эйфелевой башне, на другой стороне реки, высоко-высоко в синем небе реял зловещий флаг с черной свастикой, словно хищные скрюченные пальцы сжимали горло Парижа…

Я не француз, но этот флаг, распростертая над Парижем черная, мрачная свастика больно кольнула меня в сердце. Символ фашизма развевался над Парижем, давил Францию.

Сколько еще пройдет времени, пока страна очнется от сна и сбросит иго? Ночью и днем, почти круглые сутки, низко распластав крылья с черным крестом, летали над Парижем германские самолеты. Флаги со свастикой висели на всех официальных французских учреждениях: ратуше, палате депутатов, министерствах, над всеми крупными отелями, занятыми немецкими штабами. Авеню Монтэнь и старинная улица Риволи были перегорожены, и ездить по ним разрешалось только немцам».

Он же: «Во всех парижских кинотеатрах шли тогда немецкие художественные картины и военная хроника. Хроникальные фильмы всячески подчеркивали поражение Франции, бегство французской армии, победу немцев. Французы выражали свое отношение к хронике свистом и аплодисментами: свистели, когда показывали немецкие войска, аплодировали, когда на экране появлялись французские солдаты, пусть даже пленные» («В водовороте событий. Воспоминания о пребывании во Франции в 1939-1943 годах»).

Если такое творится во Франции, что будет в СССР? Не трудно догадаться. И только слепая ненависть и месть застила глаза тем, кто был готов воевать на стороне немцев против России, пусть и советской. Зверства, чинимые нацистами на оккупированных землях, нечеловеческое обращение с пленными, грабеж всего и вся, включая культурные ценности, — все это наглядно показало, что Гитлер не делал разницы между Россией советской и Россией как таковой.

…Надежда Васильевна была яркой фигурой в разведке. Судя по служебной характеристике, ее считали человеком эмоциональным, вдохновленным, возвышенным, готовым посвятить всю жизнь искусству. «Русская песня не знает рабства, — писала она в дневнике. — И нет такого музыканта, который мог бы записать музыку русской души: нотной бумаги, нотных знаков не хватит».

Жертвы Скоблина и Плевицкой не были напрасны. Хотя они не узнали об этом. Однако в победных залпах сорок пятого года есть и их весомый вклад. 

 

ЕГОРОВА Ольга Юрьевна, родилась в Калуге.  Выпускница факультета журналистики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. В 1997 году была ответственным секретарём журнала «Профи».  На протяжении шести лет, с 1998‑го по 2003 год и с 2010-го по настоящее время является редактором отдела культуры в газете «Спецназ России». Опубликовала большой цикл статей, посвящённых женщинам в истории отечественной разведки. Автор книги «Золото Зарафшана».  «Серебряный» лауреат Всероссийского конкурса «Журналисты против террора» (2015 год). Член Союза писателей России.

 

Площадки газеты "Спецназ России" и журнала "Разведчик" в социальных сетях: