Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ

БРОД В ОГНЕ

Фото: «Ельцин говорил, что я за всё несу ответственность, что я во всём виноват и что это я недоработал в ситуации по Белому дому» (Михаил Барсуков)

НА ТОЙ ГРАЖДАНСКОЙ

Человек эпохи. В полной мере это определение относится к генерал армии Барсукову Михаилу Ивановичу, которому в ноябре 2022 года исполняется семьдесят пять лет. Начальник Главного управления охраны РФ, директор Федеральной службы безопасности. Офицер-кремлёвец. И просто честный, порядочный мужик.

В октябре 1993-го ему довелось быть на самой настоящей гражданской войне, пролившейся кровью в самом центре Москвы — под грохот танковых орудий и свист пуль.

И то, что после всего случившегося, именно ему удалось сохранить от разгрома Группу «А», навсегда останется в его главном послужном списке, том, что составляется в небесной канцелярии.

На службу в КГБ Михаил Барсуков был рекомендован в 1964 году — в год отставки Никиты Хрущёва. Службу проходил в Кремлёвском полку особого назначения. Командир роты, начальник полковой школы, заместитель командира полка, заместитель коменданта Московского Кремля.

В 1991-1992 годах — комендант Московского Кремля.

12 июня 1992 года, сохранив должность коменданта, Михаил Барсуков становится начальником Главного управления охраны РФ. А 24 июля 1995 года назначается Директором ФСБ России. 1 августа 1995 года он введен в число членов Совета безопасности России.

20 июня 1996 года Михаил Барсуков был освобожден от должности «в связи с поданным рапортом». Причина — жесткий конфликт со смотрящим от «вашингтонского обкома» Анатолием Чубайсом, главным «приватизатором» России.

В дальнейшем Михаил Иванович занимал посты в Администрации Президента РФ и Совете безопасности России.

В канун юбилея генерала армии Михаила Барсукова редакция газеты «Спецназ России» рассказывает о его роли в событиях «горячей осени» 1993-го, о том, как развивались события 4 октября и в последующие дни. И о том, как все-таки удалось сохранить Группу «А», несмотря на твердое решение президента Бориса Ельцина пустить ее «под нож».

«ДАЙТЕ ГРАНАТОМЁТ, Я ЕГО СЕЙЧАС ЗАМОЧУ!»

— Михаил Иванович, на какое время была назначена атака на Белый дом?

— На 8 часов утра 4 октября 1993 года. Но в тот момент она не состоялась, потому что танки подошли, но без снарядов… Снаряды оказались в 27-й бригаде, что в Тёплом стане. Пока болванки привезли, начало атаки чуть-чуть задержалось.

…Даю команду на выдвижение: личный состав начал выдвижение к зданию Министерства обороны. Я вместе с Зайцевым и Герасимовым (командиры «Альфы» и «Вымпела» — Ред.) на своей машине первыми поехали к Белому дому. В Девятинском переулке нашу машину протаранил грузовик. Удар пришелся в правую сторону, где находились я и генерал Зайцев. Машина была разбита, но мы особо не пострадали. На разбитой машине мы сумели добраться до метро «Краснопресненская». И расположились в Конюшковском переулке. Туда же подъехали и автобусы с личным составом.

Начали изучать обстановку. Сходили с Зайцевым, посмотрели — подходы свободны, но там уже стрельба шла вовсю. А наши бойцы стояли около заборчика и дальше ни вперед, ни назад. Более трёх часов я их уговаривал выполнить приказ. Где-то около 13 часов говорю: «Есть ли добровольцы, готовые сходить на разведку. Я вам подготовлю боевые машины — съездите, посмотрите обстановку».

А там шел бой — всех со всеми. ВВшники не могут понять, что это Минобороны… каша полная. Молотят друг друга со всех сторон. И тут еще как раз такой случай произошел, который, может быть, тоже толчком послужил — подбегает майор-десантник с Наро-Фоминского десантного полка: «Товарищ генерал! Дайте мне гранатомет! Вон БТР стоит на стадионе — замполита батальона убил, ротного завалил мне. Дайте гранатомет, я его сейчас замочу!»

— Тот самый «бешеный БТР», выписывавший «восьмерки» на стадионе «Красная Пресня». Экипаж обезумел от страха и стрелял по всем.

— Да. Я Александру Ивановичу Мирошниченко говорю: «У тебя есть кто-то из ребят? Обездвижьте — по двигателю стукнуть его, чтобы он не двигался». А он ездит, гад, туда-сюда… А когда вытащили экипаж — они в синих бушлатах, лысые — то ли с учебного пункта, то ли еще откуда-то. С ними прапорщик. «Вы что творите, по своим же стреляете!» — «А мне в том секторе сказали стрелять, никого не пускать, я и стреляю». Вот все, что шевелилось — он и сносил. Кто ему поставил такую задачу — Бог ведает.

Две наши БМП поехали со стороны американского посольства, а две — по улице Рочдельского. Точка встречи — Горбатый мостик. Там надо остановиться и потом оттуда вернуться. Дальше продвигаться нет смысла — Москва-река, чего туда идти?..

Выдвинулись, посмотрели… Там с правой стороны Геннадий Сергеев попал под снайперский огонь. Солдатик раненый был. Остановились они, сзади створки открыли — хотели его затащить в БМП. Когда Сергеев нагнулся, ему в этот момент под бронежилет угодила пуля.

— Вместе с ним был Юрий Николаевич Торшин. Они вдвоем вытаскивали раненого. Взяли за руки и за ноги. И попали под огонь. Снайпера.

— Мне доложили о том, что произошло. А Геннадий Николаевич рядом со мной стоял — он побледнел, отошел в сторону. Ему нужно было пережить это трагическое известие.

…Помню, в какой-то момент Мирошниченко (ныне генерал-полковник, в отставке — Авт.) крикнул: «Так, все! За мной!» Они цепочкой, цепочкой, цепочкой… и пошли. А дальнейшие события хорошо известны.

С одной стороны к Белому дому вышел Владимир Келехсаев с группой бойцов, с другой стороны — Анатолий Савельев (Герой России, посмертно — Авт.). Часть сразу вошла в Белый дом, где приступила к поэтажному прочесыванию.

Когда подходили к зданию, метров за тридцать-сорок мы залегли: по нам шандарахнули со стороны гостиницы «Мир». Стояло несколько поливальных машин — импровизированное ограждение, только пули и осколки летят.

— ВВшники? Они же находились в «Мире».

— Да. Хорошо у меня рация была.

— Я как раз в этот момент находился на первом этаже «Мира», куда спрятался от обстрела, возле входа в гостиницу. На моих глазах был ранен какой-то человек, в бок. Он был в штатском.

— По рации говорю министру внутренних дел Ерину: «Виктор Фёдорович, дайте команду прекратить огонь, вы не даете ни войти, ни выйти».

В Белом доме я пробыл минут тридцать-сорок. Если в здание зашел, то ты уже ничем не управляешь. Там сложная коридорная система, связи толком нет. Я вышел, Зайцев оставался на своем командном пункте, а его заместители пошли с группами бойцов.

Когда я покинул Белый дом, вместе со мной еще несколько человек было — мы уже начали выводить тех, кто из подвала поднимался и оказался с нашей стороны.

— С цоколя. Под лестницей к фасаду здания.

— Да. Организовали КПП. Начали досмотр и фильтрацию. У тех, кто был просто депутат — отбирали документы и отпускали, а вот тех, кого нам приказано было задержать (от председателей комитетов и выше), тех мы отправляли в автобус. В частности, генерала Макашёва, Хасбулатова, Руцкого, Баранникова, Ачалова, Дунаева и некоторых других. Хорошо помню еще одного депутата — Челнокова…

— Михаил Борисович Челноков. Достойный, хороший человек. Доцент кафедры физики МГТУ имени Баумана. Как раз из тех сторонников Ельцина, которые полностью разочаровались в его делах и выступили против Шоковых реформ.

— Своеобразный. В шоке от происходящего он бежал от горящего Белого дома. Упал, поднялся, опять бежит.

— Ну, когда по зданию лупят из танков прямой наводкой, а внутри смерть и кровь, не то еще будет. Тем более у людей сугубо гражданских.

— Мы смотрели на Челнокова с сожалением. Какой-то радости не было. Только горечь.

— Бабурин там же был?

— Да, там же.

— Сергея Николаевича должны были ликвидировать?

— Ерунда. Если кто-то будет говорить — не верь. Ни одного слова о том, чтобы кого-то убить, уничтожить — не было. Ельцин не мог этого сделать, мне он никогда такого не говорил, да он и не мстил никому.

…В 16 часов я дал команду на выход из Белого дома. Тогда Исайкин, заместитель начальника Группы «Вымпел», был тяжело ранен — ему перебило ногу. Он потом по госпиталям лежал семь или восемь месяцев. Ногу, слава Богу, сохранили. А стреляли вокруг Белого дома все, кому не лень.

— Там же «до кучи» были еще котенёвцы из Союза ветеранов Афганистана, разные боевики в штатском. В том числе те, кого вооружали в Моссовете.

— Мы в 16 часов выходим — Белый дом уже передали под охрану назначенному коменданту — командующему Московским округом внутренних войск генералу Баскаеву. Вдруг появился питерский ОМОН. Все в боевой раскраске, размалеванные. Открыли огонь по верхним этажам здания. «Куда вы стреляете! — говорю их командиру. — Там уже все, захватили!» — «Нет, нам приказали».

— Михаил Иванович, откуда все-таки стреляли по Гене Сергееву?

— Со стороны кинотеатра. Там скверик такой небольшой и вот оттуда вели огонь. Я Мирошниченко говорю: «Возьми своих людей, иди, зачисти». Он ушел. Проходит какое-то время, приходит — говорит, что никого не нашел.

— То есть стреляли не из Белого дома.

— Нет. Стреляли с тыла.

«НУ, ТЫ РАСФОРМИРОВАЛ «АЛЬФУ»?»

— Как дальше развивались события? После того, как Келехсаев от имени спецназа провел переговоры с депутатами, выступив перед ними, и Белый дом капитулировал?

— В 15.30 я доложил Борису Николаевичу, что руководители Белого дома задержаны, и я формирую колонну для их отправки в Лефортово. Ельцин мне приказал немедленно прибыть для доклада. А у меня еще люди не собраны! Одни тут, другие там. Разобравшись с неотложными делами, направился в Кремль.

Зашли к Борису Николаевичу, было уже около восьми вечера. Доложили ему, что «ваше приказание выполнено».

— Какая была реакция?

— Какой-то возбужденной реакции не было. Единственно, что когда Александр Кулеш…

— Тот самый, который был в Архангельском в августе 1991 года и опознал «альфовцев»?

— Да, он по-прежнему был в охране. Так вот, Кулеш говорит мне: «На столе у Хасбулатова была курительная трубка — вот, возьмите на память».

И там же я подобрал милицейскую дубинку и брошенный бронежилет ВДВ. Думаю, отдам Грачёву и Ерину со словами: «Вашу утерянную амуницию я вам возвращаю, чтобы вы ущерб не понесли».

Приехал, доложил и Борису Николаевичу трубку протягиваю: «Вот вам на память из Белого дома от Хасбулатова. Трубка мира». Я-то имел в виду американских индейцев, кода они выкуривали трубку мира. Ельцин не понял, трубку в угол бросил: «Пошел он к ядреной фене!» Это было его самое большое ругательство, он же никогда не ругался.

Грачёву я отдал бронежилет, а Ерину — дубинку.

За столом были Ельцин, Черномырдин, Филатов, Ерин, Грачёв и кто-то еще из помощников Ельцина. Когда мы с Коржаковым пришли — а мы не ужинали, не завтракали, не обедали, не спали — грязные, чумазые, потому что в гражданском же, а не в военной форме. Нам налили по рюмке водки, мы выпили, и первый раз поели за все время.

Утром пятого числа звоню Ельцину. Доклад он не принимает. Краем уха мне до меня доходит информация, что Борис Николаевич очень обиделся и не принимает меня потому, что считает: во всем виноват Барсуков. Шестого числа — тоже самое.

— То есть вы не обеспечили руководство «Альфой» и «Вымпелом».

— Да, то, что они отказались выполнять задачу и так далее. Седьмого числа я сделал еще одну попытку доложить — Ельцин трубку не снимает, из приемной говорят: «Михаил Иванович, ну ты же все понимаешь — он занят».

Хорошо. Я написал рапорт об отставке, захожу к Коржакову. Между нами состоялся такой разговор.

— Ну, ты расформировал «Альфу»?

— Нет.

— А когда будешь расформировывать?

— Я не буду расформировывать. Мне команды такой не давали.

— Как нет? Он же тебе сказал, когда вечером на ужине были.

— Ну, это он сказал сгоряча. Не сказал же прямо, но — «принять меры». К тому же он не хочет со мной общаться, не принимает меня. Восьмого числа я не вышел на работу. Звонок в 11 часов. На том конце — Ельцин.

— Вы где?

— Я дома.

— Почему?

— Я же написал рапорт.

— В 12 часов быть у меня.

Я приехал — мы минут сорок с ним разговаривали. Разговор был достаточно откровенный, тяжелый. Говорил, что я за все несу ответственность, что я во всем виноват и что это я недоработал в ситуации по Белому дому.

— Хотя при этом внутренние войска и подразделения Минобороны воевали друг с другом.

— Ему же не будешь рассказывать все эти перипетии. Зачем они ему нужны? Ему нужна «пролетарская суть». Потом зашел разговор о том, какие выводы сделать и что предпринять. Вот тогда я ему сказал, что да, я понимаю, Борис Николаевич, нужно иметь свои силы и средства. Что нужно иметь все под рукой — свое. Что нельзя решать задачи разнородными средствами и подразделениями. Минобороны — одно, внутренние войска — другое, десантники — третье, «Альфа» — четвертое. Каждый выполняет свою задачу. Нельзя так все вместе в одну «штормягу» собирать — ни управляемости, ни навыков — о слаженности даже речи нет.

— Вы конкретно говорили об «Альфе»?

— Да, сказал, что таких людей сейчас мы разгоним, а дальше, где мы их собирать будем? Требовалась жесткая мотивация… Чтобы она была услышана и воспринята Ельциным. Сказал, что они все уйдут к бандитам! Потому что мы их выгоняем в расцвете сил — молодых, здоровых, крепких. «Мало того, они все будут недовольны и кем — не мной, а вами, Борис Николаевич. Потому, что приказ отдавали вы».

— Что на это ответил Ельцин?

— «Я подумаю». Больше мне ничего не сказал, подошел к столу — там рапорт мой лежал — и написал: «Отказать». «Когда ко мне обращаются с рапортом, я всегда удовлетворяю — вам отказываю. Идите, работайте».

Я вышел из кабинета, пришел к себе, позвонил Геннадию Николаевичу: «Приходите на доклад». А подразделение мы отправили на базу. Долгий был разговор… Геннадий Николаевич начал меня уговаривать, что надо все сделать, чтобы оставить «Альфу». — «Я тебя понимаю. Я знаю, ты переживаешь, и я переживаю. Но в таком состоянии все равно оставлять все нельзя — нужно будет что-то делать». «Михаил Иванович, но сделано же немало».

Я понимал, но есть вещи, которые должны выполняться так, как положено.

МЕЖДУ «АЛЬФОЙ» И «ВЫМПЕЛОМ»

— Итак, как я понимаю, свою роль сыграла и позиция командира Группы «А», который отстаивал подразделение, — активность Геннадия Николаевича Зайцева.

— Зайцев продолжал уговаривать, можно сказать, отстаивал часть себя… Не мог допустить, что при нем такое может случиться. И это «не мог допустить» было самым главным смыслом всей его жизни. Я его прекрасно понимал, поддерживал и сопереживал, и тоже не хотел этого. Так судьба наша с ним была объединена, так или иначе, в данном случае — воедино.

Мы тогда еще не знали, что будет Первая Чеченская война. Не знали, что буквально через некоторое время будет захват самолета в Минводах, автобуса в Ростове. Еще все было впереди — все только начиналось, и никто не ожидал, что будет столько нервов и крови.

…Я пригласил Дмитрия Михайловича Герасимова. «Ну как же так? — спросил его. — Из двухсот человек «Вымпела» шестьдесят восемь отказались выполнять задачу. Вот ты, командир 22-ой отдельной бригады специального назначения в Афганистане. Представь, у тебя одна треть или одна четверть откажется выполнять задачу. Что ты сделаешь?»

— То Афганистан, Михаил Иванович, и то боевой приказ по уничтожению душманов, а тут — Белый дом, где было много мирных людей, депутатов.

— Так вопрос об их уничтожении и не ставился! И не мог ставиться вообще. Речь шла о силовой зачистке Белого дома, хотя Ельцин и говорил о штурме, от засевших там вооруженных людей. И о прекращении двоевластия в стране. Потому как дальше эта ситуация зашла в тупик и не могла более так продолжаться.

— Так, и что Герасимов?

— «Михаил Иванович, я все понимаю», — ответил он. — «Вот и президент, — говорю Герасимову, — он же все реально оценивает, он же не ломает всех через колено. Борис Николаевич же никому не угрожал, он по-хорошему обратился, как президент, как верховный главнокомандующий, выполнить свое уставное обязательство — выполнить приказ. «Альфовцы» выполнили, пусть не так, но выполнили, а твои?»

— Как говорит Геннадий Николаевич: «Мы выполнили приказ, но по-своему».

— Да. А «Вымпел» практически… Я ему говорю: «Ты извини, пожалуйста, но спасти я тебя («Вымпел») просто не могу — это не в моих силах». И хотя с Дмитрием у меня были хорошие, добрые отношения — он такой веселый, общительный, анекдоты хорошо рассказывает, компанейский мужик, умный, настоящий военный, — тем не менее, обстоятельства для «Вымпела» сложились именно таким образом.

— А ведь впереди была большая война на Северном Кавказе… И страна осталась без такого уникального подразделения разведчиков-диверсантов.

— История не знает сослагательного наклонения. С «альфовцами» я где-то имел дело — где-то с ними встречался, с кем-то в одних компаниях бывал, знал некоторых из них — они были моими подчиненными когда-то. То есть была некая связь.

Когда я принимал под себя «Вымпел» — приехал в Балашиху, побеседовал со всеми — и с руководством, и с начальниками отделов. Когда подразделение берешь под себя, понятно, что ты, как руководитель, обязан ознакомиться.

Там даже был начальником одного из отделов мой однокашник по Академии. Мы с ним вместе учились в одной группе — полковник Борис Попов. И потом, когда все это закончилось осенью девяносто третьего, я его пригласил к себе и говорю: «Борис, иди ко мне, я дам тебе пока должность начальника отдела, потом жизнь все поставит на место. Я помогу, поддержу».

Попов отказался — видимо, были свои причины: может быть, не устраивало что-то, может быть, политическая мотивация. Или его поддержка общего настроения в подразделении.

— По погибшему Геннадию Сергееву вопрос присвоения ему звания Героя России через вас решался?

— Да. Я спросил Геннадия Николаевича: «Подумайте о том, кого наградить и какое мнение у вас по Сергееву?» — «Очень важно, если бы первый приказ президента о присвоении Героя сотруднику ГУО был бы именно по Сергееву». Я ответил, что буду думать и решать. И решил этот вопрос с Филатовым и Илюшиным. Потому что Борису Николаевичу не мог доложить и так прямо сказать.

— То есть вы понимали его реакцию?

— Не только понимал, я знал, что он откажет. Всех наградили: и Коржакова, и Грачёва — хотя Пашка там и накуролесил. И Голушко наградил, а нас — нет. Мы как прокаженные были для него. Впрочем, может, и заслуженная реакция, мы же не против. Не тот случай! Трагический… И для страны, и для народа.

СОБЛЮДАТЬ ТРАДИЦИИ

Прошли годы. Сменилась эпоха, перевернуты многие страницы новейшей российской истории. И сейчас уже мало кто знает, что Центр специального назначения ФСБ России появился отнюдь не на пустом месте. До него был Антитеррористический центр ФСБ (АТЦ).

Если изучить публикации в интернете, то оказывается, что АТЦ был создан указом президента Ельцина летом 1996 года. Однако, это неверно — Антитеррористический центр появился годом раньше.

Создание АТЦ стало одним из первых шагов Михаила Ивановича Барсукова после его назначения директором ФСБ. Руководителем Центра был назначен Виктор Зорин — первый заместитель директора ФСБ.

…Летом 2019 года генерал армии Барсуков был среди почетных гостей торжественного вечера, посвященного 45-летию Группы «А» КГБ-ФСБ. И, обращаясь к ветеранам, сказал:

— «Альфа» на определенном этапе своей истории стала политическим инструментом, орудием в руках руководителей нашего государства, которые стали распоряжаться им вопреки и, возможно, назло тому, что должно было быть на самом деле… У вас прекрасная история. Вы прекрасные, мужественные люди. Спасибо вам за службу! Спасибо за вашу боевую работу. Ваш вклад в историю «Альфы» неоценим. Каждый из вас — это фигура. Это личность! Каждый из вас — это история.

«Альфу» нужно продолжать развивать. Есть традиция, есть история, есть устои — отрывать одно от другого нельзя. А мы все — служивые люди, и мы должны эти традиции соблюдать и хранить. Поэтому хочу пожелать вам здоровья, счастья, удач, успехов, и спасибо вам за вашу трудную работу! Низкий вам поклон.

Низкий поклон и Вам, Михаил Иванович! За то, что в преддверии вала террора и боевых действий на Северном Кавказе смогли сохранить уникальное подразделение спецназа антитеррора! 

Площадки газеты "Спецназ России" и журнала "Разведчик" в социальных сетях:

Вконтакте: https://vk.com/specnazalpha

Одноклассники: https://ok.ru/group/55431337410586

Телеграм: https://t.me/specnazAlpha

Свыше 150 000 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья