Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ

ИЗМЕНА И ПОДВИГ - 2

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО.

«АННА РЕВЕЛЬСКАЯ»

Как пишут в книгах и прессе, неоценимую помощь советской разведке ВМФ в установлении точной даты нападения Германии оказала бывший агент военно-морской разведки Российской империи «Анна Ревельская» (точные имя и фамилия ее до сих пор не установлены).

В 10 часов утра 17 июня Анна посетила советского военно-морского атташе в Берлине капитана 1-го ранга М. А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня германские войска вторгнутся в Советскую Россию.

Было ли это на самом деле? Сложно сказать.

Но вот что известно доподлинно. Бывший нарком ВМФ Николай Кузнецов сообщает: «…В те дни, когда сведения о приготовлениях фашистской Германии к войне поступали из самых различных источников, я получил телеграмму военно-морского атташе в Берлине М. А. Воронцова. Он не только сообщал о приготовлениях немцев, но и называл почти точную дату начала войны. Среди множества аналогичных материалов такое донесение уже не являлось чем-то исключительным. Однако это был документ, присланный официальным и ответственным лицом. По существующему тогда порядку подобные донесения автоматически направлялись в несколько адресов. Я приказал проверить, получил ли телеграмму И. В. Сталин. Мне доложили: да, получил».

И тут же: «Признаться, в ту пору я, видимо, тоже брал под сомнение эту телеграмму, поэтому приказал вызвать Воронцова в Москву для личного доклада».

Иными словами, Н. Г. Кузнецов не поверил сообщению. Тогда почему накануне войны, когда обстановка накалена до предела, он все-таки срывает из столицы Рейха военно-морского атташе?

А потому что того экстренно затребовал для беседы другой человек — Сталин.

«… В 20.00 пришел М. А. Воронцов, только что прибывший из Берлина.

В тот вечер Михаил Александрович минут пятьдесят рассказывал мне о том, что делается в Германии. Повторил: нападения надо ждать с часу на час.

— Так что же все это означает? — спросил я его в упор.

— Это война! — ответил он без колебаний…»

Указанное время беседы не соответствует действительности: с 19.05 до 20.15 нарком ВМФ Кузнецов находился в Кремле на совещании у Сталина. Вместе… с Воронцовым!

Михаил Александрович находился в кабинете вождя почти четыре часа — до 23.00 («Записи в журнале регистрации лиц, принятых И. В. Сталиным в кремлевском кабинете, за 21 июня 1941 г.»).

Очевидно, что инициатором его экстренного вызова в Москву быть только сам Сталин. И то, что он услышал, утвердило его в ошибочности прежнего мнения — как высшего политического, так и военного руководства — о невозможности нападения немцев до победы над Англией.

СВИДЕТЕЛЬСТВО БУДЁННОГО

«…21 июня в 19 часов были вызваны Тимошенко, Жуков (начштаба РККА) и я (замнаркома обороны). И. В. Сталин сообщил нам, что немцы, не объявляя нам войны, могут напасть на нас завтра, т. е. 22 июня, а поэтому, что мы должны и можем предпринять сегодня же и до рассвета завтра 22.06.41.

Тимошенко и Жуков заявили, что, «если немцы нападут, то мы их разобьем на границе, а затем на их территории». И. В. Сталин подумал и сказал: «Это несерьезно». И обратился ко мне и спросил: «А Вы как думаете?» Я предложил следующее:

Во-первых, немедленно снять всю авиацию с приколов и привести ее в полную боевую готовность. Во-вторых, войска погран (ичных) и воен (ных) округов выдвинуть на границу и занять ими позиции, приступив немедленно к сооружению полевой фортификации… (далее следует перечисление других предложений Будённого. — Авт.).

За этой линией обороны развернуть резервный фронт, где будут обучаться отмобилизованные дивизии и части, которые производят все фортификационные работы, как на фронте, но резервном.

…Это надо делать и потому, что пр (отивни) к уже стоит на нашей границе в полной боевой готовности, выставив многомиллионную армию, армию — уже имеющую боевой опыт, которая только ждет приказа и может не дать нам отмобилизоваться».

И. В. Сталин сказал, что «Ваши соображения правильные, и я беру на себя поговорить по вопросу авиации с комвойсками округов, а наркому и штабу дать указания округам».

«Вы знаете, что у нас сейчас делается на границе?»

Я ответил, что нет, не знаю…

Оказывается, (…) нарком обороны делает оборонительную линию по всей новой границе после 1939 года и вывез все вооружение из бывших укрепленных районов и свалил его кучами по границе и там же на границе работало свыше миллиона людей (рабочая сила), которые в большей своей части попали к немцам, оружие сваленное также попало к немцам, а бывшие укрепрайоны остались обезоруженными.

После этого обмена мнениями т. Сталин попросил собрать Политбюро… И. В. Сталин информировал Бюро, что при обмене мнениями выяснилось, что у нас нарком обороны и штаб вопросами обороны занимаются поверхностно и необдуманно, и даже несерьезно.

Тов. Сталин предложил «образовать особый фронт, подчинив его непосредственно Ставке, и назначить Будённого командующим фронтом…

Я после принятых решений на Политбюро ЦК ВКП (б) пошел прямо к себе на работу…

В 4.01 22.06.41 мне позвонил нарком т. Тимошенко и сообщил, что немцы бомбят Севастополь и нужно ли об этом докладывать т. Сталину? Я ему сказал, что немедленно надо доложить, но он сказал: звоните Вы! Я тут же позвонил и доложил не только о Севастополе, но и о Риге, которую немцы также бомбят. Тов. Сталин спросил: а где нарком? Я ответил: здесь со мной рядом (я уже был в кабинете наркома). Тов. Сталин приказал передать ему трубку…»

«Военный дневник» маршала Будённого, написанный обычным карандашом и хранившийся в семье Семёна Михайловича, стал известен только в наше время. Впервые он был опубликован в 2011 году Николаем Добрюхой на страницах газеты «Аргументы Недели».

Свидетельство маршала Будённого начисто то, что написал Г. К. Жуков в своих мемуарах относительно вечера и утра 22 июня 1941 года. И о том, как он разбудил Сталина телефонным звонком и тот, тяжело дыша в телефонную трубку, якобы не мог придти в себя от известия о гитлеровском нападении.

«НАРКОМ СОМНЕВАЕТСЯ В НАПАДЕНИИ»

Последняя мирная ночь. Маршалы С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков к 22.25 возвращаются от Сталина в НКО на Знаменку (в нескольких минутах езды на машине от Кремля).

Около 23.00 в кабинет вошли нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов и его заместитель контр-адмирал В. А. Алафузов. Они увидели, что нарком обороны, шагая по комнате, диктовал, а начальник ГШ, в расстегнутом кителе, сидя за столом, записывал (под копирку) текст в большой шифровальный блокнот. Или же они совместно составляли этот пространный документ?..

13 ноября 1965 года Владимир Антонович Алафузов в письме Н. Г. Кузнецову уточнил некоторые детали событий, происходивших в этот час и в этом месте.

«Тимошенко, обращаясь к Тебе, сказал, что получено предупреждение… что возможно нападение на нас Германии, и он дает нашим пограничным округам об этом шифровку, копию которой Жуков сейчас передаст тебе. что Жуков и сделал. Ты, бегло ее просмотрев, передал мне, сказав, что надо ее немедленно передать командующим флотами.

Я быстро пробежав глазами этот документ, обнаружил, что он написан на двух с лишним страницах и содержит не только предупреждение, но и довольно подробные указания о выводе войск на позиции. Эти указания по своему сугубо «сухопутному» характеру флотам были не нужны. Мне даже подумалось, что они излишни и для сухопутных войск, т. к. вместо коротких предупреждений и указаний об объявлении тревоги содержат детали, которые могли бы дать командующие.

Я прикинул, что на одно зашифрование этой телеграммы уйдет час-два, столько же на расшифрование, а если сюда добавить время на розыски и доклады командующим… и отдачи ими распоряжений, то пройдет немало часов, и приготовления к отражению противника начнутся только утром, и то не раньше полудня.

Поэтому я доложил Тебе: «разрешите дать телеграмму вне всякой очереди флотам: «перейти на ОГ № 1», а вслед за этим дать телеграмму, писавшуюся Жуковым, предварив ее словами: «Сообщается для сведения телеграмм начальника ГШ». На это я получил твое «добро».

После этого я не ушел сразу от Тимошенко, задержался и слышал, как он сказал, что сомневается, действительно ли нападут немцы… Видя, что я ничего не услышу… я обратился к Тебе: «Разрешите я побегу (в Главный морской штаб — Ред.) немедленно предупредить флоты?..»

Небольшое уточнение. В. А. Алафузов оценивает время на зашифрование и расшифрование директивы при использовании ручного шифра. В ГШ для переписки с западными округами использовались шифровальные машины, позволявшие ускорить процесс.

А вот что писал сам Н. Г. Кузнецов: «Возможно нападение немецко-фашистских войск», — начал разговор нарком. По его словам, «приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения было им получено лично от И. В. Сталина, который к тому времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией».

Вот как! Оказывается, не военные уговаривали Сталина привести войска в боевую готовность — как это «каноническое» утверждение растиражировано с подачи Жукова, — а они сами получили от Сталина соответствующий приказ.

Фраза о том, что нарком Тимошенко сомневается, «действительно ли нападут немцы», свидетельствует о том, что два высших руководителя Красной Армии (в отличие от Сталина) по-прежнему не ожидают полномасштабной войны 22 июня. Или же делают вид, что не ожидают. Но тянут время, составляя пространный документ.

Первая телеграмма, которую дал прибежавший В. А. Алафузов, состояла из одной фразы: «Немедленно перейти на оперативную готовность номер один».

В 23:37 на Краснознаменном Балтийском и на Черноморском флотах приняли эти сигналы.

Вот почему Флот был готов к нападению! И встретил врага достойно.

РОКОВАЯ ЗАТЯЖКА ВРЕМЕНИ

«Странные задержки» с отправкой директивы в округа были сначала в Генштабе, а потом — в Белоруссии, Прибалтике и на Украине — где стали заниматься собственным сочинительством.

По Генштабу. В 23.35-23.40 в подготовленный текст (и якобы отредактированный Сталиным) начальник Оперативного управления ГШ генерал-майор Герман Маландин вносит правку.

Такое было возможно только в единственном случае — если «Директива № 1» составляется не на совещании у Сталина, а в кабинете наркома обороны, и Г. К. Маландин вносит изменения с согласия С. К. Тимошенко.

Проходит еще время! Только после 0.30 «Директива № 1» приходит на узел связи ГШ, после чего направляется в округа. В Минске, к примеру, криптограмма была получена около часа ночи.

При грамотном руководстве и доброй воле еще, вероятно, хватило бы времени, чтобы «быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников». При одном но! Если бы в западных военных округах ранее и в комплексе проводились все необходимые подготовительные мероприятия.

Настрой же командующих мы знаем. Генерал Павлов проводит субботний вечер в театре. Аналогично ведет себя командующий Киевским Особым военным округом генерал-полковник Кирпонос: днем он спокойно идет на футбол.

Более того, сам нарком обороны призывает не паниковать. Связавшись в час ночи 22 июня с Минском, выслушав тревожный доклад Павлова, Тимошенко говорит: «Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации — позвоните».

Так, во всяком случае, на следствии передает разговор с Тимошенко бывший генерал армии Павлов. Говорил ли он правду или врал, пытаясь выгородить себя, этого мы уже не узнаем.

Теперь становятся понятными слова маршала К. А. Мерецкова: «НКО к исходу 21 июня стала ясной неизбежность нападения фашистской Германии на СССР в следующие сутки.

Нужно было побыстрее оповестить войска и вывести их из-под удара, перебазировать авиацию на запасные аэродромы, занять войсками 1-го эшелона рубежи, выгодные для отражения агрессора…

К сожалению, в оставшиеся до начала войны 5-6 часов НКО и ГШ не сумели решить этой задачи…»

Не сумели или не захотели — вот в чем вопрос! И вовремя не довели информацию Сталина о возможном нападении Германии на СССР на рассвете 22 июня.

«ЧЕГО ВЫ ПАНИКУЕТЕ!»

В своих воспоминаниях маршал М. В. Захаров, являвшийся перед войной начальником штаба Одесского Особого военного округа, вспоминая события кануна войны, рассказал такой эпизод.

6 июня 1941 года войсковой разведкой округа были получены данные о телефонных переговорах с румынской стороны. В них содержалась информация о том, что надвигаются «некоторые события». Прямо о нападении не говорилось, но сказанного было достаточно для того, чтобы обратить на них внимание командования.

В тот же день Захаров по «ВЧ» доложил о полученном донесении начальнику Генерального штаба генералу армии Г. К. Жукову. И предложил выдвинуть часть войск к границе — к одному из угрожаемых, слабо прикрытых участков.

Что же ответил будущий Маршал Победы? «…Г. К. Жуков прервал мой доклад словами: «Что вы паникуете!» На это я ответил, что ожидаю все же положительного ответа. После небольшой паузы начальник Генерального штаба сказал, что он доложит народному комиссару обороны и позвонит мне не ранее 16 часов. Действительно, около 16 часов Г. К. Жуков передал по «ВЧ», что народный комиссар обороны согласен с предложением, но обращает внимание на то, чтобы передвижение войск производилось скрытно и в ночное время…»

Характерна реакцию Г. К. Жукова. Обвинение в паникерстве в тех условиях было чревато. Однако Георгий Константинович накануне немецкого вторжения выбирает именно это убойное словцо. Иначе говоря, он считал меры для парирования угрозы немецкого наступления — признаком паники в нижестоящих штабах.

Зато потом, как мы знаем, Г. К. Жуков переложит всю ответственность за катастрофу июня 1941 года на Сталина, имея к ней, как начальник Генерального штаба РККА, самое прямое отношение. И эта трактовка события надолго утвердится в литературе и общественном сознании.

В сочетании с яркими художественными образами маршала Победы, которого блестяще сыграл в разных советских фильмах Михаил Ульянов, выдуманная полемика между Жуковым и Сталиным станет чуть ли аксиомой.

Да, Сталин, как глава партии и государства, несет свою ответственность за то, что произошло, включая назначение именно Жукова начальником Генерального штаба.

Того самого Жукова, которого в 1930 году командир 7-й кавалерийской дивизии К. К. Рокоссовский аттестовал следующим образом: «На штабную и преподавательскую работу назначен быть не может — органически ее ненавидит».

Но это отнюдь не снимает ответственности ни с Тимошенко, ни с Жукова за то, что они были обязаны сделать в те последние предвоенные месяцы, в те последние дни и часы перед нападением Гитлера и сил «объединенной Европы» на Советский Союз.

Продолжение в следующем номере. 

 

ЕВДОКИМОВ Павел Анатольевич — главный редактор газеты «Спецназ России», советник президента Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа».

Парламентский корреспондент в Верховном Совете СССР и Верховном Совете РСФСР-РФ.

Работал на руководящих должностях в центральных СМИ — еженедельной газете «Россия» и Общенациональной газете «Россiя».

Выезжал в командировки в горячие точки: Чечня, Таджикистан и Зона СВО.

Награжден медалями «За боевое содружество» (МВД), «Генерал Маргелов» (МО), «За взаимодействие с ФСБ России», знаком «За службу на Кавказе», орденами преподобного Сергия Радонежского 3‑й степени (РПЦ) и «Ветеранская Слава» 2‑й степени (Международной Ассоциации «Альфа»).

Лауреат Премии ФСБ России, Всероссийской премии «Журналисты против террора».

Литературный редактор книги Героя Советского Союза Г. Н. Зайцева «Альфа» — моя судьба».

Площадки газеты "Спецназ России" и журнала "Разведчик" в социальных сетях:

Вконтакте: https://vk.com/specnazalpha

Одноклассники: https://ok.ru/group/55431337410586

Телеграм: https://t.me/specnazAlpha

Свыше 150 000 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья!