23 ноября 2024 16:02 О газете Об Альфе
Общественно-политическое издание

Подписка на онлайн-ЖУРНАЛ

АРХИВ НОМЕРОВ

История

Автор: НИКОЛАЙ КАЛИТКИН
НА ОГНЕННОЙ ЧЕРТЕ - 2

31 Мая 2024
НА ОГНЕННОЙ ЧЕРТЕ - 2
Фото: 19 июня 1941 года. Пограничники в дозоре. В районе посёлка Вилково в дельте Дуная. Фотограф: Георгий Зельма

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО.

*****

Старшина тяжело вздохнул, посмотрел на часы. Было около полуночи. Глянув на стриженый затылок Храмова, тихо спросил:

— Иван, как у тебя?

— Всё спокойно, товарищ старшина, — отозвался Ваня. — Я возьму твой сектор, а ты можешь перекусить. Потом сменишь Лаврентьева.

— Есть! — ответил Храмов, и проворно, как будто ждал этой команды, сполз вниз в углубление, где на плащ-палатке был разложен сухпай.

Лаврентьев, коротко взглянув на Ивана, который, шумно сопя носом, уже уминал тушёнку, беззлобно сказал:

— Не перестарайся, как в прошлый раз…

Он придвинулся ближе к Николаю и, улыбаясь, ещё тише продолжил:

— На прошлой неделе в наряде с Павлюком были, так этот деятель, почти весь сухпай один заглотил, а потом ещё удивлялся, как это у него так странно получилось.

Николай, перекладывая затёкшую ногу, повернулся на бок и бросил взгляд на Храмова. Тот уже уничтожил банку тушёнки и с энтузиазмом принялся за галеты. Старшина, глядя на эту картину невольно улыбнулся:

— Да-а, пожрать Ванька горазд!..

Стало ещё прохладнее. Из глубины оврага тянуло сыростью. От долгого лежания на влажной холодной траве Николая начал бить мелкий озноб. Да и Лаврентьев стал чаще поёживаться и шевелиться, так что перекусить им было самое время.

Старшина Ефименков с теплотой подумал о жене командира Татьяне Макаровне. Эта женщина постоянно заботилась о бойцах. Следила за тем, чтобы все на заставе были сыты и здоровы. Привозила из города книги, к праздникам устраивала концерты, потчевала солдат домашней стряпней.

Заступающим нарядам частенько доставались её домашние пирожки и другая снедь. Прослужив вместе с мужем все десять лет на границе, она не очерствела сердцем, относилась к солдатам как к детям, особенно к молодому пополнению. А во время отсутствия мужа-командира могла почти в полной мере его заменить. Выдавала оружие, ходила по командирской тропе. Зная тяжёлую пограничную службу не понаслышке, она понимала, как солдату необходима материнская забота и участие…

Обо всём этом думал старшина, втягивая ноздрями манящий запах пирожков с картошкой, к которым с удовольствием приступил прожорливый Храмов.

*****

Ход мыслей Николая прервал какой-то отдалённый гул за лесом. Он напрягся и попытался определить его природу, но было очень далеко. Через некоторое время этот странный гул, то усиливающийся, то стихающий, прекратился совсем.

Петлицы младшего командного состава Пограничных войск НКВД СССР

Лаврентьев уже приступил к еде, а Ваня Храмов, заметно повеселевший, заняв свою позицию, мечтательно проговорил:

— Эх, покурить бы после такой шамовки!

Старшине самому нестерпимо хотелось курить, но сейчас этого делать было нельзя, вот когда низину накроет предутренний туман, тогда можно и перекур устроить.

— Потерпи Ванёк, недолго осталось, скоро покурим…

После Лаврентьева подкрепился и Николай. Он поднёс к глазам часы, поймав отсвет луны увидел — второй час ночи… До смены оставалось чуть меньше трёх часов. Где-то, на восьмикилометровом участке границы, в зоне ответственности их заставы шли по маршруту пограннаряды, несли службу в «секретах» его товарищи.

Кстати, увеличить «секреты» до трёх человек — это была идея Ковалёва. Таким образом, он обкатывал молодёжь во взаимодействии с более опытными пограничниками, чтобы молодые бойцы быстрее набирались военной премудрости.

Прикипел Николай к границе, но и по гражданской жизни истосковался. Ему шёл уже двадцать второй год, и хотелось простого человеческого счастья. Он мечтал побывать на родной Смоленщине, где он провёл детство. Повидаться с семьёй, а потом вернуться в Ленинград, в город белых ночей, в котором он вступил во взрослую жизнь и встретил свою первую любовь.

Теперь наступило самое трудное время. Поели, завернулись в плащ-палатки, внутри потеплело… Перед глазами всё та же картина, медленно тянутся минуты, вокруг сонное царство, тишина… Только бы не потерять бдительность, только бы не проспать злой замысел и ухищрения коварного врага.

Лучшее средство прогнать сон Николай знал, и при необходимости всегда его применял — отжимался на руках до отказа, смачивал глаза и лицо холодной водой из фляги.

Глядя на старшину, тоже проделывал и Иван. Сергей Лаврентьев лежал неподвижно, и нельзя было понять, спит он или бодрствует, но на вопросы, которые Николай задавал ему время от времени, чтобы проверить его состояние, всегда отвечал сразу, чётко и внятно.

*****

Так прошло ещё часа полтора. Около трёх часов ночи, Лаврентьев вдруг приподнялся и левой рукой тронул Ефименкова за плечо:

— Коля, смотри!

Старшина придвинулся к сержанту, пристально посмотрел в направлении его взгляда. Справа по кромке поля кто-то быстро передвигался. Оба несколько секунд неотрывно наблюдали за этим странным мельканием в траве. Звуки шелестящей травы слышались всё отчётливее, стремительное движение приближалось к краю оврага.

— Зайцы! — выпалил Лаврентьев.

«Зелёные фуражки» в дозоре. Фотография сделана для газеты на одной из застав. Западная граница СССР. 20 июня 1941 года

Намётанным глазом Николай и сам увидел трёх или четырёх зайцев, на бешеной скорости перемахнувших через овраг. Храмов тоже что-то заметил в своём секторе, но не успели они переключить внимание на то направление, куда указывал Иван, как прямо над их головами, упруго рубя воздух крыльями, пронеслась пара глухарей. Николай про себя отметил, что вся эта живность двигалась в глубь нашей территории.

Не успели они всё это осмыслить и придти в себя от неожиданности, как откуда-то из глубины предрассветного неба на них стал накатывать нарастающий гул самолётов.

Пограничники привыкли к полётам немецкой авиации в нашей зоне, но то были единичные самолёты, иногда пара и, в основном, в светлое время суток. И почти не обращали на них внимания, так как по приказу наркома НКВД Берия открывать огонь по воздушным целям было запрещено.

Но сейчас было понятно, что в небе через границу идёт целая армада. У Николая мгновенно пересохло в горле. Он сел, лихорадочно соображая, что всё это могло означать.

Старшина оглядел своих бойцов, посмотрел в начинающее светлеть небо. Самолётный гул постепенно стихал в глубине нашей территории.

— Сколько же их пролетело, — ни к кому конкретно не обращаясь, продолжая глядеть вверх, произнёс Лаврентьев.

— Что же это, Дмитрич?! — уже не шепотом, а во весь голос, спросил Иван Храмов. На его побледневшем лице веснушки проступили ещё заметнее, а расширенные глаза вперились в Николая и требовали ответа.

*****

Рассветало. Закурилась речушка, над оврагом расстилался туман, всё вокруг становилось серым и, как показалось Николаю, почему-то очень тоскливым.

— Продолжать наблюдение, — приказал старшина и не узнал своего голоса, таким хриплым и каким-то утробным он был. Он взял бинокль и заметил, что ладони стали влажными.

Бойцы послушно заняли свои сектора и прильнули к оружию. Только Ваня то матерился, то причитал вполголоса, что он там бубнил себе под нос, было не разобрать.

Лаврентьев молчал, на его лице застыло удивление. Он смотрел в сторону леса широко раскрытыми глазами, брови его поднялись вверх, а лоб покрылся сеткой мелких морщин. Уголки рта опустились, и он по инерции покачивал головой, как, бы не веря и не понимая, как это так? Прошла армада самолётов в глубь ЕГО страны?

Николай внимательно вглядывался в этот смешанный лес, но ничего подозрительного не заметил. Стояли деревья, стояли кусты, как на фотобумаге в проявителе всё отчётливее и отчётливее приобретая черты утреннего леса, освещённого нежными розовыми лучами восходящего солнца. Всё было так привычно, мирно и красиво.

Первый день войны в Перемышле. Город был занят врагом 22 июня, но на следующее утро освобождён частями РККА и пограничниками. Удерживался до 27 июня

Вдруг Иван, почему-то обращаясь к Лаврентьеву, почти выкрикнул:

— Слышишь, Серёга?

— Ага, — тут же отозвался сержант. Николай тоже услышал этот странный пугающий шум со стороны леса.

Он шёл из этого проклятого леса, нарастая, усиливаясь от края до края отголосками эха.

И тут же, заставив всех вздрогнуть, ударили орудийные залпы, потом ещё и ещё раз. За спинами пограничников послышались разрывы снарядов и мин. Только сейчас Николай вспомнил про ракетницу. Лихорадочно зарядил её и запустил в небо сигнал тревоги.

— Ванёк! Беги на заставу, доложи — это нападение с сопредельной стороны! Движется большое скопление войск! Давай, Ваня! — Николай сунул Храмову в руки его трёхлинейку и легонько подтолкнул.

Сердце в груди старшины бухало огромным молотом. Оно отдавало и в висках, и в пятках, во всём теле. Никогда оно ещё так не билось. Мгновенно стало жарко. Николай, вглядываясь в оживший лес, скинул плащ-палатку, расстегнул ворот гимнастерки.

Деревья трещали, качались и падали, шумя листвой. Гул моторов, лязг гусениц нарастал, к ним примешивались ещё какие-то звуки. Старшина оглянулся. На той стороне оврага, в редколесье, мелькала пригнувшаяся фигура Ивана, ходко бежавшего между деревьями.

— Коля, идут!!! — страшным голосом прокричал Лаврентьев.

Николай сидел на корточках, и ноги его стали ватными от той картины, которую он увидел.

По всей ширине леса выползала какая-то серая, мышиного цвета масса. Николай с немым ужасом снова поднёс к глазам бинокль. Мысли трассирующими пулями летели в голове:

— Это всё… Началось! Фашист всё-таки двинул… Как же их много, ё-моё!!! Куда прёшь, сволочь!!!

Секундный ужас от осознания происходящего мгновенно сменился злобой и яростью.

— Приготовиться к бою! — гаркнул старшина во весь голос, будто командовал целой ротой, а не одним бойцом, который и так уже спешно орудуя сапёрной лопаткой, сооружал себе бруствер для удобства стрельбы.

*****

Николай, не отрываясь, смотрел в бинокль. Расстояние от леса до оврага чуть более километра. Немцы шли через поле медленно, по пояс в траве. Старшина отложил бинокль, бросил быстрый взгляд на Лаврентьева. Тот, сняв зелёную фуражку и высыпав в неё патроны, прильнул к прикладу своей трёхлинейки.

— Без команды не стрелять! — крикнул он Сергею, и стал осматривать фланги.

Со стороны заставы, над лесом, поднимались густые чёрные клубы дыма. Артиллерийский обстрел усилился.

«Да-а, жарковато сейчас на заставе», — мелькнуло в голове Николая.

Слева и справа на флангах сухо защелкали трёхлинейки, это «секреты» и наряды открыли огонь по врагу. Километрах в двух, в низине по старой дороге, поднимая клубы пыли, двигалась колонна танков и другой военной техники.

— Ну, суки! — Николай со злобой сжал челюсти, передёрнул затвор своего автомата. Он уже без бинокля отчётливо видел врага.

Немцы шли не спеша, по-хозяйски. Даже каски не надели. Они болтались у них на поясе, у многих винтовки висели за плечами, расстёгнутые вороты, закатанные рукава. Они весело переговаривались на своём гортанном языке, слышался смех и звуки губной гармошки.

— Не ува-ажаю-ют… — прохрипел старшина.

— Как на прогулке, бля… — зло отозвался Лаврентьев и сплюнул.

Николая заполняло чувство гнева и какой-то животной свирепости. Впервые он испытал нечто похожее ещё в детстве, когда они с отцом ехали в лес за дровами и увидели, как мужики из соседней деревни, средь бела дня, не таясь, воруют заготовленное ими сено.

Отец тогда бросил вожжи, крикнул:

— Сынок, бери топор!

И с рогатиной наперевес, страшно матерясь, ринулся на этих наглецов. Колька, размахивая топором, старался не отстать от отца, бежал, спотыкаясь о кочки, хлюпая лаптями не по размеру, и тоже что-то отчаянно кричал и ругался. Ему не было страшно, его гнала вперёд обида и злость. Они вставали спозаранок, косили, сушили, ворошили, стоговали это сено, чтобы зимой прокормить скотину, а с ней и всю семью — девять душ. А эти сволочи нагло воруют плоды чужого труда!

Вот и сейчас, глядя на то, как немцы идут, весело гогоча, положив руки поверх автоматов, отхлёбывая шнапс из фляжек, идут, и хотят так дойти до Москвы и дальше, растоптать его Смоленщину, пройти своими погаными сапогами через его родную деревню, его дом… Равнодушно уничтожая всё на своём пути. Когда Николай представил всё это, у него потемнело в глазах.

— Нет, падлы, так просто у вас не получится! — Николай подвигался телом, лёг поудобнее, упёрся ногами, слился с автоматом в единое целое. До фашистов оставалось уже метров четыреста, не глядя на Сергея, старшина скомандовал:

— Прицельно, огонь! — и сам застучал короткими очередями, целясь в белеющие металлом фашистские бляхи. Размеренно защёлкала пастушьим кнутом, трёхлинейка Лаврентьева.

Так начался первый для них бой этой войны.

Продолжение в следующем номере.

 

Площадки газеты "Спецназ России" и журнала "Разведчик" в социальных сетях:

Вконтакте: https://vk.com/specnazalpha

Одноклассники: https://ok.ru/group/55431337410586

Телеграм: https://t.me/specnazAlpha

Свыше 150 000 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья!

Оцените эту статью
1289 просмотров
нет комментариев
Рейтинг: 0

Читайте также:

Автор: НИКОЛАЙ КАЛИТКИН
31 Мая 2024
НА ОГНЕННОЙ ЧЕРТЕ

НА ОГНЕННОЙ ЧЕРТЕ

Автор: ЮЛИЯ АНОСЕНКО. ФОТО МАРИИ БЕРНИЦ
31 Мая 2024
ЗА ЗАСЛУГИ

ЗА ЗАСЛУГИ

Автор: ОЛЕГ КАССИН
31 Мая 2024
БИТВА ЗА ЗАГЛАВАК

БИТВА ЗА ЗАГЛАВАК

Написать комментарий:

Общественно-политическое издание