Автор: Юрий Нерсесов

АЛЫЕ МАКИ И ПАНСКИЕ ВРАКИ

Для поляков, любящих поговорить о воинской славе предков, нынешний год выдался особо урожайным. Шестидесятилетия Варшавского восстания и штурма Монте—Кассино отмечаются столь пышно, словно там и вправду решился исход Второй мировой. Ещё круче смотрятся претензии к союзникам по антигитлеровской коалиции. Нет, вопли насчёт покаяния Москвы за «бездействие» советских войск в дни восстания как раз никого не удивили. И демонстративный отказ пригласить на торжества российских официальных лиц тоже для недавних кремлёвских шестёрок обычное дело. Но дальше началось нечто неописуемое.

Зрелище получилось действительно душераздирающим. Больше всего оно напоминало появление в казарме пьяных салаг, пытающихся застраивать матёрых дедушек. В роли оборзевших салабонов выступили польские министры во главе с премьером Мареком Белкой. По словам пана Белки, извиняться за Варшаву должны не только тоталитарные москали, но и основатели парламентаризма — британцы. Мол, слишком мало помогали и не перебросили на своих еропланах польские части с западного фронта. Затем министр иностранных дел Чимошевич мимоходом пнул американцев, отдавших Польшу Сталину... Казалось, продлись мероприятие ещё немного, и каяться придётся Израилю (за преждевременный путч в Варшавском гетто), Франции (не поспешили подтянуть к Висле дивизию негров из Сенегала) и самому Господу Богу (до сих пор не обеспечил каждого пана имением с холопами).

Не зная особенностей польского национального характера, можно было предположить, что отмечая славный юбилей, премьер укушался до состояния, в просторечии именуемого его фамилией. Однако никакой белки, то бишь белой горячки, у главы правительства не наблюдалось. Десятки поколений предков просто вынуждали пана Марека выставлять себя на весь мир законченным идиотом.

Регулярно восставая против петербургской монархии, гордые шляхтичи требовали не просто независимости своей страны, но и возврата к границам 1772 года. То есть всей нынешней Белоруссии, Литвы, Западной Латвии и Центральной Украины. Даже та часть окружения Николая I и Александра II, которая искренне симпатизировала полякам и была готова предоставить им независимость, не могла пойти на такое. В итоге симпатии к повстанцам сменялись в российском обществе откровенной враждебностью, а власть, отправляя в Польшу очередную карательную армию, получала поддержку подавляющего большинства населения. Затем гонористое панство драпало, поддерживая штаны, аж до Парижа, где его быт воспел язвительный Генрих Гейне:

Сволочинский и Помойский —

Кто средь шляхты им чета?

Бились храбро за свободу

Против русского кнута.

Храбро бились, и в Париже

Обрели и кров, и снедь;

Столь же важно для Отчизны

Уцелеть, как умереть...

В том же кабаке питались,

Но боялся каждый, чтобы

Счёт другим оплачен не был.

Так и не платили оба...

Можем ждать героев краше,

Чем Шельмовский и Уминский,

Шантажевич, Попрошайский

И преславный пан Ослинский.

Само собой, едва просвещённая Европа готовилась к войне с Россией, прототипы Сволочинского и Помойского наперебой бросались предлагать свои услуги, требуя взамен границ 1772 года. Именно на таких условиях обещал содействие Наполеону воспетый советскими историками Костюшко, но император от подобной наглости просто озверел. «Скажите Костюшко, что он дурак!» — прошипел Наполеон министру полиции Фуше, после чего панству пришлось удовлетвориться нынешней восточной границей. За это польские легионы отправились сражаться в далекую Испанию, где безуспешно пытались подавить партизанское движение против оккупантов.

Два века спустя история повторилась. Отрабатывая ЦРУшные денежки, наследники «Солидарности» вынуждены отправлять свои войска в Ирак. Сейчас тысячи семей ожидают оттуда очередную партию цинковых гробов со своими отпрысками, и кое-кто наверняка вспоминает, что ни одному коммунистическому лидеру даже не приходило в голову послать хоть одного польского солдата в Афганистан.

Похоронки из далёкого Ирака, где поляки гибнут во имя бизнеса вашингтонских хозяев, вызывают у меня чувство глубокого удовлетворения, хотя их и оказалось меньше, чем ожидалось. К сожалению, использовать поляков в качестве полноценного пушечного мяса мистер Буш так и не смог, ввиду их полной небоеспособности. Как раз в дни торжественных речей о доблести варшавских повстанцев появилась информация о не менее торжественном драпе их потомков из Неджефа и Кадисии. Опыт боевых действий показал, что при любых мало—мальски серьёзных столкновениях с партизанами поляки прячутся за спины американцев.

Посему Вашингтон без колебаний дал согласие на грядущий вывод части польского контингента, хлопот от которого оказалось куда больше, чем пользы. Даже министр обороны Польши Шмидзинский, посетив Ирак, не доверил соплеменникам охрану сна своей драгоценной персоны, предпочтя ночевать в американской казарме.

Но может быть, нынешние поляки просто выродились, а их предки шесть десятилетий назад действительно покрыли себя неувядаемой славой? Недаром ведь алые маки под бенедиктинским аббатством Монте—Кассино, баррикады Варшавы и прочие символы польских воинских подвигов постоянно вдохновляли музу фрондирующей советской интеллигенции. Бродский, Слуцкий, Галич, Высоцкий и множество менее известных поэтов, в отличие от злоязычного Гейне, писали на темы польского воинства исключительно в возвышенных тонах, но регулярно попадали пальцем в небо. Хотя воинских достижений в польской истории вполне хватает, наши виршеплёты и барды обращались именно к событиям 1944 года, где многие ныне объявленные героями выглядели чрезвычайно глупо, а иногда и подло.

Как поляки арабов обокрали

На первый взгляд, прорыв немецких позиций у Монте-Кассино выглядит чрезвычайно красиво. Атакуя неприступное аббатство и окружающие его высоты, союзники раз за разом откатывались назад, заваливая трупами окрестности. Хотя в авианалётах на монастырь участвовало порой до тысячи бомбардировщиков, германские парашютисты с января по март 1944 года отбили три штурма. Целая армия, включавшая полдюжины британских, американских, индийских и новозеландских дивизий, оказалась бессильна перед снесённым почти до основания аббатством, и тогда в бой пошёл польский корпус генерала Андерса. Две его дивизии и танковая бригада начали наступление 12 мая, а уже 18-го над развалинами монастыря гордо взвился красно-белый флаг.

Победа кажется особенно впечатляющей, если вспомнить, что одержали её армия и генерал, до того всеми силами уклонявшиеся от участия в боевых действиях. Сформированным на территории СССР дивизиям Андерса неоднократно предлагалось отправиться на фронт, но польское командование категорически отказывалось, ссылаясь то на малочисленность своего контингента, то на слабую подготовку. Может, принципиальному антикоммунисту и русофобу просто не хотелось помогать ненавистным москалям? Но, неоднократно заявляя, что задача поляков сейчас разбить Роммеля, бравый генерал уклонился и от боёв в Египте. Лишь к концу 1943 года британцы смогли вытолкнуть корпус Андерса на итальянский фронт. Позже поляков там пошли в бой только бразильская дивизия и еврейская бригада.

Каким образом столь храброму воинству удалось захватить позиции, о которые обломали себе зубы лучшие части союзников? Очень просто — они их никогда не брали. На самом деле штурм высот 593 и Сан-Анджело 12 мая провалился точно так же, как и предыдущие. При этом, в отличие от индусов с новозеландцами, вояки Андерса не рискнули продолжать и трое суток просто зализывали раны.

Тем временем на соседнем участке у союзников наконец обозначился успех. Просочившись по труднодоступным горным тропам, алжирские и марокканские колониальные части де Голля создали угрозу тылу всего немецкого фронта. Воспользовавшись успехом арабов, продвинулись вдоль побережья Тирренского моря и американцы. Вслед за ними начал наступление канадский корпус, а в глубоком тылу немцев возобновили атаки англо—американские части с захваченного ещё в январе плацдарма у Анцио. Малочисленные немецкие войска оказались под угрозой окружения и отступили, оставив помимо прочего и многострадальное аббатство. Под утро 17 мая поляки осторожно двинулись за ними и ещё через сутки заняли опустевший монастырь. За всю неделю, главным образом в бою 12 мая, корпус Андерса потерял 4199 человек, в том числе 924 убитыми. Битва за Монте—Кассино закончилась ввиду полного отсутствия противника.

Вероятно, понимая истинную ценность столь великой победы, польские историки изо всех сил пытаются приукрасить историю баталии. Вот и автор «Польской армии 1939-1945» (М.: АСТ, 2002) С.Залога утверждает, что корпус Андерса хоть и не взял высоты, но зато «оттянул на себя вражеские резервы». О каких конкретно немецких частях идёт речь, Залога умалчивает. И правильно делает: их просто не существовало.

На самом деле первая немецкая резервная дивизия прибыла на фронт, дабы ликвидировать прорыв арабов, а ещё три пытались сдержать начавшееся наступление британцев, американцев и канадцев. Подкреплять непоколебимый участок у монастыря гитлеровцам не имело смысла, и они неоднократно об этом писали.

«Так как польскому корпусу прорваться севернее Кассино не удалось, обстановка на этом участке оставалась сносной», — вспоминал в своей «Истории Второй Мировой войны» (М.: АСТ, 1999) немецкий генерал Типпельскирх. «1-я парашютно-десантная дивизия и не думала сдавать Монте-Кассино, — вторит ему бывший командующий немецкими войсками в Италии фельдмаршал Кессельринг. — Чтобы поддерживать контакт с 14-м танковым корпусом, я был вынужден отдать приказ об их отходе, чем вызвал недовольство их командования» («Люфтваффе: триумф и поражение». М.: Центрполиграф, 2003). Ну очень немецкая десантура хотела андерсевцам ещё разик дупу надрать!

Подобных цитат можно привести ещё много, но и так ясно, что в истории с Монте-Кассино налицо откровенная кража. Наследники Андерса внаглую присвоили победу арабов, а творческая интеллигенция всех мастей помогла им прикрыть хищение. Возможно, многие из певцов польских воришек искренне не представляли подлинную картину событий, но мне почему—то кажется: знай они правду, ничего бы не изменилось. Например, Галич не мог не знать, что под Нарвой в 1943-м никаких боевых действий не велось. Тем не менее, дабы сильнее пнуть ненавистный режим, пел себе на голубом глазу, как именно в этом году там легла пехота «без толку, зазря».

Партизанская статистика

Паны, ответственные за организацию подпольной работы в самой Польше, оказались вполне под стать Андерсу. Первые три года оккупации подчиняющиеся эмигрантскому правительству генерала Сикорского боевые группы, объединённые в январе 1940 года в «Союз вооружённой борьбы», а с февраля 1942-го в «Отечественную Армию» или «Армию Крайову», откровенно бездельничали. С оккупантами тогда боролись главным образом отдельные отморозки, типа майора Добжанского, который, собрав группу отбившихся от своих частей солдат, продержался в лесах Калецкого воеводства более полугода. Но таких было мало, а лондонское правительство предпочитало ждать, пока их Родину освободит кто-нибудь другой.

Предполагалось, что рано или поздно западные союзники победят, и эмигрантские министры без проблем въедут в Варшаву на белых конях. А пока, дабы заслужить благосклонность хозяев и продемонстрировать собственную крутость, правительство Сикорского объявило войну СССР, организовало несколько диверсионных акций против белорусских сельсоветов и подготовило для удара по москалям бригаду карпатских стрелков. Планировалось, что её батальоны войдут в состав англо-французского экспедиционного корпуса, предназначенного для действий в Заполярье вместе с финнами, но союзники собирались слишком долго. «Линия Маннергейма» рухнула, и штурм Мурманска шляхетской эмиграцией пришлось отменять.

Тем временем война продолжалась, основным её фронтом стал Восточный, и Сталин приказал европейским коммунистам начать бить немцев. До того момента маломощные польские коминтерновцы тоже не шибко рвались в бой за отчизну, но теперь им поневоле пришлось выполнять указания начальства. Созданная в январе 1942 года подпольная прокоммунистическая «Народная гвардия» («Гвардия Людова») уже в мае начала боевые действия против оккупантов.

Первые же акции прокремлёвских партизан заставили зачесаться и лондонскую камарилью. Когда командующий Армией Крайовой генерал Ровецкий сообщил, что действия Гвардии Людовой вызывают у населения симпатии к большевикам, Сикорский и К° решили поддержать свою репутацию. В октябре 1942 года внутри АК было создано специальное командование, отвечающее за диверсии, которое тоже начало кого-то отстреливать и чего-то взрывать. Несомненно, определённый урон гитлеровцам и АК, и ГЛ нанесли, однако при ближайшем рассмотрении он представляется просто мизерным.

Конечно, и «крайовцы», и «людовцы» пускали под откос поезда, взрывали железнодорожные мосты и жгли склады, но на фоне происходящего на Востоке их деяния смотрелись весьма бледно. Если белорусские партизаны перед операцией «Багратион» практически полностью парализовали немецкий тыл, то при продвижении советских войск по Польше подавляющее большинство коммуникаций оставались целёхонькими. Отчасти именно поэтому столь грандиозных «котлов», как в Белоруссии, вермахт здесь избежал, сумев отвести свои потрёпанные части за Одер.

Не слишком впечатляет и количество уничтоженных поляками гитлеровцев. Если заглянуть в фундаментальный труд Б. Мюллера-Гиллебранда «Сухопутная армия Германии 1933-1945 гг.» (М.: Эксмо, 2002), то потери на территории Польши там не указаны вообще. Все прочие, от понесённых в Норвегии в 1940-м (5666 убитых и пропавших без вести) до жертв Восточного фронта с 22 июня 1941 по 30 ноября 1944 года (2416784) налицо. Более того, проведя простейшие арифметические действия, можно подсчитать, что бомбёжки и диверсии союзников, Движение Сопротивления, болезни и несчастные случаи до декабря 1944-го стоили вермахту и СС примерно 20 тысяч душ в оккупированной Западной Европе и 30 тысяч на Балканах. А вот о Польше и Чехии Мюллер-Гиллебранд не говорит ни слова. И поскольку над его табличкой значится «потери сухопутных сил на основных театрах военных действий», очевидно, что Польша к таковым не относится. Даже десантируясь в Норвегии, немцы потеряли больше, не говоря уже о прочих фронтах.

Возможно, Мюллер-Гиллебранд просто не любит поляков и злостно замалчивает их подвиги. Но и у историков типа Залоги найти вменяемые альтернативные цифры тоже невозможно. По его словам, польские партизаны в 1942 году выводили из строя по 250-320 немцев в месяц, а в первой половине 1944-го даже по 850-1700. Поверим. Пусть в 1943-м имело место нечто среднее, и тогда с середины 1942-го до Варшавского восстания получается тысяч двадцать. При обычном соотношении убитых и раненых покойников отказывается 7-8 тысяч, но тогда встаёт вопрос, где их закопали?

Если речь идёт о Польше в границах 1939 года, тогда изрядную долю придётся списать на украинских и белорусских партизан. Коли рассматривать только собственно польские территории, так там немало погуляли партизанские бригады П.П.Вершигоры, М.И.Наумова, Н.А.Прокопюка и много кого ещё. Их панове тоже решили обокрасть, как арабов?

Анализ потерь АК и ГЛ тоже не проясняет картину. Официальная польская цифра — 20 тысяч без Варшавского восстания. Но опять же неясно, в боях с кем они пали? Входят ли сюда аковцы, погибшие в столкновениях с советскими войсками? Учтены ли жертвы событий на Западной Украине? Помнится, именно там Армия Крайова и бандеровцы на глазах у прикалывающихся немцев устроили бойню соответственно украинского и польского населения, периодически отстреливая друг друга. (Да и в Литве наблюдалось нечто подобное, хотя и в меньших размерах).

Наконец, изрядную долю из 20 тысяч погибших польских партизан составляют уничтоженные в междоусобных разборках. Если очищать Польшу от украинцев АК могла на более—менее «законных» основаниях, прикрываясь борьбой со старым гитлеровским агентом Бандерой, то с коммунистами и тем более с евреями такой номер не проходил. И тогда панове придумали воистину изумительный ход. Боевики входившей в лондонское правительство правой Национальной партии объявили о своей независимости от АК и создании собственной военной организации — «Национальные вооружённые силы» («Народове Силы Збройне»).

Открытую войну с коммунистами они начали 9 августа 1943 года, уничтожив партизанский отряд у деревни Боров. Далее «збройники» продолжали в том же духе, заодно отстреливая где возможно евреев и украинцев. Зато с немцами у главарей НСЗ установились самые тёплые отношения. Атаманы Осевич, Курциуш и Наконечников-Клюковский замечательно нашли общий язык с оккупантами, неоднократно получая от них деньги и оружие. Вскоре часть боевиков «вышла из подполья» и в составе так называемой Свентокшицкой бригады открыто выступила на стороне немцев, а потом драпанула с ними в Германию.

На протесты по поводу террора НСЗ лондонское правительство лицемерно разводило руками и жаловалось, что эти бандиты таки совсем ему не подчиняются. Наверное, с особенно честными лицами отбрёхивались партайгеноссены вышеупомянутых бандитов из Национальной партии.

Пакт Коморовского - Фухса

Очень забавная выходит картинка. С одной стороны, политическое руководство «патриотов» из АК и пособников оккупантов из НСЗ мирно заседает в одном правительстве. С другой — как уже писала наша газета, некоторые отряды самой АК, как например группы Зайончковского и Борисевича, получали оружие от гитлеровцев (Игорь Пыхалов. Последняя собака Антанты // Спецназ России. 2003. №2). С третьей — в той же статье приведено немало случаев, когда «аковцы», «збройники» и группы созданных немцами польских полицаев рука об руку действовали в советском тылу.

Немало неприятных для Армии Крайовой фактов приводят и другие исследователи. Так, известный белорусский журналист Евгений Ростиков раскопал весьма дурно пахнущую историю с получением оружия от немцев аковскими отрядами Пилька, Пуркевича и Шенделяжа. Стволы выдавались не зря — так, Пуркевич уничтожил в районе Налибокской пущи отряд еврейской самообороны, а Пильк и Шенделяж неоднократно нападали на советские партизанские отряды.

Не слишком ли много общего у партизан с полицаями получается? Юрий Мухин, автор нескольких книг, посвящённых событиям в Польше во время Второй мировой войны, уверен, что на самом деле польское правительство в Лондоне работало на немцев. Поскольку существовала опасность, что в случае советского наступления отряды АК начнут без приказа рвать железные дороги и мосты, командование якобы специально стянуло их в Варшаву, дабы гитлеровцы могли их там без проблем уничтожить. В качестве доказательства Мухин приводит отрывок из составленного за неделю до восстания приказа военного коменданта Варшавы об эвакуации из города женского персонала военных учреждений. Кроме того, Юрий Игнатьевич указывает на успешную оборону большинства немецких опорных пунктов в первые дни восстания.

На меня эти аргументы впечатления не произвели. В конце концов, немцы могли эвакуировать своих фрау и в связи с приближением линии фронта, а неудача атак на учреждения оккупантов легко объясняется плохой подготовкой бойцов АК. Но вот документ, приведённый уже не радикалом Мухиным, а его постоянным оппонентом, вполне официозным историком Махмудом Гареевым. Согласно обнаруженным в польских архивах документам, незадолго до восстания вблизи варшавского пригорода Юзефова прошла встреча командующего Армией Крайовой Тадеуша Коморовского и офицера немецкой службы безопасности Пауля Фухса. Более того, в архивах сохранилась дословная запись их разговора:

«ФУХС. Пан генерал, до нас дошли слухи, что вы намерены объявить о начале восстания в Варшаве 28 июля и что в этом направлении с вашей стороны ведутся активные приготовления. Не считаете ли вы, что такое решение повлечёт за собой кровопролитие и страдания гражданского населения?

КОМОРОВСКИЙ. Я только солдат и подчиняюсь приказам руководства, как, впрочем, и вы. Моё личное мнение не имеет здесь значения, я подчиняюсь правительству в Лондоне, что, несомненно, вам известно.

ФУХС. Пан генерал, Лондон далеко, они не учитывают складывающейся здесь обстановки, речь идёт о политических склоках. Вы лучше знаете ситуацию здесь, на месте, и можете всю информацию о ней передать в Лондон.

КОМОРОВСКИЙ. Это дело престижа. Поляки при помощи Армии Крайовой хотели бы освободить Варшаву и назначить здесь польскую администрацию до момента вхождения советских войск... Я знаю, что вам известны места, где я скрываюсь, что каждую минуту меня могут схватить. Но это не изменит ситуации. На мое место придут другие, если Лондон так решил, восстание, несомненно, начнётся».

(«Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства». М., 1996)

Итак, сменивший очень кстати арестованного Ровецкого Коморовский боится попасться в лапы к немцам — и в то же время совершенно спокойно ведёт с ними переговоры. Командующий АК, а значит, и лондонское правительство заранее предупреждены, что враг знает о готовящемся восстании, вплоть до даты, но всё равно его поднимают. Неужели решили последовать примеру Владимира Ильича, устроившего октябрьский переворот после того, как Каменев и Зиновьев всех сдали?! Но немецкие генералы слабо напоминают прекраснодушного Керенского. Рассчитывать на их разгильдяйство — чистой воды самоубийство, что и доказало кровавое подавление восстания.

Однако если Мухин прав, выходит, что в августе 1944-го, когда судьба Рейха была уже предрешена, лондонские поляки продолжали работать на любимого фюрера? Финны с румынами судорожно соскакивают с несущегося на всех парах в пропасть гитлеровского поезда, венгры начинают закулисные переговоры с союзниками, а паны все как один хранят верность до конца? Да ещё и гробят собственные вооружённые силы, которые могли бы стать некоторым козырем в переговорах с просоветским правительством в Люблине?

Возможно, для каких-нибудь фанатичных эсэсовцев такая преданность вполне уместна, но никак не для вертлявых лондонских эмигрантов. А вот если предположить наличие в эмигрантской верхушке влиятельных агентов Берлина, которых начальство крепко держит за жабры, картина вырисовывается очень логичная. Скорее всего, таким агентом был Коморовский — он, находясь в Польше, мог прекрасно морочить голову лондонцам. Польское правительство получает от генерала успокоительные заявления, что всё в порядке, немецкий фронт рушится, гарнизон Варшавы слаб, и самое время брать власть. Подстёгиваемые страхом перед опирающимся на советские штыки коммунистическим правительством в Люблине, лондонцы дают добро и обрекают АК на гибель.

Скорее всего, союзники чувствовали неладное. Британский премьер Черчилль весьма прохладно отнёсся к идее восстания. Когда же самолёт, вёзший эмигрантского премьера Сикорского, рухнул в Средиземное море у Гибралтара, британцы столь тщательно засекретили результаты расследования, что возникли подозрения о ликвидации Сикорского ими самими. Если предположить в главе лондонского правительства немецкого агента — дело вполне возможное, однако, судя по дальнейшему развитию событий, одним «кротом» дело не ограничилось.

Герр же Фукс вполне мог вести переговоры с Коморовским «втёмную», искренне не представляя, кто перед ним стоит. Возможно его и послали, дабы проверить, не решил ли командующий АК соскочить и действительно ли он готов послать своих людей на бессмысленную бойню.