Автор: Светлана Лурье

СТЕКЛЯННЫЙ ДОМИК

Уже больше месяца в Голландии полыхают мечети и церкви. Начавшаяся после убийства в прошлом месяце кинематографиста Тео ван Гога, лишившегося жизни за критику ислама, настоящая война между этническими общинами никак не может утихнуть. Французская «Монд» пишет, что напряженность в Нидерландах между коренным населением и мусульманской общиной накалилась до предела.

«Считается, что эта страна отличалась самой большой в мире терпимостью. Так, по крайней мере, казалось самим голландцам. «Голландский сад со множеством культур», где сообщества протестантов, евреев, мусульман, геев свободно проживают бок о бок. Страна, широко распахнувшая двери для иммигрантов, отменившая удостоверения личности и сделавшая ставку на «социальную полицию» и либерализацию наркотиков, чтобы сократить преступность», утверждает Би-Би-Си.

ПЛОДЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ

Нидерланды продемонстрировали Европе привлекательную модель реализованной толерантности – той самой, к которой так стремились сердца европейцев. Философской основой такой модели считается провозглашенная эпохой Просвещения всеобщая терпимость. У красивой европейской мечты (атеистической по своему духу) есть и некое религиозное оправдание в виде лютеранского учения, согласно которым конечной инстанцией истины является человеческая совесть. А совесть – она каждому нашептывает своё и по-разному. Но совесть должна иметь возможность свободно выражать себя, и каждому позволено быть тем, кем ему хочется. При этом никто не должен мешать другому, но видеть в нем брата.

Именно такое общество построила у себя – как все полагали - Голландия. Потомки суровых гёзов, некогда восставших против испанского владычества во имя свободы совести, создали маленький оазис полной, ничем не ограниченной свободы. Начиная от свободной продажи сигарет с марихуаной, и кончая легальной эвтаназией. И, разумеется, неограниченной терпимости к любым меньшинствам – начиная от сексуальных и кончая национальными.

И какое-то время казалось, что в отдельно взятой стране построен филиал Царства Божьего, где лев возлёг рядом с ягнёнком, и все обнялись со всеми, ко всеобщему же удовольствию.

Первый тревожный звоночек прозвенел в 2002 году, когда ультраправый политический деятель Пим Фортайн заявил в своей предвыборной программе в Парламент, что страна переполнена мигрантами до предела. Общественный шок тогда вызвали не столько призывы Фортайна (которого, кстати, в этом году телезрители во время опроса признали величайшим (!) голландцем), сколько то, что его поддержало не менее пятнадцати процентов населения. Целых 15 процентов голландцев посчитало, что с них достаточно разномастных мигрантов и страну следует для мигрантов закрыть.

«Спецназ России» в свое время писал об этом, но следует напомнить обстоятельства. Фортайн особо выступал против мусульман. На то у него были свои особые причины. Он был гомосексуалистом и кичился этим. Ислам же в принципе против гомосексуализма и любых сексуальных перверсий вообще. Но убили его не мусульмане. За 10 дней до выборов его убил радикальный экологист - после того, как он где-то что-то ляпнул в защиту шуб из натурального меха.

Тео ван Гог (кстати, прямой потомок брата великого художника) снимал фильм о Пиме Фортайне, который через несколько дней должен был выйти на экраны. Перед этим он снял фильм «Покорность», направленный против мусульманских порядков в семье. С тех пор он стал получать записки с угрозами расправы. Но дело было не только в фильме. Тео ван Гог вообще прославился как ярый борец с исламом, называвший мусульман «чистильщиками ботинок Аллаха», а пророка Магомета «насильником и педофилом». Впрочем, в толерантной Голландии это считалось всего лишь выражением права на свободу слова…

В голландском обществе сложилась крайне своеобразная обстановка. Говорить можно все что угодно. При этом жизненные устои тоже могут быть какими угодно. От мигрантов не требуют абсолютно никакой европеизации. Символом и полным удостоверением мультикультурности считается двойное гражданство. Социальные пособия достаточны, чтобы мигранты могли не работать. Так что они фактически не соприкасаются с коренным населением страны.

Убийство Тео ван Гога двадцатишестилетним марокканцем (всего на сегодняшний день задержано шесть человек, которые все так или иначе считаются причастными к убийству Тео ван Гога) имело эффект грома среди ясного неба. Тем более, что на груди убитого была оставлена записка с перечислением других потенциальных жертв. До того дня голландцы пребывали в уверенности (и выражали свою уверенность вслух), что жертвами джихада могут быть кто угодно, но только не сверхтолерантные жители Нидерландов. Теперь пришлось столкнуться с суровой действительностью.

Но отгремели первые взрывы негодования и возмущения, и перед жителями Нидерландов встал неприятный вопрос: что они делают не так?

ПРИНУЖДЕНИЕ К АССИМИЛЯЦИИ

Тот, кто попроще, ответ на этот вопрос нашел легко: мусульман надо гнать из страны поганой метлой. А для того, чтобы им жизнь в Голландии медом не казалось, жечь мечети и мусульманские школы. На сегодняшний день в первых чисел ноября в Нидерландах сгорело двадцать мечетей и несколько мусульманских школ. Для такой крошечной страны очень и очень немало. Это практически открытая война с мусульманским населением. В ответ начались поджоги христианских церквей разных конфессий. И градус кипения не спадает пока ни на малую долю.

Перед интеллектуалами же встал вопрос: может быть, всепоглощающая толерантность ведет ко злу (как выразила это «Немецкая волна»)? Может быть, нужно стараться интегрировать мигрантов в голландское общество? Но если так, что для этого нужно делать?

Самое простое и естественное – заставить работать. Или, как сейчас политкорректно выражаются, добиться того, чтобы работать было экономически более выгодно, чем не работать. Если выражаться просто: сократить для мигрантов социальные пособия. Сейчас им полагается кров, полное довольствие и деньги на карманные расходы. Последнее, размышляют в некоторых европейских странах, можно и поубавить. Это пункт первый.

Пункт второй: запретить насилие в семьях. Это попробовала сделать в прошлом году Франция, и у нее это получилось, хотя и не без сложностей и проблем. Но Франция – это не Голландия или Германия. Дело в том, что французское общество вообще обладает значительным интегративным потенциалом. Они вообще все и вся стремятся офранцузить - и делают это легко, почти играючи. Тем более, что и сознательная установка у них этому соответствует.

Теперь Голландия с завистью смотрит на США. Там нет вообще никаких прописанных программ интеграции мигрантов, а интеграция происходит как бы сама собой. Но это тоже от этнопсихологической конституции народа: американцы привыкли воспринимать своё общество как «большой котёл», где перемешиваются разные нации и культуры, и умеют это делать.

Голландцам же (как и немцам) предстоит выработать специальную программу. Но именно этого они и не могут сделать, поскольку такая программа будет противоречить устоям голландского общества, каковые являются предметом их особой гордости.

Впрочем, долго ли они еще будут ими являться, когда в стране полыхают пожарища?

Однако даже простая идея лишать двойного (точнее в данном случае – голландского) гражданства тех из мигрантов, которые замечены в антигосударственной деятельности, кажется достаточно нетолерантной, чтобы выставить ее на обсуждение в парламенте как законопроект.

Наконец, пункт третий. Само общество, и прежде всего сами мигранты, должны ополчиться против экстремистов и террористов. Но как их отличить от добропорядочных граждан? В Германии высказывается мысль, что хорошо бы заставить мулл проповеди в мечетях читать на немецком языке. Тогда сразу станет ясно, кто к чему призывает. (Впрочем, муллы могут высказываться и вне официальной проповеди – мы-то в России знаем это очень хорошо.) Но эта идея не кажется осуществимой. Тогда пришлось бы, например, ввести обязательный немецкий язык и в православных церквях? Чтобы все были равны. Ведь не может же государство показать, что под подозрение в экстремизме попадают только мусульмане. Кроме того, тут же припомнили, что в коммунистической Польше собрания немецких религиозных общин в принудительном порядке проходили на немецком языке – а значит, это признак тоталитарного государства.

В Нидерландах о такой идее даже не заикаются. Она опять же ставит под угрозу пресловутую голландскую терпимость.

ВИСЕТЬ НА ЛИАНЕ

Прошло больше месяца со времени убийства Тео ван Гога, а порожденная этим убийством проблема только набирает обороты. Ситуация чем дальше, тем больше кажется безвыходной.

Та идея, которая зреет в голландском обществе - просто прогнать всех мигрантов восвояси, никак не может быть принята истеблишментом. Нидерланды без толерантности перестанут быть Нидерландами.

Напомним ещё раз, что Нидерланды – модель для всей Европы. Этой модели, как мы уже упомянули, следует Германия. Ей же долгое время следовала Великобритания. В результате англичане за исключением некоторых преимущественно сельских районов чувствуют себя загнанным и забитым меньшинством.

Когда я была в Лондоне, один английский юморист, довольно известный, бросил со сцены в зал крамольную фразу, обратившись к негру-полицейскому: «Я понимаю, что в Лондоне жить трудно. Но все-таки легче, чем висеть на лиане». Эту шутку шепотом передавали из уст в уста (шепотом – поскольку в Великобритании со свободой слова похуже, чем в «свободной» Голландии) и тихо ликовали. При этом шутка казалась почти непристойной, то есть не политкорректной. Но это при том, что в Британии мигранты по крайней мере работают и в целом занимают какое-то место в британском обществе. Хотя тоже, как в Голландии, не ассимилируются.

Но у англичан есть свой особый метод борьбы – демографический. В каждой английской семье сейчас не менее трех детей. Развращенные и избалованные голландцы на такое самопожертвование не способны.

Таким образом, проблема государств типа Нидерландов кажется неразрешимой. Рано или поздно (хотя пора бы уже?) волна, вызванная убийством Тео ван Гога, спадет. Но произойдет новый инцидент. Общество будет разрушать само себя. Или пора запрещать свободу слова, чтобы коренные голландцы сидели тише воды, ниже травы?

Найдет ли Европа выход из создавшейся ситуации?

Сейчас страны одна за одной приостанавливают прием миграционных потоков. Это выглядит порой жестоко, поскольку в сытую Европу бегут не от хорошей жизни, но европейцев понять тоже можно. Вопрос в другом: что делать с уже приехавшими. Неужели до Европы докатилась война культур, предсказанная американским политологом Сэмюэлем Хантингтоном, и о которой в последнее время столько говорили в США?

Европа не хочет борьбы. И с ужасом взирает на Нидерланды, как на осквернённый грехопадением рай.

Как могло случиться, что одна отдельно взятая маленькая страна вообразила, что ей не грозит всемирный исламский Джихад? «Убийство голландского режиссера Тео ван Гога подозреваемым исламским радикалом должно раскрыть европейцам глаза на тот факт, что «у войны с террором два фронта» и что борьба с исламским терроризмом в Европе должна вестись так же решительно, как и в горах Гиндукуша», - это было написано в одной из голландских газет на днях, словно не было событий в Испании весной этого года, когда Европа уже стала объектом массового терроризма. Это уже, что называется, «а поутру они проснулись».

И спонтанная народная реакция, как в Голландии, способна только еще больше разжечь противостояние. Мусульмане уже давно живут в Европе, покидать ее они не собираются. И за Европу будут бороться.

Европейские проблемы в большинстве своем всплывают внезапно, вдруг. И не потому что они на самом деле неожиданны, их нельзя предсказать. Европейцы, когда дают себе труд задуматься, прекрасно умеют предвидеть. Но сейчас они по доброй воле поселились в иллюзорном мире и ни в какую не хотят его покидать. С другой стороны, как выяснилось, достаточно одного камешка, чтобы благоустроенный европейский стеклянный домик дал трещину. Одно убийство – и такая волна народной реакции.

Может быть в каком-то смысле это хорошо – голландцы, по крайней мере, не утратили элементарные навыки этнической солидарности. Возможно, это касается и всех европейцев вообще. Но в таком случае пресловутой европейской толерантности скоро придется сойти с исторической сцены. И пока непонятно, что придёт ей на смену.